Оба они сидели под скалой, козырьком нависавшей над широкой и неглубокой впадиной. Рассвет уже окрасил иззубренные верхушки скал в розовый цвет. Под козырьком было холодно – здесь задержался отставший от уходящей ночи сухой, пронизывающий холодок. Перед самым рассветом дул теплый ветерок, но сейчас вновь похолодало. Хават слышал, как стучат зубами немногочисленные уцелевшие солдаты.
Человек напротив Хавата был фримен. Он пришел к Хавату чуть только забрезжил «ложный рассвет». Он скользил, словно едва касаясь песка, сливаясь с дюнами. За его движениями, скрытыми полумраком и развевающимся одеянием, невозможно было уследить.
Фримен протянул руку, пальцем начертил на песке подобие чаши с выходящей из нее стрелкой.
– Там без счета харконненских дозоров, – сказал он. Поднял палец от рисунка, ткнул в сторону скал, откуда спустился Хават со своими бойцами.
Хават кивнул.
Да, их там много.
Но он все еще не понимал, что было нужно этому фримену – и это его беспокоило. Он привык, что ментат способен определить движущие мотивы поступков.
Только что он пережил худшую ночь в своей жизни. Он был в гарнизонном городке Тсимпо, одном из буферных форпостов Карфага, бывшей столицы планеты, когда начали поступать сообщения о нападении. Сначала он подумал, что это – просто рейд, что Харконнены пробуют силы противника.
Но сообщение приходило за сообщением, и они приходили все чаще.
Два легиона высадились в Карфаге.
Пять легионов – пятьдесят бригад! – атакуют главную базу герцога в Арракине.
Один легион – в Арсунте.
Две боевые группы – в Расколотых Скалах.
Затем сообщения стали более подробными: среди атакующих – имперские сардаукары, вероятно, два легиона. И стало ясно, что врагу точно известно, сколько и куда посылать войск. Совершенно точно! У них была превосходная разведка.
Потрясение и ярость Хавата возросли настолько, что еще немного – и он, как ментат, вышел бы из строя. Масштабы атаки сами по себе были – как удар.
И вот он сидит здесь под скалой в пустыне, кивает сам себе, словно дряхлый старик, кутается в драный и изрубленный мундир, словно пытаясь спрятаться от холодных теней.
Но сколько, сколько же их!..
Он всегда допускал, что враги наймут для налета или разведки боем лихтер Гильдии. Это было бы вполне в духе подобных междоусобиц Великих Домов. Лихтеры с грузом принадлежащей Дому Атрейдес Пряности взлетали и садились на Арракисе регулярно. И разумеется, Хават принял необходимые меры на случай атаки с фальшивого лихтера. Они не предполагали, что даже в большом, массированном нападении будет участвовать больше десяти бригад.
Но, судя по последним данным, десант на Арракис был высажен более чем с двух тысяч кораблей – и не только лихтеров: на планету опускались фрегаты, разведчики, мониторы, крашеры, десантные транспорты, грузобомбы…
Больше сотни бригад – десять легионов!
Стоимость подобного предприятия едва могла бы покрыть доход Арракиса от продажи Пряности за полвека!
И то не наверняка.
«Я недооценил сумму, которую барон был готов истратить на эту войну, – горько подумал Хават. – Я обманул доверие моего герцога – и погубил его!»
И оставалось еще это предательство.
«Я сумею прожить еще достаточно, – думал он, стискивая кулаки, – чтобы увидеть, как ее удавят. Надо было убить ее, когда была еще возможность. Мог – и не убил!..» – Хават не сомневался, что их предала именно леди Джессика. Слишком хорошо вписывалась она в общую картину всех известных фактов.
– Ваш Гурни Халлек и часть его людей сейчас в безопасности – у наших друзей контрабандистов, – объявил вдруг фримен.
– Это хорошо.
Значит, Халлек сумеет унести ноги с этой адской планеты. Хоть кто-то спасется…
Хават оглянулся на свой маленький отряд. Горстка! Еще ночью у него было три сотни отборных бойцов. Теперь их осталось ровно двадцать – и половина из них ранены. Некоторые спали – стоя, опершись на скалу или раскинувшись на песке у ее подножия. Их последний орнитоптер – они использовали его как экраноплан для перевозки раненых – отказал уже перед самым рассветом. Они разрезали его лучеметами на куски и зарыли их, а затем сумели все же добрести до этого укрытия на краю котловины.
Лишь приблизительно мог Хават представить, где они находятся – километров двести к юго-востоку от Арракина, а основные пути между сиетчами Барьерной Стены лежали где-то южнее.
Фримен, сидевший напротив Хавата, откинул капюшон и шапочку дистикомба, открыв песчаного цвета шевелюру и бороду. Волосы были гладко зачесаны назад с высокого лба. Непроницаемо синие глаза – как и все фримены, он потреблял много меланжи. У левого угла рта усы и борода были словно запятнаны – здесь волосы свалялись, прижатые изогнутой трубкой, идущей от носовых фильтров.
Фримен вынул фильтры из ноздрей, поправил их, вставил на место и почесал шрам возле носа.
– Если собираетесь этой ночью пересечь впадину, – проговорил он, – не вздумайте включать щиты. Там, – он развернулся на пятках и махнул рукой на юг, – в Стене есть проход, а до самого эрга тянутся открытые пески. А щиты могут привлечь… – он заколебался, словно подыскивая слово, – червя. Они нечасто заходят сюда, но к работающему щиту червь придет наверняка.
«Он сказал “червь”, – отметил Хават. – А хотел сказать нечто другое. Но что? И что ему от нас нужно?»
Хават вздохнул.
Он даже и не помнил, когда ему приходилось так уставать. Мышцы были так измотаны, что никакие энергетические таблетки уже не помогали.
Проклятые сардаукары!
С горьким осознанием собственной вины, Халлек думал о воинах-фанатиках и интриге – да нет, настоящем предательстве Императора, воплотившемся в их вторжении. Впрочем, как ментат, он понимал, что у него практически нет шансов предстать с доказательствами этого предательства перед Высшим Советом Ландсраада – а больше никто и не мог бы восстановить закон и справедливость…
– Вы хотите попасть к контрабандистам? – спросил фримен.
– А это возможно?
– Путь долог…
«Фримены не любят говорить “нет”», – так сказал ему как-то Айдахо…
– Ты мне так и не сказал, – мрачно проговорил Хават, – помогут твои люди моим раненым или нет?
– Они – ранены…
Тот же проклятый ответ! Опять и опять!
– Да знаем мы, что они ранены! – вспылил Хават. – Это не…
– Успокойся, друг, – остерег фримен. – Что говорят сами раненые? Разве нету меж ними таких, кто понимает водную нужду племени?
– О воде мы не говорили, – сказал Хават. – Мы…
– Понимаю тебя, – кивнул фримен. – Понимаю, отчего ты не хочешь говорить об этом… Они твои друзья и соплеменники. Но есть ли у вас вода?
– Недостаточно…
Фримен показал на мундир Хавата – сквозь прорехи виднелась опаленная кожа, – сказал:
– Вижу я, вас захватили врасплох в вашем сиетче – без дистикомбов. Значит, тебе, друг, теперь принимать Водяное решение…
– Можем мы заплатить за вашу помощь?
– У вас нет воды, – пожал плечами фримен. Он оглядел небольшую группу за спиной Хавата. – Сколькими ранеными вы можете пожертвовать?
Хават замолчал. Будучи ментатом, он чувствовал, что они, похоже, просто не понимают друг друга. Слова соединялись во фразы – но смысл ускользал. Что-то тут было не так.
– Я – Суфир Хават, – проговорил он, – и имею право говорить от имени моего герцога. Я могу дать тебе обязательство об уплате за твою помощь. И мне нужна небольшая помощь – всего-то чтобы мои люди уцелели достаточно долго, чтобы убить изменницу, полагающую ныне, что она за пределами правосудия…
– Так ты хочешь, чтобы мы приняли твою сторону в вендетте?
– С вендеттой я справлюсь и сам. Все, что мне надо, – это избавиться от ответственности за раненых, чтобы заняться этой вендеттой…
Фримен нахмурился:
– Как ты можешь отвечать за своих раненых? Они сами за себя отвечают. Ведь речь – о воде, Суфир Хават. Или хочешь ты, чтоб я сам, без тебя, принял то Водяное решение?
И фримен положил руку на скрытое под его плащом оружие.
Хават напрягся. Измена?..
– Чего ты боишься? – спросил фримен.
«Эта мне фрименская прямота!» – подумал Хават и осторожно сказал:
– Моя голова ведь оценена…
– А-а, – отнял руку от оружия фримен. – Ты думаешь, мы продажны, как византийцы? Ты не знаешь нас. У Харконненов недостанет воды, даже чтобы купить и самого малого ребенка из фрименов.
«Но у них хватило богатств, чтобы заплатить Гильдии за перевозку более чем двух тысяч боевых кораблей», – подумал Хават. Сама мысль о таких расходах ошеломляла!
– Мы оба сражаемся против Харконненов, – сказал Хават. – Разве не должны мы разделять, все проблемы и тяготы войны?
– А мы их и разделяем, – сказал фримен. – Я видел, как вы бились с Харконненами. Хорошо бились. В иные времена хотел бы я, чтобы ты бился плечом к плечу со мною!..
– Так скажи, где моя рука может пригодиться тебе? – горячо сказал Хават.
– Кто знает? – промолвил фримен. – Сейчас повсюду – харконненские войска… Однако ты до сих пор так и не принял Водяного решения – и не передал его своим раненым.
«Я должен быть осторожен, – напомнил себе Хават. – Я явно не понимаю чего-то важного».
– Может, – сказал он, – ты покажешь мне путь? Путь, годный для Арракиса?
– Вот мысли чужака, – с легкой насмешкой сказал фримен и показал куда-то на северо-запад, за скальные вершины. – Мы же видели, как пришли вы ночью через пески. – Он опустил руку. – Вот ты расположил своих людей на сыпучем склоне дюны. А это – плохо. У вас нет ни дистикомбов, ни воды. Вам долго не продержаться.
– Да, нелегко дается жизнь на Арракисе, – признал Хават.
– То правда. Но мы все же убивали Харконненов!
– А что вы делаете со своими ранеными? – напрямую спросил Хават.
– Разве не знает настоящий человек, когда его стоит спасать и когда нет? – поднял брови фримен. – Ведь твои раненые знают, что у вас нет воды. – Он повернул голову, искоса взглянул на Хавата. – Пришло время Водяного решения… И раненые, и здоровые должны теперь подумать о судьбе всего племени, о его будущем.