В глазах сардаукара застыло потрясение. Во всю скулу от переносицы до рта синел кровоподтек. Он принадлежал к касте светловолосых людей с тонкими лицами, что занимали обычно ведущее положение среди сардаукаров. Но знаков отличия на форме не было, за исключением золотых пуговиц с символом Империи на мундире да лампасов на брюках.
– Похоже, из офицеров, милорд, – отметил Гарни.
Пол кивнул и обратился к пленному:
– Я – герцог Пол Атрейдес. Ты понимаешь это?
Сардаукар, не двигаясь, глядел на него.
– Ну, кто я, повтори! – потребовал Пол.
– Вы – герцог Пол Атрейдес, – прохрипел тот.
Он казался слишком уж уступчивым, но, с другой стороны, для сардаукаров события этого дня были непривычными. Доселе они не знали ничего, кроме побед. И в этом Пол усмотрел их слабость. Мыслью этой он решил воспользоваться позже для дальнейшего своего обучения.
– Передашь от меня Императору, – сказал Пол, переходя к древней формуле: – Я, герцог из Великого Дома, родственник Императора, даю по Конвенции присягу в том, что, если Император и его люди сложат оружие и явятся сюда, жизнь их я сохраню, пока сам буду жив. – Левой рукой Пол показал сардаукару герцогскую печать. – Клянусь ею.
Облизав губы, сардаукар поглядел на Гарни.
– Да, – сказал Пол, – кому еще, кроме Атрейдесов, будет служить Гарни Холлик?
– Я отнесу это послание, – ответил сардаукар.
– Отведите его на наш передовой командный пункт и впустите в корабль, – сказал Пол.
– Да, милорд. – Гарни жестом отдал приказание караульным. Зажав между собой пленного, они вышли следом за ним.
Пол вновь обернулся к Стилгару.
– Прибыли Чани и твоя мать, – сказал Стилгар. – Чани захотела немного побыть наедине со своим горем. Преподобная Мать сказала, что ненадолго забежит в странную комнату, непонятно зачем.
– Она тоскует о планете, которой, быть может, никогда не увидит, – произнес Пол, – где вода падает с неба, а заросли растений столь густы, что через них и не протиснешься.
– Вода падает с неба, – прошептал Стилгар.
И тут Пол заметил, как изменился Стилгар. Из наиба Вольного народа он сделался почитателем Лисан аль-Гаиба, требующего трепета и повиновения. Он словно потерял собственную величину, и от него теперь веяло дыханием джихада.
«На моих глазах друг превратился в последователя», – подумал он.
В приступе одиночества Пол оглядел зал, заметил, как непринужденно и внимательно держится в его присутствии охрана. Он почувствовал среди них дух состязания – каждый надеялся обратить на себя внимание Муад'Диба.
«Муад'Диб есть источник всякого благословения, – подумал он, и это была горчайшая минута его жизни. – Они понимают, что я сяду на трон. Но откуда им знать, что я делаю это, чтобы предотвратить джихад».
Стилгар откашлялся и сказал:
– И Раббан тоже мертв.
Пол кивнул. Стража по правую руку вдруг расступилась, пропуская Джессику. На ней была черная аба, и в поступи ее угадывался опыт хождения по песку, но Пол заметил, как дом этот возвратил ей чуть от облика той, кем она некогда являлась – наложницы правителя-герцога. В ее фигуре проглянуло прежнее достоинство.
Джессика остановилась перед Полом, поглядела на него сверху вниз. Она видела, как устал сын, как он прячет свою усталость, но не испытывала к нему никакого сочувствия. Словно бы все чувства к сыну вырвали из ее сердца.
Джессика шла по Большому залу и удивлялась, почему дом теперь не таков, каким был в ее памяти. Все было незнакомо, словно не ходила она здесь вместе со своим возлюбленным Лето… и не стояла перед пьяным Дунканом Айдахо… Никогда, никогда, никогда.
«Должно же быть слово, по смыслу противоположное адабу – требующей памяти, – подумала она, – должно же быть слово, обозначающее воспоминания, что себя отрицают».
– Где Алия? – спросила она.
– Снаружи, – ответил Пол, – как послушный фрименский ребенок добивает раненых и помечает, где искать их воду.
– Пол!
– Должна же ты понимать, что она делает это по доброте, – ответил он. – Не странно ли, что скрытое единство доброты и жестокости мало кто понимает?
Джессика яростно поглядела на сына, ощутив в нем глубокую перемену. «Не смерть ли ребенка тому причиной?» – удивилась она, а потом спросила:
– Люди рассказывают о тебе странное, Пол. Будто ты можешь все, о чем говорится в легенде, и ничто нельзя скрыть от тебя, и что ты видишь то, что не видят другие.
– Дочь Гессера спрашивает меня о легендах? – спросил он.
– И я приложила руку к тому, чем ты стал, – признала она, – но ты не должен считать, что и я…
– А хотелось бы тебе прожить миллион миллионов жизней? – спросил Пол. – Какая основа для легенд! Подумай об этом опыте, о мудрости, которую он несет в себе. Но мудрость умеряет любовь, не так ли? И придает ненависти новый вид. Что можешь ты сказать о беспощадности, если не измерила глубины сострадания и жестокости? Бойся меня, мать. Я – Квизац Хадерач.
В горле Джессики пересохло. Помедлив, она произнесла:
– Однажды ты сказал мне, что не считаешь себя Квизац Хадерачем.
Пол покачал головой.
– Теперь я не могу более отрицать этого. – Он посмотрел ей в глаза. – К нам приближается Император со своими людьми. О них вот-вот объявят. Встань рядом. Я хочу, чтобы ты все видела. Моя будущая невеста будет среди них.
– Пол! – отрезала Джессика. – Не повторяй ошибки отца!
– Она принцесса, – сказал Пол, – и откроет мне дорогу к трону, вот и все, и ничего более не будет. Не повторять ошибок? Ты думаешь, раз я таков, каким ты меня сделала, я не чувствую желания отомстить?
– Даже невиновным? – спросила она, подумав: «Он не может повторять и мои собственные ошибки».
– Невиновных больше нет, – ответил Пол.
– Скажи это Чани, – произнесла она, жестом показав на коридор, уходящий в глубь резиденции.
Из него появилась Чани, она шла между охранявших ее фрименов, не замечая их. Капюшон и шапка конденскостюма были откинуты, лицевая маска тоже. Неуверенной поступью она подошла и встала рядом с Джессикой.
Пол заметил на ее щеках следы слез. Она жертвует влагу мертвому. Горе вдруг пронзило его, но ощутил его он только в присутствии Чани.
– Он убит, любимый, – сказала Чани. – Наш сын убит.
Не давая себе расслабиться, Пол поднялся на ноги. Протянув руку, он прикоснулся к влажной щеке Чани.
– Его не заменить, – произнес Пол, – но у нас будут и другие сыновья. Я, Усул, обещаю это.
Он мягко отодвинул ее в сторону и махнул Стилгару.
– Муад'Диб? – отозвался тот.
– Император и его люди, – сказал Пол, – идут сюда от корабля. Я буду стоять здесь, пленников поставьте в середину зала. Они должны быть в десяти шагах от меня, если я не изменю своей воли.
– Как прикажешь, Муад'Диб.
Когда Стилгар обернулся, чтобы распорядиться, Пол услышал, как стражники-фримены благоговейно забормотали: «Видишь? Он знает! Никто не говорил ему, а он знает!»
Послышался шум приближающейся свиты Императора, сардаукары для бодрости распевали один из маршей. У входа послышались голоса, и Гарни Холлик миновал стражу у дверей, посовещался о чем-то со Стилгаром и отправился к Полу, как-то странно поблескивая глазами.
«Неужели я потеряю и Гарни? – подумал Пол. – Так же, как и Стилгара… потеряю еще одного друга и приобрету лишь нового последователя».
– Метательного оружия у них нет, – сказал Гарни, – я сам удостоверился в этом. – Он оглядел зал, отметил, что все готово. – С ними Фейд-Раута Харконнен. Убрать его?
– Оставь.
– Среди них и несколько гильдийцев, они требуют себе специальных привилегий и грозят Арракису эмбарго. Я сказал им, что передам послание Муад'Дибу.
– Пусть грозят.
– Пол! – зашептала за спиной Джессика. – Он же говорит о Гильдии!
– Сегодня я вырву у нее клыки, – ответил Пол.
И он подумал о Гильдии, которая кормилась космическими перевозками столь давно, что стала уже паразитом, не способным к самостоятельному существованию. Они никогда не смели даже прикоснуться к мечу… а теперь им приходилось за него браться. Им следовало бы захватить Арракис сразу, когда они уразумели, что без меланжевого наркотика, проясняющего восприятие, навигаторам не обойтись. Они могли бы пойти на это и погибнуть, осенив себя славой. Но они предпочли спокойное существование в безбрежном океане космоса, надеясь, что моря, в которых они обитают, породят нового хозяина, когда старый умрет. Навигаторы Гильдии, одаренные лишь долей истинного предвидения, постоянно делали фатальную ошибку: они выбирали явный и безопасный курс, что неуклонно ведет к загниванию.
«Ну что ж, пусть поглядят на нового хозяина», – подумал Пол.
– Среди них одна из Дочерей Гессера, которая уверяет, что была дружна с твоей матерью, – продолжил Гарни.
– У моей матери нет друзей среди Бинэ Гессерит.
Гарни оглядел Большой зал и вновь склонился к уху Пола:
– С ними и Сафир Хават, милорд. У меня не было возможности остаться с ним с глазу на глаз. Нашим старинным ручным кодом он дал мне понять, что поступил к барону потому, что был уверен в вашей смерти. И еще, он просил, чтобы его оставили среди Харконненов.
– И ты оставил Сафира среди этих…
– Он сам хотел этого… И я решил, что так будет лучше. Если… с ним что-то не так, в такой компании с ним будет проще управиться. Если все в порядке – у нас появится осведомитель…
Пол подумал тогда о вариантах ближайшего будущего. В одном из них по велению Императора именно Хават вонзал отравленную иглу в тело «выскочки-герцога».
Стража у входа расступилась, составив из копий короткий коридор. Послышался шорох одеяний, под ногами идущих скрипел нанесенный на пол песок.
Падишах-Император Шаддам IV шел первым. Он потерял шлем бурсега, на голове в беспорядке топорщились рыжие волосы. Левый рукав его мундира лопнул изнутри по шву. На нем не было ни пояса, ни оружия, но все же его окружал ореол власти, подобный энергопузырю щита.
Копье фримена преградило им путь там, где Пол приказал остановить входящих. Остальные, шаркая ногами, сгрудились за спиной Императора, настороженные, в цветастых одеяниях.