— Я не могу направиться этим путем, — пробормотал он, — ведь именно этого и добиваются на самом деле старые ведьмы из ваших школ.
— Я не понимаю тебя, Пол, — сказала мать.
Он молчал, ощущая себя семенем, ощущая в себе сознание расы — то, что он называл «ужасным предназначением». Он понял, что не может более ненавидеть ни Орден Бинэ Гессерит, ни императора, ни даже Харконненов. Все они были захвачены одной потребностью расы — необходимостью разогнать застоявшуюся кровь, перемешать, связать, слить наследственные линии в новом великом смешении генов. Но раса знала для этого лишь один способ — древний, проверенный и надежный, сметавший все на своем пути: джихад.
«Вне сомнения, я не могу пойти этим путем».
Но умственным взором он увидел гробницу над черепом отца и кровавый кошмар, в самом сердце которого развевалось черно-зеленое знамя Атридесов.
Обеспокоенная его молчанием, Джессика прочистила горло:
— Так значит… фримены предоставят нам убежище?
Он поглядел на освещенные зеленым огоньком ее аристократические, тронутые наследственным вырождением черты.
— Да, — ответил он, — так может случиться. — Он кивнул. — Да. Они будут звать меня… Муад'Диб, «Тот, кто указывает путь», Да… так они назовут меня.
И он закрыл глаза, подумав: «Отец мой, теперь я могу оплакать тебя». И по щекам его потекли слезы.
МУАД'ДИБ
***
Когда мой отец, падишах-император, услыхал о смерти герцога Лето и о том, как все случилось, он разгневался. В такой ярости мы его никогда не видали. Он обвинял и мою мать, и соглашение, по которому он обязан был посадить на трон сестру из Бинэ Гессерит. Он обвинял Гильдию и старого злодея барона. Он обвинял всех, кто только попадался ему на глаза, в том числе и меня… Мне он сказал, что я ведьма, такая же, как и все прочие. А когда я попыталась утешить его, напомнив, что все это было сделано из чувства самосохранения, древнего правила, которого правители придерживались с незапамятных времен, он фыркнул и спросил, не считаю ли я его слабым. И я поняла тогда, что до такого состояния его довела не печаль о погибшем герцоге, но то, что сулила эта смерть всему императорскому Дому. Теперь, глядя назад, я думаю, что провидческие способности были и у моего отца, ведь, вне сомнения, и его род, и род Муад'Диба восходят к единому источнику.
— А теперь Харконнену придется убить Харконнена, — прошептал Пол.
Он проснулся почти перед наступлением ночи и сел в закупоренной и темной конденспалатке. От звука его слов у противоположной стенки палатки шевельнулась мать.
Пол глянул на детектор близости на днище палатки, внимательно проверив показания циферблатов, фосфорными полосками светящихся во тьме.
— Скоро ночь, — проговорила мать, — почему ты не поднял полог?
Тогда Пол понял, что она уже давно дышала иначе и лежала молча во тьме, пока не убедилась, что он окончательно проснулся.
— Пологи можно поднять, только они не причем, — сказал он. — Была буря, палатку засыпало песком. Скоро я отрою нас.
— Никаких признаков Дункана?
— Никаких.
Пол рассеянно потер герцогскую печатку большим пальцем. Внезапно нахлынувший гнев против этой планеты, самой ее материи, что помогла убить его отца, пронзил его, заставил задрожать.
— Я слыхала, как началась буря, — сказала Джессика.
Неприхотливая простота этих слов несколько успокоила его. Мысли вернулись к началу бури, когда песок в котловине завихрился и вдруг побежали песчаные ручейки, потом словно хлынуло, и небо омутнело. Глянув на остроконечную скалу, он видел, как резкий порыв ветра, срезал ее вершину на каменный клин. Над котловиной несся песок, небо стало тусклым, как порошок карри, а затем стало темно — палатку засыпало.
Опоры крякнули, принимая на себя вес песка, а потом молчание прерывалось только вздохами мехов пескошноркелей, втягивавших воздух с поверхности.
— Попробуй включить приемник, — сказала Джессика.
— Бесполезно, — отвечал он.
Водяная трубка костюма была на месте, в зажиме у подбородка, — он глотнул теплой воды и подумал, что началась истинно арракисская жизнь. Он отпил воды, отданной его дыханием и телом. Вода была пресной и безвкусной, но она смочила гортань.
Джессика услыхала глотки, почувствовала, как липнет к телу конденскостюм, но отказалась признать жажду своего тела. Ответить на зов тела значило проснуться, встать навстречу суровому дню Арракиса, где хранят даже капли влаги в карманах конденспалатки и жалеют о выдохе в открытый воздух.
Хорошо бы вновь спрятаться в сон!
Но днем ей приснилось то, от чего она до сих пор вздрагивала. Во сне песок натекал на камень, а на поверхности его по одной проступали буквы имени: герцог Лето Атридес. Песок наплывал, она хотела поправить имя, но не успела — первая буква исчезла, когда еще не появилась последняя.
А песок наплывал, наплывал.
И сон закончился криком, становившимся громче и громче, воплем, рыданием… частью разума она поняла, что голос этот был ее собственным, но детским, почти младенческим. Уходила женщина, чьи черты память не могла припомнить.
«Моя безымянная мать, — подумала Джессика. — Сестра, что выносила и отдала меня Дочерям Гессера, потому что ей так приказали. Быть может, радовалась, что отделалась наконец от ребенка барона».
— Бить следует в слабое место, здесь это специя, — сказал Пол.
«Как может он сейчас думать о нападении?» — удивилась она.
— Вся планета набита специей, — ответила она. — Куда будешь бить?
Она услышала, как он шевельнулся, подтащил за собой ранец к входу.
— На Каладане требовалось господствовать в воздухе и на море, здесь необходимо властвовать в пустыне, а ключ к этому — фримены. — Голос его прозвучал уже от сфинктер-входа. Умение Бинэ Гессерит позволило ей услышать в его тоне неосознанную горечь против нее же самой.
«Еще бы! Всю жизнь его учили ненавидеть Харконненов, — подумала она. — А теперь он узнал, что и сам Харконнен… благодаря мне. Как мало он знает меня! Для моего герцога я была единственной. Я приняла и его жизнь, и все его ценности, даже отказалась повиноваться приказам Ордена». Под рукой Пола светополоска загорелась, наполнив палатку зеленоватым светом. Он склонился над клапаном, капюшон конденскостюма надвинут для выхода в пустыню, лоб туго охвачен, ротовой фильтр на месте, носовые вставлены в ноздри, видны лишь его темные глаза.
— Подготовься к выходу, — произнес он глухим из-за фильтра голосом.
Джессика подтянула фильтр к лицу и, застегивая капюшон, увидела, что Пол вскрывает клапан.
Едва он открылся, шелестящая струя песка хлынула на пол, прежде чем он успел остановить ее электростатическим уплотнителем. Этот инструмент раздвигал и уплотнял песчинки, в стенке перед ним появился ход. Пол скользнул в него, и за дальнейшим продвижением сына к поверхности она могла следить уже только по слуху.
«Что мы там обнаружим? — подумала она. — Харконненов и сардаукаров? Этих следует ожидать… А если там окажется нечто совсем неизвестное нам?»
Она подумала об уплотнителе и других странных инструментах в ранце. Каждый из них казался ей символом какой-то неизвестной опасности.
С поверхности повеяло горячим ветром, тронувшим ее не закрытые лицевым покрывалом щеки.
— Передай ранец, — негромко и осторожно попросил Пол.
Она повиновалась. Когда она перевалила ранец через клапан, в литровках булькнула вода. Поглядев вверх, она увидела темный силуэт Пола на фоне звезд.
— Сюда, — сказал он и, протянув руку, подхватил ранец и вытащил его на поверхность.
Теперь над головой ее был только круг, усеянный звездами; словно светящиеся жерла орудий, они были нацелены на нее. Дождем посыпались метеоры. Словно предупреждение — светлые полосы на тигровой шкуре неба… Могильная решетка… Честно говоря, они створаживали кровь в ее жилах.
— Поторопись, — сказал Пол.
— Я хочу снять палатку.
На левую руку ее сверху просыпался песок. «Сколько песчинок можно удержать в одной руке?» — почему-то пришло ей в голову.
— Тебе помочь? — спросил Пол.
— Нет.
Она глотнула пересохшим ртом, скользнула в ход. Наэлектризованный уплотнителем песок поскрипывал под рукой. Песок теперь почти до краев заполнял котловину, окружавшие ее скалы едва выступали из него. Со всей остротой тренированных чувств Джессика внимала темноте.
Шорох маленьких зверьков.
Взмахи крыльев.
Ручеек осыпавшегося песка, шебуршание в нем.
Пол сдул палатку и вытянул ее через прорытый ход.
Звезды немного сдвинулись, тени угрожающе опустились. Она глянула на черные пятна в небе.
«Как память о беде, — подумала она. — Словно вой преследующей стаи. Тех, кто охотился за твоими предками во времена столь отдаленные, что воспоминания эти хранятся лишь в самых примитивных клетках мозга. Глаза видят. И ноздри зрячи».
Пол подошел к ней и сказал:
— Дункан говорил мне, что если попадется, то сумеет продержаться… Не долго. Пора уходить.
Он надел ранец на плечи, не углубляясь в пески, скользнул к окружавшему котловину невысокому гребню, взобрался вверх, на склон, обращенный к открытой пустыне.
Джессика автоматически следовала за ним, про себя отметив, что для нее уже настало время идти за сыном.
«Сейчас мое горе тяжелее песка всех морей, — думала она, — мир избавил меня от всех целей, кроме древнейшей, — будущей жизни. Мне осталось теперь жить для моего юного герцога и нерожденной еще дочери».
По осыпавшемуся песку она поднялась к Полу.
Он глядел на север, на уходящую вдаль каменистую гряду. В свете звезд она напоминала древний военный корабль: длинный корпус поднимала незримая волна, бумеранги антенн, изогнутые назад трубы, надстройка на корме в форме буквы «П».
Над силуэтом полыхнуло оранжевое пламя, ослепительная пурпурная линия скользнула к нему снизу.