Пол потер подбородок. Все его специальные занятия с Хаватом и матерью: мнемоника, фокусирование восприятия, контроль над мускулами, развитие чувств, изучение языков и голосовых тонкостей — все это по-новому укладывалось в его голове.
— Когда-нибудь, сын, ты станешь герцогом, — произнес отец. — Герцог-ментат — очень внушительная перспектива. Ты можешь принять решение прямо сейчас… или тебе нужно дать время на размышления?
Колебаний не было.
— Я буду продолжать тренировки.
— Внушительная перспектива, — пробормотал герцог, и Пол подметил гордую улыбку на лице отца. Она вдруг потрясла Пола — словно из-под кожи узкого лица выглянул череп. Пол закрыл глаза, ощущение ужасного предназначения вновь пробудилось в нем. «Может, быть ментатом на самом деле ужасно», — подумал он.
Он сконцентрировался на этой мысли, но разум его возразил. Нечто, пробудившееся в нем, протестовало.
***
На примере леди Джессики и Арракиса особенно очевидны плоды, принесенные зернами имплант-легенд Бинэ Гессерит, засеянными Миссионарией Протективой. Мудрость, с которой известная нам вселенная охвачена сетью пророчеств, необходимых для защиты Дочерей Гессера, оценена уже давно, но никогда еще не было в истории столь экстремального положения, в котором обычная система Миссионарии так соответствовала бы индивидуальностям. Пророческие легенды ее укоренились на Арракисе вплоть до прямых заимствований, (включая и само звание Преподобной Матери, распевы и возгласы, и большую часть Профетической Защиты Шари-а). Пора признать, что латентные способности леди Джессики ранее существенно недооценивались нами.
Вокруг леди Джессики вдоль стен Большого зала резиденции в Арракейне штабелями высились коробки, думпящики, чемоданы, сундуки с багажом, часть их была уже распакована. Шум возвестил, что рабочие с челнока Гильдии внесли в зал новую порцию груза.
Джессика стояла в середине зала. Она медленно повернулась, оглядывая выступающие из потолка темные балки и глубоко врезанные окна. Гигантский старинный зал напомнил ей палату сестер в школе Бинэ Гессерит. Но в школьном зале было тепло и уютно. Здесь же вокруг был блеклый камень.
«Какой архитектор позаимствовал голые стены и темные гобелены из далекого прошлого?» — подумала она. Громадные балки свода в двух этажах над ее головою явно были доставлены на Арракис за чудовищную цену. Деревья, из которых можно было изготовить подобные брусья, на планетах этой системы не росли… разве что архитектор здесь ловко имитировал дерево.
Впрочем, едва ли.
При старой Империи здесь была резиденция правительства. Цены тогда были пониже. Дом этот строили задолго до Харконненов, до того еще, как они построили свой мегалополис Картаг — латунную дешевку сотнях в двух километров к северу, за Ломаной Землей. Лето мудро выбрал место для своего пребывания. В имени города — Арракейн — звенела древность… И еще: небольшой городок легче очистить от врагов и защитить от них. У входа вновь раздался стук сгружаемых ящиков.
Джессика вздохнула.
Справа от нее к коробке был приставлен портрет отца герцога. Кусок упаковочного шнура картинно свисал с него. Джессика все еще не выпускала его из левой руки. Внизу картины лежала черная бычья голова на полированной доске. Темным островком выступала она из моря упаковочной бумаги. Деревянная панель была на полу, и блестящая морда быка задралась к потолку, словно зверь вот-вот протрубит вызов к бою.
Джессика удивленно подумала, с чего вдруг достала она в первую очередь две эти вещи: бычью голову и картину. В этом поступке она почувствовала нечто символическое. С того самого дня, когда покупщики герцога забрали ее из школы, не чувствовала она себя столь испуганной и неуверенной.
Голова и картина.
Смятение ее усилилось. Она поежилась, глянув на прорези окон высоко над головой. Было еще раннее утро, в этих широтах небо казалось холодным и черным, куда темнее привычной теплой синевы Каладана. Тоска по дому пронзила ее.
А Каладан так далеко отсюда!
— Ну вот и мы! — раздался голос герцога Лето. Она вихрем обернулась, он широкими шагами вышел из сводчатого прохода в зал. Его черный рабочий мундир с красным вышитым ястребом на груди был запылен и помят.
— Я вдруг подумал, что ты потерялась в этом отвратительном доме, — сказал он.
— Холодный дом… — произнесла она и поглядела на его высокую фигуру, загорелая кожа напоминала ей оливковые рощи и золотые отблески на голубой воде. Серые глаза его словно были подернуты дымом костра, но лицо было лицом хищника — худым, с резкими выступами и впадинами.
Внезапный страх стиснул ее сердце: таким яростным, свирепым он стал недавно, когда решил подчиниться приказанию императора.
— Какой холодный город, — повторила она.
— Грязный, пыльный гарнизонный городишко, — согласился он, — но мы все здесь переменим. — Он оглядел зал. — Это зал для официальных приемов. Я только что осмотрел семейные апартаменты в южном крыле. Там много лучше. — Он шагнул к ней, тронул за руку, не скрывая восхищения ее точеной фигурой.
И вновь он подумал о ее неведомых предках… Кто они? Какой-нибудь из ренегатствующих Домов-изгоев? Незаконная ветвь королевской крови? Величия в ней было куда больше, чем в собственных дочерях императора.
Под внезапно отяжелевшим взглядом его она полуотвернулась, став к нему боком. И он вдруг понял, что красота этого лица не сводилась к единственной черте. Овальное лицо под шапкой волос цвета полированной бронзы. Широко поставленные глаза… зеленые и чистые, как утреннее небо на Каладане. Небольшой нос, широкий благородный рот. Стройная и худая, чуть ли не тощая.
Он припомнил, что сестры Ордена звали ее худышкой. Это сообщили ему покупщики. Но любое описание ее было слишком упрощенным: она вновь влила в кровь Атридесов величие королей. Он всегда радовался, замечая, что Пол похож на нее.
— А где Пол? — спросил он.
— Где-то в доме, занимается с Юэ.
— Должно быть, в южном крыле, — сказал он, — мне послышался там голос Юэ, просто не было времени заглянуть. — Он посмотрел вниз на нее и с легкой неуверенностью в голосе произнес — Я зашел сюда, лишь чтобы повесить ключ Каладанского замка в столовой.
Она задержала дыхание, подавила желание прикоснуться к нему. Повесить ключ — это символический жест. Но посочувствовать ему было не время, да и не место.
— Когда мы входили, я заметила наше знамя над домом.
Он глянул на портрет отца:
— Где ты собираешься его повесить?
— Где-нибудь здесь.
— Нет, — тон был окончательный и решительный. Теперь ей оставалось хитрить, ведь открытый спор стал невозможен. Но надо было попробовать хотя бы для того, чтобы напомнить себе: нельзя использовать против него способы Бинэ Гессерит.
— Господин мой, — сказала она. — Если бы вы только…
— Ответ мой — нет. Я позорно много использую тебя во всевозможных делах, но не в этом. Я только что пришел из столовой, где…
— Господин мой! Ну пожалуйста!
— Выбирать приходится между твоим пищеварением и достоинством нашего рода, моя дорогая, — ответил он. — Реликвии будут висеть в столовой.
Она вздохнула:
— Да, господин мой.
— Ты можешь по-прежнему обедать при возможности у себя. Я ожидаю тебя лишь в официальных случаях.
— Благодарю, господин мой!
— И не будь такой холодной и формальной. Ты должна быть благодарна мне за то, что я так и не женился на тебе. Иначе ты была бы обязана присутствовать за столом рядом со мной за каждой трапезой.
Она кивнула с застывшим лицом.
— Хават уже установил над обеденным столом ядоискатель, — сказал он, — в твою комнату поставили переносный.
— Ты предвидел… наше несогласие, — сказала она.
— Дорогая, я хочу, чтобы и тебе было хорошо. Я нанял слуг, они местные, но Хават разобрался — все они из Вольного народа. Пригодятся, пока мы не сумеем освободить от прочих обязанностей наших людей.
— А за пределами дома можно ли чувствовать себя в безопасности?
— Да, если ненавидишь Харконненов. Быть может, ты захочешь оставить домоправительницей Шадут Мейпс.
— Шадут, — сказала Джессика, — это какой-то титул у Вольных?
— Мне говорили, что он значит «хорошо черпающая», — здесь это звучит по-другому. Быть может, она не покажется тебе услужливой, но Хават о ней прекрасного мнения, как и Айдахо. Оба убеждены, что она хочет служить нам, но в особенности — тебе.
— Мне?
— Фримены узнали, что ты из Бинэ Гессерит, — сказал он, — здесь о вас сложены легенды.
«Миссионария Протектива, — подумала Джессика. — Ни одно место не избегнет их внимания».
— Значит ли это, что Дункан добился успеха? — спросила она. — Они заключили союз с нами?
— Пока не могу сказать ничего определенного, — ответил он. — По мнению Дункана, фримены хотят какое-то время понаблюдать за нами. Но обещали соблюдать перемирие и не делать набегов на дальние деревни все время перехода. Этот факт важнее, чем может показаться. Хават утверждает, что фримены были глубокой занозой в боку Харконненов и степень причиняемого ими ущерба держалась в глубоком секрете. Барону невыгодно, если император узнает о немощности войск Харконненов.
— Домоправительница из фрименов, — удивилась Джессика, возвращаясь мыслями к Шадут Мейпс. — И у нее будут совсем синие глаза.
— Пусть внешний вид этих людей не обманет тебя, — сказал он, — в них скрыта сила и здоровая жизнестойкость. Я думаю, в этих людях заключено все, что нам нужно.
— Опасная игра, — возразила она.
— Давай не будем повторяться, — ответил он. Она выдавила улыбку.
— Приходится, вне сомнения. — И быстро проделала весь обряд приведения себя в спокойствие: два глубоких вздоха, потом, мысленно, ритуальные фразы… и наконец сказала — Я собираюсь распределять комнаты, какие у тебя пожелания?