– Весьма интересно, дядя, – отвечал Фейд-Раута. Они повернули в коридор к апартаментам барона. «Зачем он завел речь о религии? – думал наследник. – Или это какой-нибудь тонкий намек?»
– Безусловно, – согласился барон.
Они вошли в комнаты барона, миновали приемную, добрались до спальни. Повсюду были видны следы борьбы: сдвинутая плавучая лампа, одеяло на полу… настежь распахнутый шкаф-массажер у кровати.
– Задумано было неглупо, – начал барон. Он перевел силовое поле щита на максимум и остановился, поглядев на племянника, – но и не слишком умно. Объясни мне, Фейд, почему ты до сих пор не попытался убить меня собственной рукой, хотя возможностей у тебя было достаточно.
Фейд-Раута нащупал за собой гравикресло и уселся, внутренне поежившись оттого, что сделал это без приглашения.
«Надо быть смелым», – подумал он.
– Вы же сами учили меня не пачкать собственные руки, – ответил он.
– Ах да, – сказал барон. – Ты хочешь иметь возможность перед лицом Императора искренно ответить, что ни в чем не виноват. Так, чтобы ведьма, сидящая рядом с ним, услышала правду в твоих словах и сказала об этом. Да. Так я и учил тебя.
– А почему вы никогда не покупали гессериток, дядя? – спросил Фейд-Раута. – Если рядом с вами была бы ясновидящая…
– Ты знаешь мои вкусы! – отрезал барон.
Фейд-Раута поглядел на дядю и произнес:
– И все же они представляют определенную ценность…
– Я им не доверяю, – огрызнулся барон, в голосе его слышался гнев. – Не пытайся переменить тему!
Фейд-Раута кратко отвечал:
– Как вам угодно, дядя.
– Помнится, несколько лет назад на арене, в одном из поединков, – начал барон, – могло показаться, что твоего соперника – гладиатора, подготовили к покушению на твою жизнь. Так ли это было на самом деле?
– Все это было настолько давно, дядя. И я, в конце концов…
– Не уклоняйся, – ответил барон более спокойным тоном.
Фейд-Раута поглядел на дядю, подумал: «Он все знает, иначе бы не спрашивал».
– Моя интрига, дядя. Я затеял ее, чтобы скомпрометировать вашего главного надсмотрщика.
– Умно, – сказал барон, – вдобавок требовало храбрости, ведь гладиатор чуть не сразил тебя, не так ли?
– Да.
– И если изящество и тонкость твоих замыслов окажутся под стать твоей храбрости, ты станешь грозным для любого властителя. – Барон поводил головой из стороны в сторону. И в который уже раз после того ужасного дня на Арракисе пожалел о гибели Питеpa, своего ментата. Тот был тонок, дьявольски тонок. Барон вновь качнул головой. Судьба, случалось, бывала к нему беспощадной.
Фейд-Раута оглядел спальню, следы борьбы в ней, недоумевая, как мог его дядя справиться со столь тщательно подготовленным рабом.
– Как я одолел его? – спросил барон. – Ах-х, Фейд, позволь мне, старику, сохранить кое-что в тайне. И лучше, если мы сейчас заключим с тобой сделку.
Фейд-Раута, не веря своим ушам, глядел на него. «Сделку! Значит, он и впрямь считает меня наследником. Иначе зачем ему сделка? На сделки идут только с равным… или почти!»
– Какую же сделку, дядя? – Фейд-Раута невольно почувствовал гордость, ощутив, насколько спокойно и рассудительно звучит его голос, не выдавая наполнявшего душу восторга.
Барон тоже отметил этот самоконтроль. Он кивнул:
– Пока что ты – всего лишь хороший материал, Фейд. И я не бросаюсь своим добром. Но ты пока основательно заблуждаешься – не хочешь понять, насколько я нужен тебе. Ты упрям. Ты не понимаешь, что должен охранять меня как величайшую для себя ценность. Это вот… – он показал на следы борьбы, – это было глупостью. Глупость не вознаграждается.
«Ну, скорее к делу, старый дурак!» – подумал Фейд-Раута.
– Сейчас ты наверняка назвал меня про себя старым дураком, – сказал барон, – придется переубедить тебя в этом.
– Вы говорили о сделке.
– Ах, это нетерпение юности, – произнес барон. – Ну, тогда буду краток: приказываю прекратить эти глупые покушения на мою жизнь. А я обещаю тебе, когда почувствую, что ты созрел для этого, – сам отступлю в сторону, отрекусь в твою пользу. Буду советником, а ты станешь править.
– Отречетесь ли, дядя?
– Вижу, ты все считаешь меня дураком, – ответил барон, – и этот разговор только усиливает твою самоуверенность, а? Или ты думаешь, что я тебя прощу? Осторожнее, Фейд. Этот старый дурень прекрасно разглядел иглу в бедре мальчика. Легкий нажим… и готово! Иголка с ядом прямо в руке старого дурака! Ах-х, Фейд!
Барон покачал головой, подумал: «Если бы не Хават… у него все получилось бы. Ну пусть мальчишка думает, что это я сам и уличил их. В какой-то мере это справедливо. Именно я спас Хавата от сардаукаров на Арракисе. А мальчишке следует с бо́льшим уважением относиться к моим способностям».
Фейд-Раута молчал, невольно сомневаясь: «Можно ли ему верить? Неужели и впрямь отречется? А почему бы и нет? Однажды, уверен, я добьюсь своего, если только буду осторожен. Вечно жить он не будет. И, может быть, торопить его на тот свет глупо».
– Вы говорите о сделке, – сказал Фейд-Раута. – И какие гарантии мы можем дать друг другу?
– Иначе говоря, с какой стати мы станем доверять друг другу, да? – спросил барон. – Ну Фейд, что касается тебя, я приставлю Сафира Хавата следить за тобой. В таких вопросах я доверяю его способностям ментата. Ты меня понял? Что касается меня самого, придется тебе поверить на слово. Но я ведь не буду жить вечно, Фейд, не так ли? И тебе уже давно должно было прийти в голову, что мне известно кое-что, о чем ты и не подозреваешь.
– Я-то дам клятву, но чем же ответите мне вы? – спросил Фейд-Раута.
– Я оставлю тебя в живых, – коротко ответил барон.
Фейд-Раута вновь поглядел на дядю: «Хават будет следить за мной! Интересно, что старик сказал бы, узнав, что именно Хават и подготовил интригу с гладиатором, стоившую ему жизни надсмотрщика? Быть может, решил бы, что я лгу, пытаюсь скомпрометировать Хавата. Нет, Хават – отличный ментат, он предвидел и этот момент».
– Ну, и что ты скажешь? – спросил барон.
– Что я скажу? Конечно же, я согласен.
Про себя Фейд-Раута подумал: «Хават! Он ведет двойную игру… против нас… не так ли? Или он уже переметнулся в лагерь дяди, раз я не посоветовался с ним… в сегодняшней попытке покушения с помощью этого юнца».
– Ты не сказал еще, что думаешь о моем решении относительно Хавата, – произнес барон.
У Фейд-Рауты от негодования расширились ноздри. Имя Хавата столько лет сулило опасности всей семье Харконненов… Пусть он теперь в новом качестве, но опасен от того ничуть не менее.
– Опасная игрушка – этот Хават, – сказал Фейд-Раута.
– Игрушка! Не будь глупцом. Я знаю, что такое Хават и как управлять им. Он человек глубинных эмоций, Фейд. Бояться следует человека без эмоций. А глубокая эмоциональность… ах, ею прекрасно можно воспользоваться в собственных целях.
– Дядя! Я вас не понимаю.
– Зря. По-моему, все вполне ясно.
Лишь легкий взмах ресниц выдал негодование Фейд-Рауты.
– Ты не понимаешь Хавата, – произнес барон.
«И ты тоже», – подумал Фейд-Раута.
– Кто, по мнению Хавата, виноват в его бедах? – спросил барон. – Я! А кто же еще? Он помнит, что в руках Атрейдесов был грозным оружием и год за годом одолевал меня, пока не вмешалась Империя. Так он смотрит на ситуацию. Он привык ненавидеть меня. И верит, что в любой момент сумеет обвести меня вокруг пальца. И пока он в этом убежден, проигрывает. Ведь теперь я использую его там, где считаю нужным – против Империи.
Глубокие морщины прорезали лоб нахмурившегося Фейд-Рауты, выдавая внезапное понимание, рот его плотно сжался.
– Против Императора?
«Попробуй-ка, племянничек, это на вкус, – подумал барон. – Произнеси-ка про себя: «Император Фейд-Раута Харконнен!» Спроси-ка себя, чего это стоит. Можно будет потом и поберечь жизнь старого дяди, который один только и может воплотить этот сон в реальность».
Фейд-Раута медленно облизнулся: «Неужели старый дурак говорит правду? Значит, здесь кроется больше, чем можно было бы заподозрить».
– А какое отношение имеет ко всему этому Хават? – спросил Фейд-Раута.
– Он думает, что нашими руками сумеет отомстить Императору.
– А потом?
– Дальше мести его мысли не простираются. Хават из тех людей, что служат другим и многого не знают о себе.
– Я многому от него научился, – согласился Фейд-Раута, почувствовав истинность этих слов. – Но чем больше я узнаю от него, тем сильнее мне кажется, что от него надо отделаться, и поскорее.
– Тебе не нравится, что он будет следить за тобою?
– Хават и так следит за всеми.
– Но он может посадить тебя на трон. Хават тонок. Он изобретателен и опасен. И пока я не склонен отменять противоядие. Меч тоже опасен, Фейд. Но для этого клинка у нас, по крайней мере, есть ножны – яд, пропитавший его тело. Стоит не дать ему противоядие – все: смерть сразу делает его безопасным.
– Это чем-то похоже на поединок, – сказал Фейд-Раута, – финт, в нем финт и снова финт. Приходится следить за тем, как нагибается гладиатор, как глядит, как держит нож.
Он кивнул, ощутив, что слова его порадовали дядю, и подумал: «Да, как на арене, а лезвие – разум!»
– Теперь ты понял, насколько я тебе необходим, – сказал барон, – я еще могу быть полезен тебе, Фейд.
«Меч используют, пока он не слишком затупился», – подумал Фейд-Раута.
– Да, дядя, – вслух согласился он.
– А теперь, – сказал барон, – мы с тобой отправимся в квартал рабов, вдвоем. И я своими глазами прослежу, как ты прирежешь всех женщин на улице удовольствий.
– Дядя!
– Купим новых женщин, Фейд. Я уже говорил тебе – не заблуждайся относительно меня.
Лицо Фейд-Рауты потемнело:
– Дядя, но…
– Ты будешь наказан и получишь урок, – сказал барон.
Фейд-Раута встретил насмешливый взгляд упоенных его бессилием глаз. «Итак, я должен запомнить эту ночь, – подумал он. – Запомнить через память иных ночей».