– Угу, – буркнул тот. Он вернулся к носилкам, взялся за плечи Джессики. – Давай, Кайнет. Хочешь посмотреть, чего с ними будет, – можешь лететь с нами.
– Как мило, Циго, что ты меня пригласил, – съязвил Резаный.
Джессика почувствовала, что ее поднимают. Тень от крыла над ней повернулась, открывая звезды. Ее засунули на заднее сиденье, проверили кримскелловые путы и привязали к сиденью. Пауля бросили рядом, его тоже прикрутили к спинке – и Джессика заметила, что сына связали обыкновенной веревкой.
Глухой Резаный, которого назвали Кайнет, уселся впереди. Стражник по имени Циго обошел орнитоптер и вскарабкался на другое переднее сиденье.
Кайнет захлопнул дверцу, склонился к приборам. Орнитоптер упруго взмахнул крыльями, взлетел и направился к югу, за Барьерную Стену.
Циго похлопал напарника по плечу:
– Слушай, ты бы обернулся, приглядел за этими…
– А ты знаешь, куда лететь? – спросил Кайнет, читая слова по губам.
– Мы же вместе слушали, что советовал изменник.
Кайнет развернул свое кресло. Джессика увидела слабый отблеск звезд на лучемете в его руке. Постепенно ее глаза привыкли – казалось, светлая внутренняя обшивка салона слабо флуоресцирует, – но покрытое шрамами лицо оставалось в тени. Джессика пошевелилась, чтобы попробовать ремни кресла, – оказалось, они затянуты не слишком туго. У правой руки она ощутила какую-то шероховатость – и поняла, что ремень разрезан почти до конца и лопнет от резкого рывка.
«Значит, кто-то подготовил орнитоптер для нас? – подумала она. – Но кто?»
Она медленно отодвинула свои связанные ноги от ног Пауля.
– А ведь жаль так вот просто взять и прикончить такую красотку, – заметил Резаный. – У тебя, скажем, были когда-нибудь бабенки из высокородных? – Он повернулся к пилоту.
– Бене Гессерит вовсе не все из высокородных, – ответил тот.
– Но выглядят все сплошь как аристократки.
«Ему меня достаточно хорошо видно», – подумала Джессика. Она подтянула связанные ноги на сиденье и свернулась в клубочек изящно изломанных линий, посмотрела Резаному в глаза.
– Ну разве не хороша, а? – причмокнул Кайнет и облизнул губы. – Нет, как хочешь, а это прямое транжирство. – Он посмотрел на Циго.
– Ты думаешь о том, о чем, как я думаю, ты думаешь? – усмехнулся пилот.
– Так а кто узнает? – сказал глухой. – Потом, после этого, конечно… – Он пожал плечами. – У меня аристократок еще не было. И вряд ли такой шансец еще когда выскочит. А?
– Только посмей коснуться моей матери, ты… – процедил Пауль сквозь зубы, яростно глядя на Резаного.
– Ха! – загоготал пилот. – А щенок, оказывается, может гавкать! Ну, зато кусаться ему сейчас несподручно.
Джессика же подумала: Пауль использовал слишком высокий тон. Но, может быть, это все же сработает.
Дальше они летели в молчании.
«Несчастные глупцы, – думала Джессика, изучающе разглядывая стражников и припоминая слова барона. – Их убьют, едва только они доложат, что задание выполнено. Барону не нужны свидетели».
Орнитоптер накренился, выполняя поворот над южным гребнем Барьерной Стены, и Джессика увидела внизу бескрайние пески, освещенные луной.
– Хватит, пожалуй, – сказал пилот. – Изменник советовал оставить их где-нибудь на песке поблизости от Барьерной Стены, в любом месте. – Он направил машину по пологой дуге вниз, к дюнам, остановил в воздухе над самой поверхностью песка.
Джессика увидела, что Пауль начал ритмически дышать – опять успокаивающее упражнение. Он закрыл глаза и снова открыл. Джессика глядела на него – помочь ему она не могла. Он еще не полностью овладел искусством Голоса, и если ему не удастся…
Орнитоптер, мягко качнувшись, опустился на песок.
Джессика оглянулась назад, на север, где возвышалась Барьерная Стена, и увидела, как над ней мелькнули крылья.
«Кто-то летит следом за нами! – поняла она. – Но кто?.. – Мгновение спустя она поняла: – Конечно, это люди барона, которых он послал следить за этими двоими. И уж конечно, кто-нибудь следит и за шпионами!..»
Циго выключил роторы крыльев. Сразу же обрушилась тишина.
Джессика повернула голову. В окне за плечом Резаного она увидела тусклый свет встающей луны, стеклистые скалы, поднимающиеся из песка. Их испещрили проеденные песком борозды.
Пауль откашлялся.
– Ну что, Кайнет, давай? – спросил пилот.
– Даже не знаю, Циго.
Циго повернулся:
– Да ты только взгляни!
Он потянулся к юбке Джессики.
– Вынь у нее кляп!
Джессика услышала, как прокатились в воздухе эти слова. Тон, тембр абсолютно правильны – резкие, повелительные. Может быть, тон мог быть чуточку ниже – но все равно должен был совпасть с психоспектром стражника.
Рука Циго дернулась к повязке на рту Джессики и потянула узел.
– Прекрати! – крикнул Кайнет.
– А, да заткнись ты, – отмахнулся Циго. – Руки-то у нее связаны. – Он развязал наконец узел, и повязка упала. Блестя глазами, он разглядывал Джессику.
Кайнет положил руку на плечо пилота:
– Слушай, Циго, незачем…
Джессика повернула голову, вытолкнула языком кляп. Она заговорила низким, глубоким голосом, в котором проскальзывали многообещающие нотки:
– Господа, вовсе незачем драться из-за меня!
Одновременно она плавно подвинулась в сторону Кайнета.
Стражники напряглись – Джессика увидела, что оба почувствовали необходимость именно драться за нее. Иных резонов для драки, собственно, и не требовалось. Они уже дрались, мысленно.
Она старалась держать лицо как можно выше, в слабом свете приборной доски – чтобы Кайнет мог читать по губам:
– Не нужно спорить.
Они еще дальше отодвинулись друг от друга, бросая осторожные взгляды.
– Стоит ли драки хоть одна женщина?
То, как она произнесла эти слова, – само ее присутствие! – окончательно убеждали в том, что уж кто-кто, а она-то безусловно стоит драки.
Пауль сжал губы, заставил себя лежать молча. У него был только один шанс воспользоваться Голосом. Теперь все зависело от матери, чей опыт был настолько больше…
– Н-ну да, – пробормотал Резаный. – Вовсе незачем драться…
Его руки дернулись к горлу пилота. Но его удар наткнулся на сверкнувшую сталь, остановившую руку Кайнета и вонзившуюся в его грудь, завершая движение.
Резаный застонал и, пошатнувшись, упал, ударившись о дверцу кабины.
– За кого он меня держал, раз думал, что я не знаю такого трюка? – Циго выдернул из тела нож, сверкнувший в лунном свете.
– А теперь разберемся со щенком, – сказал он, склоняясь над Паулем.
– Это лишнее, – пробормотала Джессика. Циго остановился.
– Разве не лучше, чтобы я делала все добровольно? – спросила она, улыбаясь. – Дай мальчику шанс. Совсем маленький, какой может у него быть в Пустыне, там… Дай ему этот шанс, и… – она улыбнулась, – ты будешь очень хорошо вознагражден.
Циго посмотрел по сторонам, снова повернулся к Джессике.
– Я слышал, что бывает с человеком в этой пустыне, – буркнул он. – Нож для мальчика – это почти что милость.
– Разве я прошу о многом? – умоляюще сказала Джессика.
– Ты меня хочешь обмануть, – пробормотал Циго.
– Я не хочу видеть смерть своего сына, – сказала Джессика. – Где же тут обман?
Циго просунулся назад, оперся локтем о ручку дверцы, схватил Пауля и, протащив по сиденью, наполовину вытянул его из салона. Поднял нож.
– Ну, волчонок, что ты сделаешь, если я разрежу твои веревки?
– Он немедленно уйдет отсюда вон в те скалы, – ответила за сына Джессика.
– Ты это сделаешь, парень? – переспросил Циго. Голос Пауля был в должной мере мрачным:
– Да.
Нож опустился, рассек путы на ногах. Пауль почувствовал, как рука Циго легла ему на спину – вытолкнуть на песок, – притворился, будто его шатает, упал плечом на раму дверцы, развернулся – как будто для того, чтобы удержаться от падения, – и изо всех сил ударил правой ногой.
Движение носка ноги было нацелено с точностью, достойной всех лет его долгих тренировок. Словно все эти тренировки сосредоточились в единственном миге. В момент удара сработали почти все мышцы тела. Носок врезался в мягкое подреберье Циго, с ужасающей силой пробил печень, диафрагму и закончил движение, ударив и порвав правый желудочек сердца…
Издав захлебывающийся вскрик, стражник опрокинулся на сиденье. Пауль не мог использовать руки – он упал на песок, перекатился через голову и вскочил на ноги, использовав импульс падения. Снова нырнул в кабину, схватил зубами нож и держал, пока мать перепиливала свои путы на руках. Затем она взяла у него нож и освободила его руки.
– Я могла бы справиться и сама, – сказала она. – Ему бы пришлось освободить меня. А это был неразумный риск.
– Я увидел шанс и воспользовался им, – ответил он. Она услышала оставшиеся в его голосе нотки контроля, сказала:
– На потолке кабины нарисован родовой знак Юйэ.
Он поднял голову и тоже разглядел завитушку.
– Выйди из орнитоптера и осмотри его, – велела она. – Под сиденьем пилота что-то лежит, я почувствовала, когда нас вносили в машину.
– Бомба?
– Вряд ли. Тут что-то странное.
Пауль выпрыгнул на песок, Джессика – за ним. Она повернулась, вытащила из-под сиденья сверток. При этом ноги Циго оказались у самого ее лица, а на свертке они ощутила влагу и поняла, что это – кровь пилота.
Напрасная потеря влаги, подосадовала она, поняв затем, что думает как арракийка.
Пауль огляделся вокруг, увидел скалу, поднимающуюся из песка, как берег из воды, изрезанные ветром каменные барьеры за этим «берегом». Оглянулся – мать достала из орнитоптера сверток и застыла, вглядываясь в сторону Барьерной Стены.
Проследив ее взгляд, он увидел еще один орнитоптер, спускающийся к ним по крутой дуге. Понял, что они просто не успеют выкинуть тела из машины и взлететь.
– Пауль, беги! – крикнула Джессика. – Это Харконнены!
20
Арракис учит «пониманию ножа», учит относиться к жизни так: отрезать все несовершенное и незавершенное, говоря: «Вот теперь это совершенно и завершено – ибо кончается здесь».