Не отводя от нее глаз, он облизнул губы.
– Если бы я хотела жить с марионеткой, герцог женился бы на мне, – сказала она, – и даже думал бы, что сделал это по собственной воле.
Хават нагнул голову, глядя исподлобья сквозь редкие ресницы. Только крайнее усилие воли не позволяло ему теперь крикнуть охрану. Усилие воли… и неуверенность. Даже кожа его не забыла эту покорность. В тот миг она могла бы извлечь оружие и спокойно убить его.
«Неужели у каждого человека есть такое слепое пятно? – думал он. – Неужели каждого из нас можно заставить что-то сделать без осознания самого поступка? – Мысль эта потрясла его. – Кто же может остановить личность, обладающую такой силой?»
– Теперь ты увидел каменный кулак в мягкой перчатке Бинэ Гессерит, – сказала она, – немногие остаются в живых после этого. Такая штука для нас несложна. Со всем моим арсеналом ты не знаком, учти.
– Почему же вы не обратите всей этой силы против врагов герцога? – спросил он.
– Как? И против кого? – возразила она. – Надо ли делать из герцога слабака, не способного действовать без моей помощи?
– Но с такой силой…
– Сила – это обоюдоострый меч, Сафир, – сказала она. – Ты сейчас думаешь: как ей просто заставить свое живое орудие смертельно ранить врага! Истинно, Сафир. Даже тебя. Но чего я добьюсь? Если бы мы, Дочери Гессера, делали такое, что подумали бы о нас? Мы не хотим этого, Сафир. Мы не хотим погубить себя сами. – Она кивнула. – Мы действительно существуем только для того, чтобы служить.
– Мне нечего ответить, – произнес он. – Вы знаете, мне нечего ответить.
– И ты не скажешь никому о том, что произошло между нами, – произнесла она. – Я ведь знаю тебя, Сафир.
– Миледи… – Старик вновь попытался сглотнуть пересохшим горлом.
Он думал: «Да, силы ее велики. Но тем более грозным оружием станет она в руках Харконненов».
– Герцога могут погубить не только враги, но и друзья, – сказала она. – Я надеюсь, теперь ты продумаешь свои подозрения и поймешь, что для них нет причины.
– Если это можно будет доказать, – сказал он.
– Если, – фыркнула она.
– Если, – сухо повторил он.
– Ты слишком упрям, – проговорила она.
– Осторожен, – произнес он, – к тому же я всегда учитываю возможность ошибки.
– Тогда я задам тебе еще один вопрос: если ты стоишь перед другим человеком, связанный и беспомощный, – в руках у него нож, приставленный к твоему горлу, но он тебя не убивает, наоборот, развязывает путы и дает нож тебе в руки…
Она поднялась, повернулась к нему спиной и сказала:
– А теперь можешь идти, Сафир.
Старый ментат поднялся, рука его нерешительно поползла в карман к смертоносному оружию. Он вспомнил арену, давнюю корриду отца герцога (все-таки он был храбр, какими бы ни были его промахи). Свирепый черный зверь замер в смятении с опущенной головой. Старый герцог спиной повернулся к рогам, плащ с капюшоном небрежно переброшен через руку, рев одобрения на трибунах.
«Бык – я, а она – матадор», – подумал Хават. Он отнял руку от оружия, поглядев на выступивший на ладони пот.
И понял, чем бы все это в конце концов ни закончилось, мига этого он не забудет, не забудет и высшего восхищения леди Джессикой.
Спокойно повернувшись, Хават вышел из комнаты.
Джессика отвела взор от его отражавшейся в оконных стеклах фигуры и обратилась лицом к закрывшейся двери.
– А теперь последуют и соответствующие поступки, – прошептала она.
Разве борешься ты со снами?
Разве бьешься с тенями?
Разве ходишь во сне?
Но время твое ускользнуло,
Твою жизнь забрали,
А ты все беспокоился о пустяках —
Жертва своего безрассудства.
Стоя в прихожей собственного дома, Лето изучал записку в свете одинокой плавучей лампы. До рассвета оставалось еще несколько часов, и он ощущал усталость. Вестник от фрименов передал эту записку охране внешнего поста, едва герцог прибыл с командного пункта.
В ней значилось: «Столб дыма среди дня, столб огня в ночи».
Подписи не было.
– Что это значит? – удивился он.
Вестник исчез, не дожидаясь ни ответа, ни допроса. Он ускользнул и растаял в ночной мгле – тень среди теней.
Лето сунул записку в карман куртки, чтобы показать ее позже Хавату. Отведя прядь волос от глаз, он вздохнул. Действие бодрящих таблеток закачивалось. После званого обеда прошло два длинных дня, а не спал он еще больше.
Главной во всех военных проблемах была тревожная беседа с Хаватом, его отчет о разговоре с Джессикой.
«Может быть, разбудить ее, – подумал он. – Играть с ней в эту секретность нет больше никакой нужды. А может быть, подождать еще?»
Чтобы этого Дункана разорвало и прихлопнуло!
Он покачал головой: «Не Дункан – это я был не прав, затеяв эту историю с Джессикой. И пора кончать, пока не вышло большей беды».
Решив это, он почувствовал себя лучше, и через прихожую и Большой зал направился в семейное крыло.
Там, где ответвлялся коридор в служебные помещения, он остановился. Из прохода доносилось странное мяуканье. Положив левую руку на выключатель поясного щита, Лето взял кинжал в правую. Нож в руке придал ему уверенности. От странного звука по коже побежали мурашки.
Герцог медленно шел по служебному коридору, проклиная тусклое освещение. Под потолком висели самые маленькие из плавучих ламп, к тому же притененные. Их тусклый свет, казалось, тонул в черных каменных стенах.
Впереди, на полу, во мраке проступило неясное пятно. Поколебавшись, Лето едва удержался, чтобы не включить свой щит, – поле ограничило бы его подвижность и слух. К тому же он не позабыл о перехваченной партии бластеров.
Безмолвно подойдя к темному пятну, он увидел, что это человек – мужчина, уткнувшийся лицом в каменный пол. Выставив вперед нож, Лето перевернул тело ногой и нагнулся пониже, чтобы рассмотреть лицо. Убитый оказался контрабандистом Туеком, на груди его расплывалось темное пятно. Мертвые пустые глаза. Лето прикоснулся к пятну – теплое.
«Почему он мертв? – подумал герцог. – Кто убил его?»
Мяуканье слышалось здесь громче. Оно доносилось откуда-то спереди, из бокового прохода, где располагался главный генератор силового поля во всем доме.
Не снимая руки с выключателя, стиснув кинжал, герцог прошел вперед по коридору и заглянул за угол в проход, ведущий к генераторной.
В нескольких шагах на полу темнело еще одно пятно, и он сразу понял, что звук издает именно оно. Фигура шевелилась, ползла вперед, медленно, неуклюже и что-то бормоча.
Заглушив приступ страха, Лето бросился вперед и согнулся над ползущей. Мейпс, фрименка-домоправительница. Волосы ее свисали на лицо, одежда была в беспорядке.
Тускло поблескивавшее темное пятно сползало на бок со спины. Он тронул ее за плечо, она приподнялась на локтях, задрала голову, обратив к нему пустые темные глазницы.
– Вы… – выдохнула она. – Убит… часовой… взять Туека… спасайте… миледи… вы… вы… здесь… нет… – Она рухнула вперед, голова ударилась о камень.
Лето пощупал пульс на виске. Исчез. Поглядел на пятно – закололи ударом в спину. «Кто же? – Он торопливо думал. – Она хотела сказать, что убит часовой? И Туек… Джессика послала за ним? Зачем?»
Он стал подниматься на ноги. Шестое чувство успело предупредить его – он протянул руку к выключателю щита, но опоздал. Неожиданный удар отбросил его кисть в сторону. Он почувствовал боль: из рукава торчала игла, и онемение уже постепенно ползло вверх по руке. Мучительным усилием он приподнял голову и глянул вперед.
Освещенный яркой плавучей лампой, в дверях генераторной стоял Юэ. Его лицо отсвечивало желтизной. За его спиной была тишина – генераторы безмолвствовали.
«Юэ, – подумал Лето. – Он отключил силовое поле! Мы беззащитны!»
Опуская в карман оружие с отравленными иглами, Юэ направился к нему.
Лето понял, что еще в силах говорить, и выдохнул:
– Юэ! Как?
А потом яд дошел до ног, парализовав мышцы, и Лето осел на пол, скользнув спиной по каменной стене.
Когда Юэ склонился над лежащим, лицо его было печальным, он тронул лоб Лето. Герцог почувствовал прикосновение… слабое… далекое.
– Наркотик на игле подобран специально, – произнес Юэ. – Вы можете говорить, но я не советую этого делать. – Он поглядел в зал, снова нагнулся над Лето, вытащил иглу, отбросил ее в сторону. Игла еле слышно звякнула о камни.
«Это же невозможно, – подумал Лето. – Юэ подвергнут обработке».
– Как? – шепнул герцог.
– Сожалею, дорогой герцог, но есть вещи более важные, чем это. – Он прикоснулся к алмазу, вытатуированному на лбу. – Я действительно не понимаю, как можно обойти блок пиретического сознания, но я хочу убить человека. В самом деле хочу. И меня ничто не остановит.
Он поглядел на лежащего герцога:
– Нет, дорогой Лето, не вас. Барона Харконнена. Я хочу убить барона.
– Бар… он… Хар…
– Пожалуйста, успокойтесь, мой бедный герцог. У вас осталось мало времени. Тот искусственный зуб, который пришлось вставить вам после аварии на Наркале, – следует заменить. Сейчас я лишу вас сознания и поменяю его на новый. – Он разжал ладонь и поглядел на что-то, лежащее на ней. – Точная копия, сердцевина выполнена в виде нерва. Он пройдет все детекторы, даже быстрого сканирования. Но если вы прикусите его, оболочка разрушится. И если вы резко выдохнете, вас окружит облако смертоносного яда.
Лето глядел на Юэ, в его сумасшедшие глаза. На лбу и подбородке доктора выступили капли пота.
– Вы умрете скоро, мой бедный герцог. Но перед смертью вы увидите барона. Он будет считать, что вы одурманены наркотиками и не можете напасть на него. Конечно, именно так все и будет, вас даже свяжут. Но нападать можно и со связанными руками. И вы не забудете про зуб. Про зуб, герцог Лето Атрейдес. Вы не забудете про зуб.