Разве борешься ты со снами?
Разве бьешься с тенями?
Разве ходишь во сне?
Но время твое ускользнуло,
Твою жизнь забрали,
А ты все беспокоился о пустяках,—
Жертва своего безрассудства.
Стоя в прихожей собственного дома, Лето изучал записку в свете одинокой плавучей лампы. До рассвета оставалось еще несколько часов, и он ощущал усталость. Вестник от фрименов передал эту записку внешней охране, едва герцог прибыл с командного пункта.
В ней значилось: «Столбом дыма среди дня, огненной колонной в ночи».
Подписи не было.
— Что это значит? — удивился он.
Вестник исчез, не дожидаясь ни ответа, ни допроса. Он ускользнул и растаял в ночной мгле — тень среди теней.
Лето сунул записку в карман куртки, чтобы показать ее позже Хавату. Отведя прядь волос от глаз, он вздохнул. Действие бодрящих таблеток проходило. После званого обеда прошло два длинных дня, а не спал он еще больше.
Главной во всех военных проблемах была тревожная беседа с Хаватом, его отчет о разговоре с Джессикой.
«Может быть, разбудить ее, — подумал он. — Играть с ней в эту секретность нет больше никакой нужды. А может быть, подождать еще?»
Чтобы этого Дункана разорвало и прихлопнуло!
Он покачал головой: «Не Дункан — я был неправ, затеяв эту историю с Джессикой. И пора кончать, пока не вышло большей беды».
Решив это, он почувствовал себя лучше, и через прихожую и Большой зал герцог направился в семейное крыло.
Там, где ответвлялся коридор в служебные помещения, он остановился. Из прохода доносилось странное мяуканье. Положив левую руку на выключатель щита, Лето взял кинжал в правую. Нож в руке придал ему уверенности. От странного звука по коже побежали мурашки.
Герцог медленно шел по служебному коридору, проклиная тусклое освещение. Под потолком висели самые маленькие из плавучих ламп, к тому же притушенные. Их тусклый свет, казалось, тонул в темных каменных стенах.
Впереди, на полу, во мраке проступило неясное пятно. Поколебавшись, Лето едва удержался, чтобы не включить свой щит, — он ограничил бы его подвижность и слух, — к тому же он не позабыл о перехваченной партии лазеружий.
Безмолвно подойдя к темному пятну, он увидел, что это человек — мужчина, уткнувшийся лицом в каменный пол. Выставив вперед нож, Лето перевернул тело ногой и нагнулся пониже, чтобы рассмотреть лицо. Убитый оказался контрабандистом Туеком, на груди его расплывалось темное пятно. Мертвые пустые глаза. Лето прикоснулся к пятну — теплое.
«Почему он мертв? — подумал герцог. — Кто убил его?»
Мяуканье слышалось здесь погромче. Оно доносилось откуда-то спереди, из бокового прохода, где располагался главный генератор защитного поля во всем доме.
Не снимая руки с выключателя, стиснув кинжал, герцог прошел вперед по коридору и заглянул за угол в проход, ведущий к генераторной.
В нескольких шагах на полу темнело еще одно пятно, и он сразу понял, что звук издает именно оно. Фигура шевелилась, ползла вперед, медленно, неуклюже и что-то бормоча.
Заглушив приступ страха, Лето бросился вперед и согнулся над ползущей. Мейпс, фрименка-домоправительница. Волосы ее свисали на лицо, одежда была в беспорядке.
Тускло поблескивавшее темное пятно сползало на бок со спины. Он тронул ее за плечо, она приподнялась на локтях, задрала голову, обратив к нему пустые темные глазницы.
— Вы… — выдохнула она. — Убит… часовой… взять Туека… спасайте… миледи… вы… вы… здесь… нет… — она рухнула вперед, голова ударилась о камень.
Лето пощупал пульс на виске. Исчез. Поглядел на пятно — закололи ударом в спину. «Кто же? — Он торопливо думал. — Она хотела сказать, что убит часовой? И Туек… Джессика послала за ним? Зачем?»
Он стал разгибаться. Шестое чувство успело предупредить его, — он протянул руку к выключателю щита, — но опоздал. Неожиданный удар отбросил его руку в сторону. Она онемела. Он почувствовал боль: из рукава торчала игла, онемение ползло вверх по руке. Мучительным усилием он приподнял голову и глянул вперед.
Освещенный яркой плавучей лампой, в дверях генераторной стоял Юэ. Его лицо отсвечивало желтизной. За его спиной была тишина, — генераторы безмолвствовали.
«Юэ, — подумал Лето. — Он отключил генераторы! Мы беззащитны!»
Опуская в карман эжектор, Юэ направился к нему.
Лето понял, что еще в силах говорить, и выдохнул:
— Юэ! Как?
А потом паралич дошел до ног, и он осел на пол, скользнув спиной по каменной стене.
Когда Юэ склонился над лежащим, лицо его было печальным, он тронул лоб Лето. Герцог почувствовал прикосновение… слабое… далекое.
— Наркотик на игле подобран специально, — произнес Юэ. — Вы можете говорить, но я не советую этого делать. — Он поглядел в зал, снова нагнулся над Лето, вытащил иглу, отбросил ее в сторону. Игла еле слышно звякнула о камни.
«Это же невозможно, — подумал Лето. — Юэ подвергнут обработке».
— Как? — шепнул герцог.
— Сожалею, дорогой герцог, но есть вещи более важные, чем это, — он прикоснулся к алмазу, вытатуированному на лбу. — Я и сам удивлен, но эта мысль одолевает мое воспаленное воображение, я хочу убить человека. Я и в самом деле хочу этого. И меня ничто не остановит. — Он поглядел на лежащего герцога. — Нет, дорогой Лето, не вас. Барона Харконнена. Я хочу убить барона.
— Бар… он… Хар…
— Пожалуйста, успокойтесь, мой бедный герцог. У вас осталось мало времени. Тот искусственный зуб, который пришлось вставить вам после аварии на Каркале, — следует заменить. Сейчас я лишу вас сознания и поменяю его на новый. — Он разжал ладонь и поглядел на что-то, лежащее на ней. — Точная копия, сердцевина выполнена как нерв. Он пройдет все детекторы, даже быстрого сканирования. Но если вы прикусите его, оболочка разрушится. И если вы резко выдохнете, вас окружит облако смертоносного яда.
Лето глядел на Юэ, в сумасшедшие глаза. На лбу и подбородке доктора выступили капли пота.
— Вы умрете скоро, мой бедный герцог. Но перед смертью вы увидите барона. Он будет считать, что вы одурманены наркотиками и не можете напасть на него. Конечно, именно так все и будет, вас даже свяжут. На нападать можно и со связанными руками. И вы не забудете про зуб. Про зуб, герцог Лето Атридес. Вы не забудете про зуб.
Старый доктор клонился все ниже и ниже над герцогом. Наконец в сужающемся поле зрения Лето остались лишь лицо его… вислые усы.
— Зуб, — бормотал Юэ.
— Почему? — шепнул Лето.
Юэ встал на колено возле герцога.
— Я продался дьяволу — барону. И я должен убедиться, что он выполнил свою часть сделки. Когда я увижу его, я пойму. Когда я взгляну на него, я все пойму. Но я бы никогда не попал перед его очи даром. И вы — моя плата, мой бедный герцог. Я пойму, когда я его увижу. Моя бедная Уэнна кое-чему научила меня: в том числе видеть правду, когда велика ставка. Я не всегда могу это, но, когда я увижу барона, — я все пойму.
Лето попытался поглядеть на зуб в руке Юэ. Он чувствовал, что попал в какой-то кошмар… этого не могло быть…
Алые губы Юэ сложились в гримасу:
— Меня-то не подпустят близко к барону. Тогда бы я сделал все сам. Нет. Меня не подпустят близко. Но вы… Ах да! Вы и есть мое оружие! Уж вас-то он захочет разглядеть поближе… позлорадствовать, насладиться.
Биение мускула на левой щеке Юэ почти загипнотизировало герцога. Щека все дергалась, пока доктор говорил.
Юэ наклонился поближе:
— И вы, мой добрый герцог, мой драгоценнейший герцог, должны помнить про зуб. — Он показал его лежащему, зажав между большим и указательным пальцами. — Лишь это остается вам.
Рот Лето шевельнулся, слабо прозвучало: «Не хочу».
— Ах-х, нет! Нельзя отказываться! За эту небольшую услугу я спасу вашу женщину и сына. Кроме меня, этого не сделает никто. Их можно доставить в такое место, куда не попадет ни один Харконнен.
— Как… их… спасти? — шепнул Лето.
— Будет подстроена их смерть, потом их укроют среди людей, хватающихся за нож при одном упоминании имени Харконненов, — людей, которые так ненавидят Харконненов, что сожгут стул, на котором сидел один из них, посыплют солью землю, по которой ходили люди барона. — Он тронул Лето за щеку. — Челюсть еще чувствуете?
Герцог понял, что не в силах ответить. Он ощущал, что его тянут за руку, увидел пальцы Юэ с герцогской печатью в них.
— Передам Полу, — сказал Юэ, — сейчас вы потеряете сознание. Прощайте, мой бедный герцог. При следующей встрече у нас не будет времени для разговора.
Холод и немота ползли по челюсти Лето, по щекам его. Темный зал сузился в точку, в середине которой шевелились алые губы Юэ.
— Помните про зуб! — шипел Юэ. — Зуб!
***
Следует изучать недовольство. Трудные времена и угнетение необходимы, чтобы народ наращивал психологические мускулы.
Джессика проснулась во тьме, ощущая нечто в обступившей ее тишине. Она не могла понять, почему так скованы ум и тело. Коготки страха забегали по коже вдоль нервов. Она было захотела сесть и включить свет, но что-то удержало ее.
Во рту… что-то странное.
Шлеп — шлеп — шлеп — шлеп!
Звук доносился откуда-то из тьмы. Откуда-то.
Ожидание тянулось, прерываемое лишь крохотными движениями — на волосок, на иголку.
Она стала ощущать свое тело, путы на руках и лодыжках и кляп во рту. Она лежала на боку, руки связаны за спиной. Она попробовала их растянуть — веревки были из кримскелла, при движении они лишь туже затягивались.
Теперь она вспомнила.
Во тьме ее спальни кто-то шевельнулся, что-то мокрое и пахучее упало на лицо, закрыв рот и нос. Ее ухватили за руки. Она вздохнула — один лишь вздох — и ощутила запах наркотика. Сознание уплыло далеко, оставив ее в черной ужасающей тьме.