– Ты не можешь отказаться, – сказал барон.
«А что ты будешь делать, старик, если я откажусь?» – подумал Фейд-Раута. И понял: найдется и другое наказание, быть может, более тонкий способ поставить его на колени.
– Я тебя знаю, Фейд, – произнес барон. – Ты не откажешься.
«Верно, – подумал Фейд-Раута. – Теперь я нуждаюсь в тебе. Я понял это. Сделка наша заключена, но и ты будешь нужен мне не всегда. И… когда-нибудь…»
В подсознании людей глубоко укоренилась мысль о том, что Вселенная должна быть логичной. Но реальность всегда хоть на шаг уводит нас за пределы логики.
«Случалось мне сидеть перед многими правителями из Великих Домов, но борова толще и опаснее этого я не видел», – проговорил про себя Сафир Хават.
– Можешь быть откровенным со мною, Хават, – громыхнул барон. Он откинулся назад в гравикресле, утонувшие в жирных складках глаза буравили лицо ментата.
Старик уставился на полированную крышку стола, отделявшего его от барона, изучая узор. Даже такие мелочи следовало учитывать, имея дело с бароном, даже красные стены личного кабинета и слабый запах трав, скрывавший легкую вонь.
– Не думаешь же ты, что я считаю твой совет предупредить Раббана простой прихотью, – сказал барон.
Ничто не шевельнулось на морщинистом лице Хавата, выдавая его внутреннее негодование.
– Мне приходится многое подозревать, милорд.
– Да. Ну, я хочу знать, какую роль играет Арракис в твоих подозрениях относительно Салузы Секундус. Разве тебе недостаточно знать, что Императора раздражает любая параллель между Арракисом и его таинственной тюремной планетой? Я поторопился с предупреждением Раббану лишь потому, что курьеру надо было отбыть именно с этим лайнером. Ты же сказал, что задержки не должно быть. Ну и хорошо. Но теперь мне нужны объяснения.
«Сколько же он болтает! – подумал Хават. – Это не герцог Лето, умевший говорить со мной мановением руки, движением брови. Какая туша! Да уничтожить его – значит облагодетельствовать человечество».
– Ты не выйдешь отсюда, пока я не получу полных и исчерпывающих объяснений, – продолжал барон.
– Вы слишком уж непринужденно называете Салузу Секундус, – произнес Хават.
– Это же исправительная колония, место ссылки, – сказал барон. – Наихудшее отребье ссылается на эту планету. Что еще нам нужно знать о ней?
– Условия жизни там хуже, чем где бы то ни было, – продолжил Хават. – Нам говорят, что смертность среди новичков превышает там шестьдесят процентов. Нам говорят, Император угнетает их, как только умеет. Вы слышите все это, и вам не хочется задаться вопросом?
– Император не позволяет Великим Домам инспектировать свои тюрьмы, – проворчал барон. – В мои темницы он тоже не лезет.
– А проявления любопытства относительно Салузы Секундус, ах… – Хават прикоснулся костистым пальцем к губам, – не поощряются.
– Едва ли можно гордиться тем, что творится там!
Хават позволил незаметнейшей из улыбок тронуть его тонкие губы. Поблескивая глазами, он глядел на барона.
– А вы не задумывались, откуда берутся его сардаукары?
Барон поджал пухлые губы, словно младенец, и возмущенным голосом проговорил:
– Ну… он набирает рекрутов… говорят, есть вспомогательные части и из их числа…
– Фэ-э! – протянул Хават. – Эти россказни о происхождении сардаукаров… слухи, не более. А что говорят те немногие, кто уцелел в схватках с ними?
– Сардаукары – великолепные воины, в этом нечего сомневаться, – сказал барон. – Но я думаю, мои легионы…
– Праздношатающийся сброд по сравнению с ними! – оскалился Хават. – Вы не задумывались, почему Император выступил против Дома Атрейдесов?
– Тебе не следует копаться в этих вопросах, – предупредил барон.
«Неужели даже он не представляет себе подлинных причин решения Императора?» – спросил себя Хават.
– Мне следует копаться в любых вопросах, если мои усилия служат вашим интересам, – сказал Хават. – Я – ментат. А от ментата нельзя скрывать информацию или ограничивать направления вычислений.
Барон долго и пристально смотрел на него и наконец промолвил:
– Говори, что считаешь нужным, ментат.
– Падишах-Император обрушился на Дом Атрейдесов потому, что полководцы герцога, Гарни Холлик и Дункан Айдахо, вымуштровали настоящее войско, пусть небольшое, но лишь чуточку уступавшее сардаукарам. Были там солдаты и получше императорских. Герцог намеревался укрепить свои силы, сделать свою армию не слабее императорской.
Барон взвесил услышанное и произнес:
– И какое же отношение ко всему этому имеет Арракис?
– Он мог бы поставить ему рекрутов, прошедших жесточайший отбор на выживание.
Барон покачал головой:
– Но разве можно считать таковыми фрименов?
– Именно о них и речь.
– Ха! Зачем тогда предупреждать Раббана? После устроенного сардаукарами погрома и притеснений Раббана могла уцелеть лишь горстка фрименов.
Хават молча глядел на барона.
– Горстка, не более! – повторил барон. – Только в прошлом году Раббан уложил шесть тысяч.
Хават по-прежнему молча глядел на него.
– И в предыдущем году девять тысяч, – продолжил барон, – и сардаукары до отлета – не менее двадцати тысяч.
– Каковы потери Раббана за последние два года? – спросил Хават.
Барон потер пухлые щеки.
– Ну, рекрутов он нахватал, конечно. Его агенты зазывали такими посулами и…
– Можно считать тысяч тридцать для круглого счета? – спросил Хават.
– Пожалуй, многовато, – сказал барон.
– Напротив, – ответил Хават, – я, как и вы, умею читать между строк в отчетах Раббана. А вы, безусловно, не могли ошибиться в оценке моих отчетов от наших агентов.
– Арракис – свирепая планета, – отвечал барон, – и потери в бурях…
– Мы оба знаем цифры этих потерь, – сказал Хават.
– Так, значит, он потерял тридцать тысяч? – возмущенным тоном переспросил барон, побагровев от негодования.
– По вашим собственным подсчетам, – сказал Хават, – его солдаты перебили четырнадцать тысяч человек, потеряв за два года вдвое больше. Вы сказали, что сардаукары сообщали о двадцати тысячах человек. Может быть, немногим больше. И я видел ведомости их отправки с Арракиса. Если они перебили двадцать тысяч, их потери составили пять за одного фримена. Ну, барон, вам эти цифры что-нибудь говорят?
Холодным тоном барон отметил:
– Это – твоя работа, ментат. Что же они значат?
– Я передал вам результаты подсчета, произведенного Дунканом Айдахо в том ситче, что они посетили, – сказал Хават. – Все сходится. Если таких селений-ситчей у них всего двести пятьдесят, тогда на планете живет около пяти миллионов фрименов. А я считаю, что их, по крайней мере, в два раза больше. На подобной планете приходится расселяться подальше друг от друга.
– Десять миллионов?
Щеки барона задергались от изумления.
– По меньшей мере.
Барон поджал пухлые губы. Глаза-бусинки пристально глядели на Хавата. «Неужели это результаты расчета? – удивлялся он. – Как могло случиться, что мы не заметили столько народа?»
– Мы даже не сократили хоть на сколько-то прирост населения, – продолжил Хават, – просто отсеяли горстку менее удачливых, оставив сильных набирать новую мощь… Как на Салузе Секундус.
– Салуза Секундус! – рявкнул барон. – Какое отношение все это имеет к планете-тюрьме Императора?
– Человек, переживший Салузу Секундус, оказывается выносливее остальных, – ответил Хават, – и если как следует обучить его владеть оружием…
– Чепуха! Из твоих слов следует, что мне нужно заняться набором войска из фрименов, после того как мой племянник хорошенько их придушит.
Хават едко проговорил:
– А свои собственные войска вы не прижимаете?
– Ну… я… но…
– Угнетение – вещь относительная. К вам в солдаты идут люди получше прочих, тех, кто их окружает, а? У них есть довольно неприятная альтернатива службе в войсках барона, а?
Барон умолк, рассеянно глядя перед собой. Возможно… или же Раббан и впрямь невольно дал Дому Харконненов мощнейшее оружие?
Наконец он сказал:
– А как увериться в преданности таких рекрутов?
– Я бы формировал из них небольшие части, не более взвода, – сказал Хават. – И перестал бы их притеснять, и изолировал – но так, чтобы обучающий персонал понимал их. Лучше всего брать инструкторами тех, кто прошел уже этой дорогой. Я бы внушал им как мистическую идею сознание того, что их планета – тайный тренировочный центр для воспитания сверхвоинов. И чтобы все время они могли видеть то, что доступно высшему существу. Обеспеченная жизнь, красивые женщины, прекрасные дома… словом, что ни пожелают.
Барон начал кивать:
– Так живут на родине сардаукары.
– Рекруты рано или поздно начинают убеждаться, что существование подобной планеты оправданно, раз она воспитала их, элиту. Простой солдат-сардаукар ведет образ жизни во многом возвышенный, как и члены Великих Домов.
– Это мысль! – прошептал барон.
– Значит, вы начинаете разделять мои подозрения? – поинтересовался Хават.
– И когда все это началось? – спросил барон.
– Ах да, вот еще – откуда происходит сам Дом Коррино? Жили на Салузе Секундус люди до того, как Император послал туда первых каторжников? Даже герцог Лето, кузен императорского Дома по женской линии, не был в этом уверен. Такие вопросы нежелательны.
Глаза барона оживленно блеснули.
– Да, секрет оберегали весьма тщательно. Использовали все мыслимые способы…
– Кстати, а что здесь скрывать? – перебил его Хават. – Что у Падишах-Императора есть планета-тюрьма? Все это знают. Что у него есть…
– Граф Фенринг! – вдруг выпалил барон.
Хават, нахмурясь, удивленно поглядел на барона:
– Что – граф Фенринг?
– Несколько лет назад, в день рождения моего племянника, – пояснил барон, – этот императорский щеголь, граф Фенринг, заявился сюда в качестве официального наблюдателя, чтобы… ах, заключить деловое соглашение между Императором и мной.