Если это действительно пружинная игла, думал Пауль, хитро запрятана. Брюки кажутся совершенно целыми…
– Почему ты молчишь? – спросил Фейд-Раута.
Пауль продолжил движение по кругу. Он позволил себе холодно улыбнуться, услышав нотки неуверенности в голосе противника, – молчание начинало действовать Фейд-Рауте на нервы.
– Улыбаешься, да? – проговорил Фейд-Раута и, не договорив, снова прыгнул.
Пауль, ожидавший небольшой задержки удара, едва не пропустил его. Клинок обрушился на него сверху вниз и оцарапал его левую руку. Усилием воли он подавил боль – значит, понял он, предыдущая задержка была лишь трюком. Да, соперник оказался сильнее, чем он ожидал.
Предстоит столкнуться с хитростями внутри хитростей, скрытых хитростями…
– Это твой же Суфир Хават меня кое-чему научил, – похвастался Фейд-Раута. – Ему я обязан тем, что первым пустил тебе кровь… Жаль, что старый дурак не дожил до этого мига, верно?
А Пауль вспомнил слова Айдахо: «Ожидай лишь того, что можно встретить в бою. Тогда ничто не захватит тебя врасплох».
И оба вновь закружили в низкой стойке, настороженно следя друг за другом.
Пауль заметил, что его противник вновь оживился. С чего бы это? Неужели эта царапина так много значит для Фейд-Рауты? Разве что на ней яд, но откуда? Ведь его люди тщательно осмотрели и проверили ядоискателем клинок. Они слишком хорошо знали свое дело, чтобы упустить настолько очевидную вещь…
– Слушай-ка, – вновь заговорил Фейд-Раута. – Кто тебе та женщина, с которой ты говорил? Ну, та малышка? Твоя цыпочка, а? Как ты думаешь, а моего внимания она заслуживает?
Пауль молчал – внутренним зрением он исследовал рану и кровь, коснувшуюся лезвия. Он сразу обнаружил следы снотворного – наркотик был, конечно, занесен клинком Императора. Приказал телу изменить метаболизм и перестроить молекулы наркотика, но… Они приготовили клинок со снотворным… Снотворное! Ядоискатель на него не реагирует, но такой штуки достаточно, чтобы замедлить мышечную реакцию. Да, поистине у его врагов были наготове планы внутри планов и внутри других планов – сплошь коварство!
Фейд-Раута опять прыгнул, ударил с лета.
Пауль с застывшей улыбкой сделал чуть замедленный выпад, словно наркотик начал действовать, но в последний миг он сделал резкий нырок и встретил руку Фейд-Рауты острием криса.
Фейд-Раута ушел в сторону, перебросил оружие в левую руку. Но побледневшая на скулах кожа выдала его боль.
Пусть теперь и он поволнуется, подумал Пауль. Пусть подумает о яде..
– Предательство! – крикнул Фейд-Раута. – Он отравил меня! Я чувствую яд в руке!
Пауль впервые за время поединка ответил ему:
– Всего лишь капелька кислоты. Плата за наркотик на императорском клинке.
Фейд-Раута овладел собой и ответил такой же холодной улыбкой, левой рукой взмахнул клинком в шутовском салюте. Но его глаза сверкали яростью.
Пауль перебросил крис в левую руку, чтобы правильно повернуться к противнику. И они вновь закружили по залу.
Фейд-Раута начал понемногу приближаться к Паулю. Он высоко держал свой нож; в раскосых глазах и в том, как он стиснул челюсти, читалось озлобление. Он ударил вправо-вниз, и оба соперника сошлись в ближнем бою, клинок к клинку.
Пауль, остерегаясь правого бедра Фейд-Рауты, где, как он подозревал, была скрыта отравленная пружинная игла, заставил Фейд-Рауту развернуться левым боком. И почти пропустил иглу, которая выскочила из-под пояса. Только движение корпуса Фейд-Рауты предупредило его, и острие не достало до тела всего какой-нибудь миллиметр.
На левом бедре!
Да, коварство в коварстве внутри коварства, напомнил себе Пауль. Используя навыки, развитые подготовкой Бене Гессерит, он прогнулся, пытаясь обмануть Фейд-Рауту, но из-за необходимости все время уклоняться от иглы на бедре противника потерял равновесие, оступился и в следующий миг оказался на полу, а Фейд-Раута навалился на него.
– Видел, что на моем бедре? – шепнул ему Фейд-Раута. – Это твоя смерть… глупец!
И он стал поворачиваться, подводя иглу.
– Эта штука парализует твои мышцы, а мой нож докончит дело! – объяснил он. – И никто ничего не обнаружит!
Пауль напрягся. Он слышал, как в глубинах его мозга бесчисленные предки кричат, приказывая ему произнести кодовое слово – остановить Фейд-Рауту и спасти себя.
– Я не сделаю этого! – выдохнул он.
Фейд-Раута удивленно замер – на какую-то долю секунды. Но ее было довольно, чтобы Пауль заметил плохо уравновешенное напряжение в мышцах ног противника, – и в следующий миг они поменялись местами. Теперь Фейд-Раута оказался под ним, задрав только правую ногу, и не мог повернуться, потому что игла на левом бедре засела в полу.
Пауль высвободил левую руку – собственная кровь помогла ему, сделав руку скользкой. Нанес удар крисом снизу под челюсть Фейд-Рауте. Клинок вошел в мозг – Фейд-Раута дернулся и обмяк, но лег не навзничь, а вполоборота – игла, застрявшая в полу, все еще удерживала его.
Глубоко дыша, чтобы успокоиться, Пауль оттолкнулся от трупа и поднялся на ноги. Он встал над мертвым телом с крисом в руке и нарочито медленно перевел взгляд на Императора, стоявшего у противоположной стены.
– Ну вот, Ваше Величество, – произнес Пауль. – Еще одним человеком меньше в вашем войске. Хотите еще поиграть словами, притворяться и высокомерничать? Или обсудим то, чему должно случиться? Короче говоря: ваша дочь выходит за меня и Дому Атрейдес тем самым открывается дорога к трону.
Император повернулся, посмотрел на графа Фенринга. Серые глаза встретились с зелеными. Эти двое так давно и хорошо знали друг друга, что одного взгляда им было достаточно.
Убей этого выскочку, хотел сказать Император. Да, этот Атрейдес молод и находчив, но он также устал и в любом случае не соперник тебе. Вызови его… ты знаешь, как это делается. Убей его.
Фенринг медленно перевел взгляд на Пауля.
– Сделай это! – прошипел Император.
Граф смотрел на Пауля и видел его так, как учила его пользоваться зрением его леди Марго, – по-гессеритски. Он видел тайну и скрытое пока величие юного Атрейдеса.
«Да, я мог бы убить его», – сказал себе граф. И он знал, что это было правдой.
Но что-то остановило графа, и он только мельком подумал о своих преимуществах – скрытности, хитрости – и о том, что его побуждения были не ведомы никому.
Пауль воспринял часть всего этого через бурлящие вихри времени и понял наконец, почему никогда не видел Фенринга на вероятностных линиях будущего. Фенринг был одним из тех, кто мог бы стать, но так и не стал Квисатц Хадерахом. Почти Квисатц Хадерах, искалеченный ошибкой в генетической структуре. Евнух, чей талант целиком ушел на скрытность и хитрость… Пауль ощутил глубокое сострадание к графу. Это было первое братское чувство за всю его жизнь…
Фенринг, уловивший чувства Пауля, произнес:
– Я вынужден отказаться, Ваше Величество.
Шаддама IV охватила ярость. Он, раздвинув свиту, подошел к Фенрингу и с размаху ударил его в челюсть.
Лицо графа потемнело от прилившей крови. Он посмотрел прямо в глаза Императору и нарочито невыразительным голосом проговорил:
– Мы были друзьями, Ваше Величество. И только ради этой дружбы я забуду о том, что вы ударили меня.
Пауль кашлянул.
– Так мы говорили о троне, Ваше Величество, – напомнил он.
Император обернулся.
– Трон мой! – рявкнул он.
– Я предоставлю вам трон на Салусе Секундус, – сказал Пауль.
– Я сложил оружие и пришел сюда, доверившись вашему слову! – закричал Император. – А вы осмеливаетесь угрожать…
– Вы в безопасности рядом со мной, – сказал Пауль. – Атрейдес обещал это вам. Но Муад’Диб приговаривает вас к изгнанию на вашу тюремную планету… впрочем, не страшитесь, Ваше Величество: я приложу все имеющиеся в моем распоряжении силы, чтобы сделать Салусу Секундус удобнее. Поверьте, она станет планетой-садом, мягкой и уютной.
Поняв скрытое значение слов Пауля, Император вперил в Пауля яростный взор.
– Ну вот, теперь мы видим истинные мотивы…
– Видим, – согласился Пауль.
– А что Арракис? – поинтересовался, раздувая ноздри, Император. – Еще одна планета-сад, мягкая и уютная?
– Муад’Диб дал слово фрименам, – ответил Пауль. – Здесь потекут под открытым небом воды и зазеленеют оазисы, обильно дарящие плодами. Но, конечно, мы не забудем и о Пряности… Поэтому на Арракисе всегда будет существовать Пустыня… и яростные бури, и тяготы, закаляющие человека, мужа и воина. У нас, фрименов, есть пословица: «Бог создал Арракис для укрепления верных». Нельзя же идти против воли Божьей!
Старая Правдовидица, Преподобная Мать Гайя-Елена Мохийям, по-своему прочла скрытый смысл слов Пауля. Она увидела джихад и воскликнула:
– Ты не можешь напустить этих людей на Галактику!..
– Вспомни-ка лучше сардаукаров, – ответил Пауль. – Те, конечно, были просто миротворцы…
– Но ты не можешь… – прошептала она.
– Ты же Правдовидица, – усмехнулся Пауль. – Так обрати взор на собственные слова…
Он посмотрел на принцессу и снова на Императора.
– Так что лучше вам не тянуть, Ваше Величество.
Император потрясенно взглянул на дочь. Та коснулась руки отца и мягко сказала:
– К этому ведь меня и готовили, отец.
Тот только глубоко вздохнул.
– Делать нечего… – пробормотала старая Правдовидица.
Император, вспомнив про свое достоинство, выпрямился.
– Кто будет вести переговоры за тебя, родич? – спросил он.
Пауль обернулся. Увидел мать – та, опустив глаза, стояла подле Чани, окруженная фрименской охраной. Он подошел к ним, ласково взглянул на Чани.
– Я… понимаю, – прошептала она. – Если так надо… Усул…
Пауль, слыша в ее голосе скрываемые слезы, погладил ее по щеке.
– Ничего не бойся, моя Сихайя, – прошептал он. Потом опустил руку и повернулся к матери: – Ты будешь говорить от моего имени, мама, и Чани с тобой. У нее есть мудрость и зоркие глаза… Кроме того, истинно сказано, что никто не торгуется лучше фримена. Она будет смотреть на меня глазами своей любви, она будет думать о своих будущих сыновьях и о том, что им будет нужно. Ты у