Качнувшись назад, Чани поднялась на ноги, разгладила потрепанное в пустыне облачение.
– Отведи меня к нему, – сказала она. Джессика поднялась, повернулась к занавесям у стены слева.
Чани последовала за ней и оказалась в бывшей кладовой. Теперь стены ее были занавешены тяжелыми тканями.
У дальней стены на походном матрасе лежал Пол. Лицо его освещал подвешенный прямо над головою шар. Черное одеяние покрывало его, руки были вытянуты вдоль тела. Видимо, его раздели и прикрыли одеялом. Кожа его казалась восковой. Он был совершенно неподвижен.
Чани подавила желание броситься вперед, повалиться головой на это недвижное тело. Но мысли ее обратились в другую сторону, к их сыну, к Лето. И тут она поняла, что испытывала Джессика, когда ее герцогу грозила смерть, когда приходилось заставлять себя искать пути спасения юного сына. И сочувствие к стоявшей рядом вдруг стало столь горячим, что Чани стиснула руку Преподобной. Ответное пожатие было даже болезненным.
– Он жив, – ответила Джессика, – уверяю тебя, он жив. Но ниточка, на которой держится его жизнь, столь тонка, что ее едва можно заметить. А среди вождей некоторые уже поговаривают, что моими устами говорит просто мать, не Преподобная, и я, мол, отказываю племени в воде сына.
– И давно он в таком состоянии? – спросила Чани. Высвободив свою руку из ладони Джессики, она прошла в комнату.
– Три недели, – ответила Джессика, – и почти неделю я пыталась оживить его. Тут были и встречи, и споры… и расследование. Потом я послала за тобой. Фидайины повинуются моим приказаниям, иначе мне не удалось бы отсрочить… – Она замолкла и облизала пересохшие губы.
Чани подошла к Полу. Она застыла над ним: лицо его обрамляла мягкая юношеская бородка, высокий лоб, мужественный нос, сомкнутые глаза… мирное лицо, скованное жестоким покоем.
– А питание он получает? – спросила Чани.
– Потребности его плоти столь невелики, что в пище не было необходимости, – ответила Джессика.
– Многие ли знают о том, что произошло? – спросила Чани.
– Лишь его ближайшие советники, некоторые из предводителей, фидайины и, конечно, тот, кто дал ему яд.
– А кто это, есть ли хоть намек?
– Нет, мы не хотели расследования, – ответила Джессика.
– А что говорят фидайины? – спросила Чани.
– Они верят, что Пол находится в священном трансе, копит святость к заключительным битвам. Я поощряла именно эту точку зрения.
Чани опустилась на колени возле матраса, склонилась к лицу Пола. Она сразу ощутила слабый запах… но это была специя – вездесущая специя, пропитавшая все, к чему прикасаются руки фримена.
– Вы оба не рождены, как мы, среди специи, – проговорила Чани. – Не могло ли случиться, что тело его восстало против ее избытка… Ты его проверяла?
– Аллергических реакций нет, – ответила Джессика.
От внезапно нахлынувшей усталости она закрыла глаза, только чтобы не видеть… «И сколько же я не спала! – подумала она. – Неужели так много?»
– Когда ты преобразуешь Воду Жизни, – сказала Чани, – ты делаешь это, углубляясь сознанием в себя. Его кровь ты проверила этим способом?
– Обычная кровь фримена, – ответила Джессика, – полностью приспособленного к здешним условиям и пище.
Сев на пятки, Чани внимательно вглядывалась в лицо Пола, мыслью подавив в себе страх. Этому умению она научилась, наблюдая за Преподобными. Время можно было заставить служить разуму. Только для этого была нужна предельная концентрация мысли.
Наконец она спросила:
– Делатель здесь есть?
– Несколько, – с тенью усталости в голосе ответила Джессика. – В такие дни без них не обойдешься. Каждую победу приходится благословлять, каждый обряд перед набегом…
– Но Пол-Муад'Диб всегда уклонялся от этих обрядов.
Джессика кивнула, припоминая двойственное отношение сына к получаемому из специи наркотику и ощущению видения будущего, которое он порождал.
– Откуда ты знаешь это? – спросила Джессика.
– Так говорят.
– Слишком уж многое говорят, – с горечью сказала Джессика.
– Пусть мне принесут сырую воду делателя, – сказала Чани.
Услышав повелительную интонацию в тоне молодой женщины, Джессика замерла на мгновение, но, заметив ее предельную углубленность, ответила:
– Сию минуту. – И скользнула за занавеси позвать водоноса.
Чани сидела, глядя на Пола. «Если бы только он сделал именно это, – думала она. – На подобное он мог решиться».
Джессика опустилась на колени рядом с Чани с простым походным кувшином. Резкий запах яда ударил молодой женщине в ноздри. Обмакнув в жидкость палец, она поднесла его к носу лежащего.
Кожа на переносице дернулась. Он медленно шевельнул ноздрями.
Джессика охнула.
Влажным пальцем Чани прикоснулась к верхней губе Пола.
Раздался долгий дрожащий вдох.
– Что это? – спросила Джессика.
– Тихо, – ответила Чани. – А теперь надо преобразовать для него немного священной воды. Быстро!
Не спрашивая более, чувствуя в словах Чани глубокий смысл, Джессика поднесла кувшин ко рту и пригубила.
Глаза Пола открылись. Он поглядел на Чани.
– Ей нет нужды преобразовывать воду, – ровным слабым голосом произнес он.
Ощутив вкус жидкости языком, Джессика почувствовала, как заторопилось тело, почти автоматически преобразуя яд. Во время этих манипуляций, неизменно сопровождавшихся эмоциональным подъемом, она почувствовала излучение жизни, исходящее от Пола… там, в глубине ее восприятия.
И тут она все поняла.
– Ты выпил священной воды! – выдохнула она.
– Одну только каплю, – ответил Пол, – маленькую…
– Как ты мог решиться на такую глупость? – возмутилась Джессика.
– Он твой сын, – ответила Чани.
Джессика яростно поглядела на нее.
Редкая гостья, теплая понимающая улыбка тронула губы Пола.
– Послушай мою любимую, – сказал он, – послушай ее, мать. Она знает.
– Он обязан уметь все, что могут сделать другие, – сказала Чани.
– Когда эта капля оказалась у меня во рту, когда я ощутил ее вкус и запах, все, что она творила со мной, – только тогда я по-настоящему понял, что произошло с тобой. Прокторы твоих Бинэ Гессерит твердят о Квизац Хадераче, но они даже представить себе не могут, в скольких местах я побывал. За несколько минут я… – Он умолк, нахмурясь, поглядел на Чани. – А ты что здесь делаешь, Чани? Ты же должна быть… Почему ты здесь?
Он попытался приподняться, опершись на локти. Чани ласково удержала его.
– Пожалуйста, мой Усул, – сказала она.
– Я чувствую себя таким слабым, – сказал он. Взгляд его метнулся по комнате. – И давно я здесь?
– Три недели ты пробыл в коме, такой глубокой, что казалось, даже искра жизни исчезла из твоего тела.
– Но ведь это была только капля, и я преобразовал ее, – сказал Пол. – Я преобразовал Воду Жизни. – И прежде чем Чани или Джессика успели его остановить, зачерпнул ладонью из широкого кувшина возле постели и вылил жидкость себе в рот.
– Пол! – отчаянно крикнула Джессика.
Он схватил ее за руку, обратил к ней смертельно исхудавшее лицо и послал свое сознание к ней.
Контакт получился другим: без нежности, сочувствия, жалости, как с Преподобной Матерью Рамалло или с Алией… Но контакт был, чувства их соединились. Он потряс ее, лишил сил, от страха она внутренне съежилась.
Он громко сказал:
– Ты говорила мне о месте, куда ты не смеешь войти? О черном месте, куда не смеет заглянуть Преподобная. Покажи мне его.
Она покачала головой, ужаснувшись самой этой мысли:
– Нет!
Но Пол не давал ей опомниться. Покоряясь его силе, она закрыла глаза, направила мысли к той тьме, что внутри.
Сознание Пола текло и вокруг, и сквозь нее, словно низвергаясь в разверзшуюся тьму. Она успела чуть заглянуть в это место, прежде чем разум ее в ужасе отшатнулся. Дрожь от увиденного, непонятно почему, сотрясала все ее существо. Там, во тьме, дул ветер, сыпались искры, пульсировали, расширяясь и сжимаясь, кольца света; извергаемые ветром из тьмы белые силуэты мелькали среди огней.
Наконец она открыла глаза, Пол глядел на нее. Он все еще держал ее руку, но и чувство контакта, и страх исчезли. Она подавила дрожь. Пол выпустил ее руку – и словно выбили костыль: Джессика попыталась подняться, пошатнулась и упала бы, если бы не Чани.
– Преподобная Мать? – спросила Чани. – Что случилось?
– Я устала, – прошептала Джессика. – Я так устала.
– Посиди, – предложила Чани, – посиди здесь. – И она помогла Джессике привалиться к стене.
Через юные руки, казалось, проходила жизненная сила. Джессика приникла к Чани.
– Он и в самом деле видел Воду Жизни? – спросила Чани, высвобождаясь.
– Он видел, – прошептала Джессика, разум ее все еще бушевал, не в силах успокоиться после контакта. Но теперь она, словно после многонедельного шторма, ступила на твердую землю. И все Преподобные в глубине ее сознания всполошились… Она чувствовала, как они спрашивают: «Что это? Что случилось? Что было в том месте?»
Но мысли эти таяли перед фактом – сын ее действительно Квизац Хадерач. Тот, кто мог быть сразу во многих местах. Воплощенная мечта Бинэ Гессерит. И все же осознание этого не успокаивало.
– Что случилось? – повторила Чани. Джессика покачала головой.
Пол произнес:
– В каждом из нас неразрывно слиты две древние силы – та, что дает, и та, что берет. Мужчине нетрудно заглянуть в то место своей души, где обитает берущая сила, но заглянуть в обиталище дающей он не может, оставаясь мужчиной. Женщине – наоборот.
Джессика увидела, что Чани не отводит от нее глаз, но слушает Пола.
– Ты понимаешь меня, мать? – спросил Пол.
Сил ей хватило, только чтобы кивнуть.
– Это голос седой древности, – сказал Пол, – чувства эти вросли в каждую клеточку нашего тела. Такие силы в основе нашей природы. Ты можешь сказать себе: «Да, я понимаю, как это происходит». Но когда заглянешь в глубь себя и окажешься прямо перед лицом грубой мощи, без какой-либо защиты, сразу поймешь: она может победить тебя. Нет большей угрозы для Дающего, чем сила, которая берет, и нет большей угрозы для Берущего, чем сила, которая дает. И так легко этим силам покориться!