Пол оставлял без внимания эти слова: в них не было искренности, только страх перед ветераном-Свободным. Он думал о том, какой долгий путь отделяет его от дней детства, проведенных в замке Каладана. Где ступил он на тропу, приведшую его на эту заполненную народом площадь на планете, такой далекой от Каладана? И действительно ли он шел по этой тропе? Он не мог сказать, что когда-нибудь в жизни действовал, повинуясь только одной причине: мотивы его поступков всегда были сложны, сложнее, может быть, чем когда-либо в человеческой истории. У него была надежда, что он все же может избежать судьбы, которую видит так ясно в конце тропы. Но толпа толкала его вперед, и он испытывал головокружительное ощущение, как будто он заблудился и утратил направление, которого держался всю жизнь.
Вместе с толпой вплыл он в портик храма. Голоса здесь звучали приглушенно. Запах страха становился сильнее — резкий, потный…
Ученики уже начали службу в храме. Их чистое пение перекрывало остальные звуки — шепот, шелест одежд, шарканье ног, кашель, — рассказывая о Далеких Местах, которые посетила жрица в своем святом трансе.
Она ездит на черве пространства,
Она ведет сквозь все бури
К земле мягких нетрон.
И хотя мы спим у логова змей,
Она охраняет паши спящие души,
Закрывая пустынный моб.
Она прячет нас в прохладной тени,
Сверкание ее белых зубов
Ведет нас в ночи.
По прядям ее волос
Мы поднимаемся в небо!
Сладкий аромат, запах цветов
Окружает нас, когда она с нами.
«Балак! — подумал Пол, как Свободный. — Она может быть и гневной!»
Портик храма освещали высокие мерцающие трубки, имитирующие пламя свеч. Мерцание вызвало в Поле древнее воспоминание, хотя он и понимал, что это сделано намеренно. Он ненавидел это атавистическое чувство.
Толпа проплыла вместе с ним через высокие металлические двери в огромный зал — мрачное помещение с мерцающими высоко над головой огнями. В дальнем конце находился ярко освещенный алтарь. За алтарем был виден обманчиво простой экран из черного дерева, украшенный рисунками из мифологии Свободных. Скрытые огни создавали эффект радуги. Ученики в семь рядов стояли ниже этого спектрального занавеса: черные рясы, белые лица, открывающиеся в унисон рты…
Пол смотрел на окружающих его пилигримов. Неожиданно он почувствовал к ним зависть. Они верили в правду, которую получат здесь, а он — нет. Ему показалось, что они получат здесь нечто такое, в чем ему самому отказано, что-то чудесное и исцеляющее.
Он старался протиснуться поближе к алтарю, но кто-то остановил его, взяв за руку. Пол оглянулся и увидел лицо старика Свободного — синие-в-синем глаза под нависшими бровями, а в них узнавание. В мозгу Пола вспыхнуло имя — Радир, его товарищ по сьетчу.
Пол знал, что зажатый толпой, он абсолютно беззащитен перед заговорщиками.
Старик протиснулся ближе, держа одну руку под платьем, в том месте, где Свободные носят криснож. Пол приготовился отразить нападение, но старик прошептал:
— Мы пойдем с остальными.
Это был пароль проводника. Пол кивнул. Радир повернулся и посмотрел на алтарь.
«Она идет с востока, — пели ученики, — и солнце стоит у нее за спиной. Ей все открыто. В блеске света ее взгляд ничего не пропустит: ни тьму, ни свет».
Стонущий звук музыкального инструмента заглушил пение и растворился в тишине. Толпа продвинулась вперед еще на несколько метров. Все слилось в одну монолитную массу, окутанную удушливым воздухом, тяжелым от дыхания множества людей и запаха спайса.
— Шаи-Хулуд пишет на чистом песке! — вскричали ученики.
Пол почувствовал, что и у него, как и у всех окружающих, захватило дыхание. Из-за сверкающей двери негромко вступил женский хор: «Алия… Алия… Алия…» Пение становилось все громче и громче и вдруг неожиданно оборвалось.
Снова послышались негромкие голоса:
Она снимает все бури,
Ее взгляд убивает наших врагов
И карает неверующих.
От вершин Туско,
Где начинается рассвет
И откуда бежит чистая вода,
Видна ее тень.
В сверкающем летнем жаре
Она служит нам хлебом и молоком —
Холодным, ароматным от спайса.
Глаза ее расплавляют наших врагов,
Карают наших угнетателей
И проникают во все тайны.
Она — Алия… Алия… Алия…
Голоса смолкли, постепенно замирая.
Пол почувствовал отвращение. «Что мы делаем? — спросил он себя. — Алия — ребенок-колдунья, но она становится старше, а значит, становится злее».
Атмосфера храма терзала его душу. Он стоял, объединенный с толпой своей личной виной, которую никогда не сможет искупить. Огромность Вселенной за пределами храма заполнила его сознание. Как может один человек, один ритуал надеяться связать эту огромность в единый узел?
Пол вздрогнул.
Вселенная противостояла ему на каждом шагу. Она избегала его хватки, принимала бесчисленные формы, чтобы обмануть его. И эта Вселенная никогда не согласится с формой, которую он хочет ей придать…
Шелест пробежал по залу.
Из тьмы за сверкающей радугой появилась Алия. На ней было желтое платье с зеленой каймой. Это были цвета Атридесов: желтый — солнечный свет, зеленый — смерть, производящая жизнь. Пол неожиданно почувствовал, что Алия появилась только ради него. Она была его сестрой. Он знал ее ритуал и его происхождение, но он никогда раньше не стоял в толпе пилигримов, глядя на нее их глазами. И теперь, в этом загадочном месте, он понял, что она часть противостоящей ему Вселенной.
Ученики принесли ей золотую чашу. Алия взяла ее.
Частью своего сознания Пол знал, что в чаше неизменный меланж, слабый яд, усилитель пророческих способностей.
Глядя на чашу, Алия заговорила. Голос ее ласкал слух, от него распускалась душа.
— Вначале мы были пусты, — произнесла Алия.
— В нас не было знания, — подхватил хор.
— И мы не знали о власти, живущей в одном месте… — говорила Алия.
— И в любом Времени, — пел хор.
— Это — Власть, — возвестила Алия, слегка приподняв чашу.
— Она приносит нам Радость, — ликовал хор. «И уничтожение», — подумал Пол.
— Она пробуждает душу… — возгласила Алия.
— И рассеивает все сомнения, — обещал хор.
— В мире мы гибнем, — жаловалась Алия.
— Во Власти мы живем вечно, — утешал хор. Алия поднесла чашу к губам и отпила.
К своему удивлению, Пол почувствовал, что затаил дыхание, как последний жалкий пилигрим в толпе. Хотя он по собственному опыту знал, что испытывает Алия, тау захватило его в свои сети. Он вспомнил, как яд проникает в тело. Память оживила мгновение, когда сознание становится пылинкой, изменяющей яд. Он снова пережил пробуждение в мире, где нет Времени и где возможно все. Он знал, что испытывает Алия, но видел, что не знает этого. Загадка слепила ему глаза.
Алия задрожала и опустилась на колени.
Пол перевел дух вместе с освободившимися пилигримами. Завеса частично начала подниматься. Поглощенный свои видением, он забыл, что видение принадлежит тем, кто в пути, кто еще придет. В видении проходишь сквозь тьму, не будучи в состоянии отличить реальность от несущественной случайности. Томишься по абсолютам, которых нет.
Но при этом теряешь настоящее.
Алия качалась под действием измененного спайса.
Пол чувствовал, как с ним говорит нечто трансцендентальное: «Смотри! Видишь, на что ты не обращал внимания?» В это мгновение ему показалось, что через глаза других он видит ритм этого места, который не смог бы воспроизвести ни один художник или поэт. Жизнь и красота, сверкающий свет поглощал стремление к власти.
Алия заговорила. Ее усиленный спайсом голос гремел в храме.
— Сверкающая ночь! — воскликнула она. Стон пронесся по толпе пилигримов.
— Ничто не может скрыться в такой ночи! Что за свет во тьме? На нем невозможно остановить взгляд. Чувства не отмечают его. Никакие слова не опишут его. — Голос ее стихал. — Остается темная пропасть. Она чревата всем будущим. Ах, какая нежная ярость!
Пол почувствовал, что ждет от нее какого-то сигнала, тайного знака. Это могло быть действие или слово, какое-нибудь колдовство, мистический процесс, что-то стремящееся наружу изнутри, что придется ему впору, подойдет, как стрела к космическому луку. Это ожидание дрожало в его сознании, как шарик ртути.
— Будет печаль, — возвещала Алия. — Напоминаю вам, что все сущее лишь начало, великое начало. Ждут миры, которые предстоит завоевать. Вы смеетесь над прошлым, а я говорю вам сейчас: внутри всех различий лежит единство.
Алия опустила голову. Пол еле сдержал крик разочарования: она не сказала того, чего он ждал. Тело его превратилось в сухую оболочку, пустую, точно сброшенная пустынным насекомым кожа.
«Остальные испытывают тоже самое», — подумал он. Неожиданно где-то в толпе, слева от Пола, закричала женщина.
Алия подняла голову, и Пол испытал странное ощущение, будто между ними исчезло расстояние, будто он смотрит прямо в остекленевшие глаза в нескольких дюймах от него.
— Кто призывает меня? — спросила Алия.
— Я! — воскликнула женщина. — О помоги мне, Алия! Говорят, мой сын убит на Муритане. Он умер? И я больше никогда не увижу моего сына?!
— Ты пытаешься идти назад по песку, — заговорила нараспев Алия. — Ничто не уходит. Все возвращается в свое время, но ты можешь не узнать вернувшегося.
— Алия, я не понимаю! — рыдала женщина.
— Ты живешь в воздухе, но не видишь его, — резко сказала Алия. — Ты — ящерица. В твоем голосе акцент Свободной. Разве Свободные стараются вернуть мертвых? Что нам нужно от наших мертвых, кроме их воды?
В центре храма мужчина в богатом красном плаще поднял обе руки, причем рукава спали, обнажая руки.
— Алия! — воскликнул он. — Мне сделали деловое предложение. Должен ли я его принять?
— Начало и конец едины! — отрезала Алия. — Разве я этого не говорила? Ты пришел сюда не для того, чтобы задать этот вопрос.