Пришедший с последней проверкой герцог остановился в дверях и вдруг подумал о ядоискателях и их роли в жизни общества.
«Цельная картина, — размышлял он. — Нас выдает уже сам язык: столько слов и определений, связанных со способами осуществления этой коварной смерти. Что вам угодно? Чомурки? — Яд в питье? Или же вам нужен аумас — яд в пище?»
Он качнул головой.
Возле каждой тарелки на длинном столе стоял изящный флакон с водой. Бедной арракейнской семье воды хватило бы, как подсчитал герцог, на год жизни.
По сторонам дверного проема, в котором он стоял, располагались широкие желто-зеленые с пышной лепниной чаши для омовения рук. Рядом с каждой была вешалка для полотенец. По обычаю, пояснила домоправительница, гостям следовало церемонно омочить руки в воде, стряхнуть на пол несколько капель, осушить ладони полотенцем и небрежно бросить полотенце в растущую на полу груду. После обеда под дверями собирались побирушки, которым положено было отдавать отжатую из полотенец воду.
«Как характерно для файфа Харконненов, — подумал герцог, — предусмотрены все степени падения духа». Он глубоко вздохнул, почувствовав, как пробуждается ненависть.
Отныне обычай этот следует прекратить.
Он дождался, пока в двери, ведущей на кухню, появилась служанка — одна из тех корявых старух, которых рекомендовала домоправительница. Герцог поманил ее к себе рукой. Она скользнула из тени на свет, торопливо обогнула стол, и он увидел на морщинистом лице все те же глаза — синева в синеве.
— Что угодно милорду? — спросила она, склонив голову и прикрыв ладонью глаза.
Он показал:
— Пусть эти чаши и полотенца уберут.
— Но… Благороднорожденный… — она глянула вверх, открыв в изумлении рот.
— Я знаю про обычай, — отрубил он. — Вынести эти чаши к входной двери. И пусть, пока мы обедаем, каждый просящий получает по полному стакану воды. Понятно?
Ее морщинистое лицо не скрывало эмоций разочарования, гнева…
Внезапно Лето понял, что она собиралась продать отжатую воду из захватанных полотенец каким-нибудь беднякам за несколько медяков. Может быть, и это тоже обычай?
Лицо его помрачнело, и он пробормотал:
— Я поставлю стражу проследить, чтобы мои приказания были исполнены в точности и дословно.
Он обернулся и направился коридором к Большому залу. Словно беззубое шамканье старухи, шелестели воспоминания. Вода и волны, трава — не вездесущий песок, ослепительное лето вокруг, — и так год за годом.
И все.
«Я старею, — подумал он. — Смерть тронула меня своей холодной рукой. И в чем же? В старушечьей жадности?»
В Большом зале смешанная группа окружила перед камином леди Джессику. В очаге потрескивал открытый огонь, оранжевый свет озарял дорогие ткани, поблескивал на ожерельях и иных драгоценностях. В этой группе он узнал владельца фабрики конденскостюмов в Картаге, торговца привозными электронными приборами, поставщика воды, летняя дача которого была рядом с его фабрикой у северной полярной шапки; представителя банка Гильдии (этот был худ и держался отчужденно), худощавую строгую женщину, чей эскорт обслуживал инопланетных путешественников, совмещая, по слухам, это занятие с разного рода контрабандой, шпионажем и шантажом.
Большинство женщин в этом зале принадлежали к одному типу, — картинно и подчеркнуто подающих себя, — странная смесь неприступности и чувственности.
Но и не будучи хозяйкой, Джессика затмевала бы всех остальных. На ней не было драгоценностей, она предпочла сегодня теплые тона, длинное платье цвета огня и коричневую, как земля, ленту в бронзовых волосах.
Он понял, что она хочет его слегка поддразнить, — легкая месть за небольшую холодность. Она прекрасно знала, что ему нравятся на ней такие одежды, — он всегда воспринимал ее в жарких и теплых цветах.
Вблизи, скорее уже вне группы, стоял Дункан Айдахо в поблескивающем мундире. Плоское лицо невозмутимо, курчавые черные волосы тщательно причесаны. Его уже вызвали от фрименов, и он успел получить от Хавата приказ: «Под предлогом личной охраны не отводи глаз от леди Джессики».
Герцог оглядел комнату.
Пол был окружен группой льстивых юнцов из богатых семей Арракейна. Между ними герцог заметил трех офицеров внутренней стражи, державшихся отчужденно. Особенно внимательно герцог приглядывался к молодым женщинам. Еще бы, ведь наследник герцогского титула — такая добыча! Но Пол никого не выделял, общаясь с ними с благородной сдержанностью.
«А тяжесть титула ему уже по плечу», — подумал герцог, вновь ощутив в этих словах руку смерти, отчего по коже его побежали мурашки.
Пол заметил отца в дверях, но избегал его глаз. Он оглядел группки гостей, пальцы в драгоценных камнях, охватывающие флаконы. Содержимое флаконов привычно и непринужденно проверялось портативными ядоискателями. Дешевые маски, за которыми гниль души и молчание сердца.
«Кажется, я сегодня кисло настроен, — подумал он, — интересно, что сказал бы обо всем этом Гарни?»
Он знал, почему пребывает в таком настроении. Он не собирался присутствовать на обеде, но отец настоял. «В обществе ты уже занимаешь вполне определенное положение, — сказал он. — И ты уже достаточно взрослый. Почти мужчина».
Пол заметил, что отец вышел из дверного проема, оглядел комнату и присоединился к группе, в которой была леди Джессика.
Когда герцог подошел к ним, поставщик воды спросил:
— А это верно, что герцог установит контроль за погодой?
Из-за спины его герцог проговорил:
— Ну, наши замыслы, сэр, пока так далеко не заходят.
Тот повернулся, явив округлое, вкрадчивое, дочерна загорелое лицо.
— Ах, герцог, — протянул он. — Мы уже заждались вас.
Лето глянул на Джессику:
— Пришлось кое-что сделать. — Обращаясь к поставщику воды, он рассказал об умывальных чашах и добавил — Насколько это зависит от меня — со старыми обычаями покончено.
— Это приказ герцога, милорд? — спросил мужчина.
— Ну, уж это… как сочтете сами, — ответил герцог. Он обернулся, заметив подходящего Кайнса.
Одна из женщин произнесла:
— А по-моему, это очень великодушно — отдать воду… — Кто-то шикнул на нее.
Герцог поглядел на Кайнса, заметив на планетологе старомодную темно-коричневую форму с эполетами штатского слуги императора и крошечной золотой слезинкой на воротнике — знаком положения.
Поставщик воды сердитым тоном спросил:
— Герцог возражает против наших обычаев?
— Этот обычай отменен, — подтвердил Лето, он кивнул Кайнсу, заметил, как нахмурилась Джессика, и подумал: «Такое выражение ей не к лицу, но от этого слухи о нашей размолвке лишь усилятся».
— С разрешения герцога, — сказал поставщик воды — Я бы хотел продолжить разговор об обычаях.
Лето услышал необычно елейные тона в голосе, заметил почтительное молчание в обступившей гостя группе. В комнате, прислушиваясь, стали поворачиваться к ним.
— Не пора ли начинать обед? — спросила Джессика.
— Но у нашего гостя есть кое-какие вопросы, — сказал Лето. Поглядев на поставщика воды, круглолицего, большеглазого и пухлогубого мужчину, он вспомнил памятку Хавата: «…за поставщиком воды надо следить — Лингар Бьют, запомните это имя. Харконнены использовали его, но полностью он им никогда не подчинялся».
— Водяные обычаи столь интересны, — проговорил Бьют с улыбкой на лице. — Любопытно, что вы собираетесь делать с устроенной в доме оранжереей? Вы тоже будете тыкать ею людям в лицо… милорд?
Сдержав гнев, Лето поглядел на мужчину. В голове промелькнуло: «Бросить мне в лицо вызов в моем собственном доме, — для этого требуется большая смелость, в особенности теперь, когда Бьют уже подписал контракт об альянсе. Поступок означает и понимание собственной силы. Вода действительно сила на этой планете. Если, например, заминировать устройства подачи воды, чтобы их можно было взорвать по сигналу… Похоже, этот человек способен на такой поступок. А разрушение водных заводов погубит Арракис. Значит, Бьют замахивался на Харконненов именно этой дубинкой».
— Герцог и я уже решили, как использовать оранжерею, — сказала Джессика, улыбнувшись герцогу, — конечно, мы сохраним ее, но как залог — для всего Арракиса. Наша мечта — изменить климат Арракиса настолько, чтобы такие растения были здесь повсюду.
«Благослови ее, Господи, — подумал Лето. — Пусть поставщик съест это».
— Нам очевидна ваша заинтересованность в воде и контроле за погодой, — сказал герцог. — Я бы посоветовал разделить ваше состояние. Когда-нибудь вода перестанет быть драгоценностью на Арракисе.
А про себя он подумал: «Следует поторопить Хавата… его люди должны быстрее проникнуть в организацию этого Бьюта. А нам следует начать возводить дублирующие водные предприятия. Я не потерплю ничьей дубинки над своей головой!»
Бьют кивнул, все еще улыбаясь:
— Весьма похвальная мечта, милорд, — и отступил на шаг.
Внимание Лето теперь привлекло выражение на лице Кайнса. Он глядел на Джессику каким-то странным взглядом, преобразившись — как влюбленный —… или словно в молитвенном трансе.
Думы Кайнса на этот раз были целиком поглощены фразой из пророчества: «И они разделят вашу сокровенную мечту». Он прямо спросил Джессику:
— И вы принесли нам сокращение пути?
— Ах, доктор Кайнс, — проговорил поставщик воды. — Ради герцога вы оставили стойбища ваших фрименов. Как это любезно с вашей стороны!
Кайнс невозмутимо глянул на Бьюта и произнес:
— В пустыне говорят: «Избыток воды делает человека безрассудным».
— Разные странности рассказывают в пустыне, — отвечал Бьют, и в голосе его послышалась явная неуверенность.
Джессика подошла к Лето. Взяла его под руку, чтобы слегка успокоиться. Кайнс произнес слова: «… сокращение пути». На древнем языке эти слова так и звучат: «Квизац Хадерач». На странные вопросы планетолога никто из остальных собравшихся вроде бы и не обратил внимания, и теперь Кайнс, склонившись к одной из консорток, уже слушал ее тихий кокетливый лепет.