Человек пустыни вынул из ноздрей фильтры, вновь вставил их на место, потер шрам возле носа.
– Если вы решите пересекать котловину здесь этой ночью, – сказал фримен, – не включайте щиты… В стене здесь пролом. – Он повернулся на пятках, показал на юг. – Там простирается открытый песок… до эрга. Щиты привлекут… – он поколебался, – …червя. Так они сюда заходят не часто, но к щиту приползут.
«Он сказал «червь», – подумал Хават, – но хотел сказать иное слово. Какое? И что ему нужно от нас?»
Хават вздохнул.
Он и не помнил, когда ему случалось так уставать. Мышцы его обессилели настолько, что не помогали даже энергетические пилюли.
Проклятые сардаукары!
С беспощадной горечью он подумал о воинах-фанатиках и предательстве Императора. Но расчеты ментата свидетельствовали, что шансов восстановить справедливость перед Высоким Советом Ландсраада у него практически нет.
– Ты хочешь попасть к контрабандистам? – спросил фримен.
– Это возможно?
– Путь далек.
Фримены не любят слова «нет» – так говорил ему и Айдахо.
Хават произнес:
– Ты не ответил мне, помогут ли ваши люди моим раненым.
– Они ранены.
Все время эти чертовы речи!
– Мы знаем, что они ранены, – отрезал Хават. – Это не…
– Мир, друг, – остерег его фримен, – а что говорят сами раненые? Есть ли среди них понимающие нужду племени в воде?
– Мы не говорили о воде, – произнес Хават. – Мы…
– Понимаю твою нерешительность, – отвечал фримен. – Это твои друзья, соплеменники. У тебя есть вода?
– Недостаточно.
Фримен показал на одежду Хавата, сквозь прорехи в которой виднелось тело.
– Тебя застали прямо в ситче, без конденскостюма. Ты должен принять водяное решение, друг.
– Мы можем заплатить за помощь…
Фримен пожал плечами («Воды-то у вас нет!») и глянул на группу позади Хавата:
– Сколько раненых ты можешь израсходовать?
Хават умолк, глядя на этого человека. Как ментат он чувствовал, что разговор вышел из привычных рамок. Слова не связались с мыслями.
– Я – Сафир Хават, – сказал он, – я имею право говорить от имени герцога. Я дам расписку об уплате за твою помощь. Мне необходима небольшая помощь – позволить моим силам просуществовать достаточно долго… чтобы покарать предательницу, мнящую себя за пределами правосудия.
– Ты хочешь, чтобы мы приняли участие в вендетте?
– С этим я управлюсь сам, я хочу только, чтобы меня освободили от ответственности за моих раненых.
Фримен нахмурился:
– Какая у тебя может быть ответственность за раненых? Они отвечают за себя сами. Речь идет о воде, Сафир Хават. Или ты хочешь, чтобы я принял решение за тебя?
И он прикоснулся к оружию, скрытому под одеянием.
Хават напрягся: «Неужели предательство?»
– Чего ты боишься? – спросил житель пустыни.
«Ах, эти люди с их прямотой!» – подумал Хават и осторожно проговорил:
– За мою голову назначена цена.
– Ах-х. – Фримен отнял руку от оружия. – Боишься, что мы продажны? Ты не знаешь нас, здесь не Византия. Харконненам не хватит всей их воды, чтобы подкупить у нас и крошечного мальчугана.
«Но у них хватило денег на перевозку двух с лишним тысяч боевых кораблей», – подумал Хават, расходы барона до сих пор ошеломляли его.
– Мы оба воюем с Харконненами, – сказал Хават, – разве не следует нам делить и прочие тяготы войны?
– Мы разделяем их, – ответил фримен. – Я видел тебя в бою. Ты хорошо бьешься. В иные времена твоя рука пригодилась бы нам.
– Скажи, где я могу быть полезен? – спросил Хават.
– Кто знает, – отвечал фримен. – Войска Харконненов повсюду. Но ты еще не принял водяного решения, твои раненые еще не знают его.
«Нужно быть осторожным, – сказал сам себе Хават, – кое-что остается еще непонятным». И вслух проговорил:
– Так покажи мне твой путь, житель Арракиса!
– Странны твои мысли, – сказал фримен с насмешкой в голосе. Он показал на северо-запад, на вершину утеса. – Прошлой ночью мы видели, как ты пришел сюда по пескам. – Он опустил руку. – И ты держишь людей на сыпучей поверхности дюн. Плохо. У вас нет конденскостюмов, нет воды. Долго вы не протянете.
– Пути Арракиса нелегки, – сказал Хават.
– Верно. Но мы бьем Харконненов.
– Так что вы делаете со своими собственными ранеными? – жестко спросил Хават.
– Разве мужчина не знает, когда жизнь его стоит сохранить? – спросил в ответ фримен. – Твои раненые знают, что у вас нет воды. – Он склонил голову, искоса поглядев на Хавата. – Время принять водяное решение. И раненый, и невредимый должны учесть будущее племени.
«Будущее племени, – подумал Хават, – будущее племени. В этом есть смысл». Он заставил себя задать вопрос, которого давно боялся:
– Есть у вас какие-нибудь вести от моего герцога или его сына?
Взгляд непроницаемых синих глаз скользнул вверх:
– Вести?
– Какова их судьба? – отрезал Хават.
– Судьба у всех одна, – ответил фримен, – и герцог, говорят, уже встретил ее. Что касается Лисан аль-Гаиба, его сына, – все в руках Лайета. Лайет еще не сказал.
«Ответ этот я знал наперед», – подумал Хават.
Он глянул назад, на своих. Теперь они не спали. Они всё слышали. Они смотрели вдаль, и на лицах можно было прочесть одну и ту же мысль: на Каладан возврата не будет, а Арракис теперь потерян.
Хават вновь обернулся к фримену:
– А тебе известно что-нибудь о судьбе Дункана Айдахо?
– Когда ваш щит выключили, он был в Большом доме, – ответил фримен, – больше про него я не знаю.
«Она выключила щит и впустила Харконненов, – подумал Хават. – Это я сидел спиной к двери! Но как смогла она поднять руку на собственного же сына? Впрочем… кто знает, что на уме у ведьмы-гессеритки… и можно ли называть это умом?»
Хават попытался сглотнуть, но в горле его вдруг пересохло.
– Когда получится узнать что-нибудь о мальчике?
– Нам известно не слишком много о том, что происходит сейчас в Арракине, – сказал фримен и пожал плечами. – Кто может сказать?
– Но вы же можете разузнать?
– Быть может. – Фримен потер шрам на щеке возле носа. – Скажи мне, Сафир Хават, что ты знаешь о большом оружии Харконненов?
«Артиллерия, – с горечью подумал Хават, – кто мог подумать, что в наш век щитов они используют пушки?»
– Ты имеешь в виду орудия, с помощью которых они закупорили наших людей в пещерах? – спросил он. – Теоретически… я знаю, как устроены снаряды и пушки.
– Любой мужчина, отступающий в пещеру, у которой нет второго выхода, заслуживает смерти, – сказал фримен.
– Почему ты спросил об этих пушках?
– Так угодно Лайету.
«Так, значит, вот что нужно ему от нас!» – подумал Хават. А вслух сказал:
– И ты пришел сюда, чтобы узнать о больших пушках?
– Лайет захотел сам увидеть это оружие.
– Ну, это просто, – усмехнулся Хават, – его надо лишь захватить.
– Так мы и сделали, – ответил фримен. – Одно мы отбили и спрятали его у Стилгара, чтобы тот изучил его и чтобы Лайет мог увидеть его, когда пожелает. Но я сомневаюсь, чтобы он захотел: конструкция не слишком удачна. Для Арракиса не подходит.
– Вы… отбили одно? – переспросил Хават.
– Был неплохой бой, – ответил фримен. – Мы потеряли только двоих и пустили воду сотне чужаков.
«У каждой пушки были сардаукары, – подумал Хават, – и этот пустынный безумец уверяет, что на сотню сардаукаров они обменяли только двух своих!»
– Мы бы обошлись и без этих потерь, если бы вместе с Харконненами не было других, – сказал фримен. – Некоторые из них – неплохие бойцы.
Один из людей Хавата проковылял вперед, глянул на сидевшего на корточках фримена:
– Ты говоришь о сардаукарах?
– Он говорит о сардаукарах, – подтвердил Хават.
– Сардаукары! – сказал фримен, и в голосе его послышался восторг. – Так вот они каковы! Действительно, добрая ночь. Сардаукары. А какой легион? Ты знаешь?
– Мы… не знаем, – задумчиво проговорил Хават.
– Сардаукары, – размышлял вслух фримен, – в харконненской форме. Не странно ли это?
– Император не желает, чтобы стало известно, что он воюет против Великого Дома, – сказал Хават.
– Но ты уверен, что это сардаукары?
– Знаешь, кто я? – горько вопросил Хават.
– Ты – Сафир Хават, – деловым тоном произнес его собеседник. – Мы все узнаем своим чередом. Троих пленных мы отправили на допрос к людям Лайета.
Помощник Хавата медленно проговорил, не веря услышанному:
– Вы взяли троих сардаукаров в плен?
– Только троих, – ответил фримен. – Они хорошо бились.
«Если бы у нас хватило времени договориться с этим народом! – с горьким сожалением думал Хават. – Если бы мы успели обучить и вооружить их… Великая Мать, какая армия была бы у нас!»
– Может быть, ты медлишь из-за Лисан аль-Гаиба? – спросил вольный. – Если он и на самом деле Лисан аль-Гаиб, ничто не причинит ему вреда. Не стоит слишком задумываться над тем, что еще только должно проявиться.
– Я служил… Лисан аль-Гаибу, – сказал Хават, – и его благополучие волнует меня. Я присягал ему.
– Ты присягал его воде?
Хават глянул на помощника, не отрывавшего глаз от фримена, вновь перевел взгляд на сидящую на корточках фигуру:
– Да, его воде.
– И ты хочешь вернуться в Арракин, в место его воды?
– В… да, в место его воды.
– Почему же ты сразу не сказал, что это водяное дело? – Фримен поднялся, глубоко вставил в нос фильтры.
Хават кивком приказал помощнику присоединиться к прочим. Устало пожав плечами, тот подчинился. До Хавата донесся тихий ропот, поднявшийся среди его людей.
Фримен сказал:
– К воде всегда найдется путь.
За спиной Хавата кто-то выругался. Помощник позвал Хавата:
– Сафир. Только что умер Арки.
Фримен приложил к уху кулак:
– Теперь можно породниться водой! Это знак! – Он поглядел на Хавата. – Поблизости есть место для приема воды. Могу я позвать своих?
Помощник подошел к Хавату и сказал: