— Быть может, это остатки биологической испытательной станции, — предупредила она.
— Нас занесло далеко на юг, — ответил он. Опустил руку с биноклем, потер под носом, чувствуя, как высохли и запеклись губы, ощущая пыльный привкус в жаждущем рту.
— Похоже на обиталище фрименов, — сказал он.
— Можем ли мы быть уверенными в сочувствии со стороны фрименов? — спросила она.
— Кайнс обещал их поддержку.
«Но это отчаянный народ, эти жители пустыни, — думала она, — и я сегодня была на грани отчаяния. А отчаявшийся убьет просто ради воды».
Она закрыла глаза, и ей представился Каладан. Они отдыхали, путешествовали вдвоем — она и герцог Лето — дело было еще до рождения Пола. Они летели над яркими листьями диких лесов, над рисовыми плантациями в дельтах рек. Внизу, по муравьиным тропам в зелени, сновали караваны носильщиков с грузами, поддерживаемыми гравипоплавками. А на прибрежье белели лепестки тримаранов-дхау.
Все сгинуло.
Джессика открыла глаза: пустынная тишь, все жарче и жарче. Неугомонные демоны жары уже начали теребить воздух над раскаленным песком. Казалось, что скала напротив видна сквозь толстое стекло.
Через открытое устье расщелины осыпался песок, сдвинутый с места дуновением утреннего ветерка, коршунами взлетевшими с вершин утеса. Пескопад закончился, но шелест все еще доносился до ее ушей, становясь все громче и громче. Раз услышав этот звук, позабыть его было невозможно.
— Червь, — прошептал Пол.
Он появился справа с непринужденным величием, которого нельзя было отрицать. Извивающаяся длинная гора песка пересекала дюны совсем неподалеку. Спереди она была круче, рассыпалась пылью, словно волна каплями… Он удалялся налево. Звук медленно затихал.
— Иные космические фрегаты окажутся меньше его, — прошептал Пол.
Она кивнула, не отрывая глаз от пустыни. Пронзая дюны, червь сглаживал их, оставляя за собой соблазнительно ровную дорогу. Горестно бесконечная, стремилась она мимо, куда-то вдаль, к горизонту.
— Отдохнем, — сказала Джессика, — и продолжим наши занятия.
Подавив внезапно нахлынувшее негодование, он сказал:
— Мать, а ты не думаешь, что мы могли бы сегодня обойтись без…
— Сегодня ты запаниковал, — сказала она, — свой разум и бинду-нерватуру ты знаешь, быть может, лучше, чем я, но тебе еще предстоит многое узнать о своей прана-мускулатуре. Тело, Пол, иногда поступает само по себе, и я могу тебя еще многому научить. Ты должен научиться управлять каждым мускулом, каждым волокном своего тела. Надо вновь заняться руками. Начнем с мускулатуры пальцев, сухожилий ладони и чувствительности кончиков пальцев, — она повернулась. — Ну, пошли в палатку.
Он пошевелил пальцами левой руки, следя, как она проползает сквозь сфинктер клапана палатки, понимая, что не следует отговаривать ее… надо согласиться.
«Чтобы они ни сделали из меня, все равно без моего участия не обошлось», — подумал он.
Вновь заняться руками!
Он поглядел на собственную ладонь. Какой беспомощной казалась она по сравнению с гигантскими червями!
***
Мы пришли с Каладана, райского уголка для нашей жизненной формы. На Каладане не было необходимости создавать рай для тела или ума, — его мы видели вокруг себя. И мы заплатили за это, как платят за райскую жизнь, мы стали мягки, наши мечи затупились.
— Так значит, ты и есть великий Гарни Холлек, — сказал мужчина.
Холлек, стоя, глядел на контрабандиста, сидевшего за металлическим столом в округлой пещере-приемной. На сидевшем была одежда фримена, бледная синева глаз говорила, что ему случается есть и инопланетную пищу. Приемная была отделана под главный пульт управления фрегата: обзорные и коммуникационные экраны занимали шестую часть полусферы. По бокам — секторы дистанционного заряжания и стрельбы. У стены напротив — стол.
— Я — Стабан Туек, сын Исмара Туека, — сказал контрабандист.
— Значит, именно тебе я обязан принести благодарность за оказанную нам помощь, — произнес Холлек.
— Ах-х-х, благодарность… — сказал Туек, — садись.
Корабельное складное кресло выдвинулось из стены возле экранов, Холлек со вздохом опустился в него, ощущая навалившуюся усталость. Он увидел собственное отражение в темной стеклянной поверхности возле контрабандиста и нахмурился, заметив усталость на шишковатом лице. Кривой шрам на челюсти зазмеился. Отвернувшись от своего изображения, Холлек поглядел на Туека. В лице контрабандиста он заметил фамильное сходство — тяжелые, нависающие отцовские брови, словно высеченные из камня щеки и нос.
— Твои люди сказали мне, что отец твой мертв, убит Харконненами, — начал Холлек.
— Или Харконненами, или предателем твоего народа, — сказал Туек.
Гнев помог Холлеку преодолеть усталость. Он распрямился, бросил:
— Ты можешь назвать имя предателя?
— Мы не вполне уверены.
— Сафир Хават подозревал леди Джессику.
— Ах-х-х, эта ведьма-гессеритка… может быть. Но сам Хават теперь в плену у Харконненов.
— Я слыхал, — Холлек глубоко вздохнул, — похоже, впереди новая резня.
— Мы не станем привлекать к себе внимание, — ответил Туек.
Холлек опешил:
— Но…
— Мы спасли вас, тебя и твоих людей, и с охотой предоставляем вам здесь убежище, — сказал Туек. — Ты говоришь о благодарности. Очень хорошо. Отработайте свой долг. Людям у нас всегда найдется применение. Но мы перебьем вас до одного, если вы вновь открыто выступите против Харконненов.
— Но они ведь убили твоего отца!
— Быть может. И если так, я скажу тебе, что мой отец говорил тем, кто действует не думая. «Камень весом и песок тяжел, но гнев глупца еще тяжелее».
— Значит, просто оставишь все как есть? — пренебрежительно усмехнулся Холлек.
— Разве ты слышал от меня такие слова? Я просто хочу, чтобы ты знал: у нас контракт с Гильдией. Они требуют от нас осторожности. А погубить врага можно и по-другому.
— Ах-х-х-х-х.
— Действительно, ах. Если ты хочешь разоблачить эту ведьму… действуй. Но я предупреждаю: скорее всего ты опоздал… и еще — мы сомневаемся в том, что именно она повинна в предательстве.
— Хават ошибался редко.
— Но он допустил, чтобы его взяли в плен бандиты барона.
— Ты думаешь, что предатель — он?
Туек пожал плечами:
— Вопрос чисто теоретический. Мы думаем, что ведьма мертва. Так по крайней мере считают сами Харконнены.
— Похоже, ты неплохо осведомлен о том, что известно барону.
— Так, намеки и предположения… слухи и догадки.
— Со мной семьдесят четыре человека, — сказал Холлек. — Если ты серьезно хочешь, чтобы мы перешли к тебе на службу, у тебя должны быть весомые доказательства гибели герцога.
— Мои люди видели его тело.
— И мальчика тоже… юного господина Пола? — Холлек попытался глотнуть, но что-то комом застряло в горле.
— В соответствии с самыми последними сообщениями, он вместе с матерью пропал в песчаной буре. Скорей всего, от них не разыщут и косточки.
— Значит, и ведьма мертва… все погибли. Туек кивнул:
— А зверь Раббан, как говорят, вновь примет здесь бразды правления.
— Граф Раббан с Ланкивейла?
— Да.
Холлеку не сразу удалось погасить в себе ярость, грозившую лишить его самообладания. Тяжело дыша, он проговорил:
— У меня с Раббаном давние счеты. Я не отплатил еще ему за гибель семьи, — он тронул шрам на щеке. — И за это украшение.
— Не следует поспешно ставить на карту все, чтобы сквитаться, — сказал Туек. Он хмурился, следя, как вздулись желваки на скулах Холлека, не отрывая глаз от полуприкрытых веками глаз менестреля.
— Знаю я… знаю, — глубоко вздохнул Холлек.
— Ты и твои люди, вы можете заработать на дорогу с Арракиса, послужив нам. Найдется много мест.
— Я освобождаю своих людей ото всех обязанностей, они могут выбирать сами. Но если Раббан здесь — сам я остаюсь.
— Я сомневаюсь, что мы согласимся на это, если твое настроение не изменится.
Холлек поглядел на контрабандиста:
— Ты сомневаешься в моем слове?
— Не-е-е-т…
— Ты спас меня от Харконненов. Я преданно служил герцогу Лето по той же причине. Я остаюсь на Арракисе, — с тобой… или с фрименами.
— Мысль задуманная и высказанная — две разные вещи, сказанное слово имеет силу, — произнес Туек, — может оказаться, что ты найдешь грань между жизнью и смертью слишком острой… и быстрой, если окажешься среди фрименов.
Холлек на мгновение прикрыл глаза, чувствуя, как его одолевает усталость.
— Где же Господь, что вел нас через земли пустынные и дикие? — пробормотал он.
— Не торопись, и день твоей мести настанет, — сказал Туек. — Торопливость придумал шайтан. Успокой свою печаль, у нас для этого есть все необходимое. Три вещи, что успокаивают сердце, — вода, зелень травы и красота женщин.
Холлек открыл глаза:
— Я бы предпочел стоять в крови Раббана Харконнена, — он перевел взгляд на Туека. — Так ты думаешь, такой день настанет?
— К твоему будущему, Гарни Холлек, я почти не имею отношения… Могу лишь помочь провести твое сегодня.
— Тогда я принимаю твою помощь и остаюсь до того дня, когда ты прикажешь мне отомстить за твоего отца и всех остальных, кто…
— Слушай меня, воин, — сказал Туек. Он перегнулся вперед над столом, голова его втянулась в плечи, он не отрывал напряженного взгляда от Холлека. Лицо контрабандиста вдруг стало похожим на источенный непогодой камень — За воду моего отца я отплачу сам… своим собственным лезвием.
Холлек глядел на Туека. В эту секунду контрабандист напомнил ему герцога Лето, смелого, уверенного в своем положении и поступках предводителя. Действительно, словно герцог… до Арракиса.
— Хочешь ли ты, чтобы мое лезвие было рядом с твоим? — спросил Холлек.
Туек откинулся назад, молча вглядываясь в лицо Холлека.
— Ты видишь во мне только воина? — поинтересовался Холлек.