Солнце клонилось все ниже. Солонец пересекли тени. Невероятное буйство красок заполыхало в стороне заката. Отблески заходящего солнца отбрасывали черные тени, щупальцами тянувшиеся по песку тени росли, росли… и наконец тьма поглотила пустыню.
Звезды.
Она глядела вверх, когда к ней подошел Пол. Ночь словно тоже глядела из пустыни вверх, на звезды, едва не взлетала к ним, освободившись от тяжкого груза дня. Легкий ветерок тронул лицо.
— Скоро взойдет первая луна, — сказал Пол. — Ранец собран, колотушку я уже поставил.
«Мы можем погибнуть здесь, — подумала она. — И никто не узнает».
Ночной ветерок вздымал песчинки, шелестящие по лицу, нес с собою запах корицы, опутывал их во тьме облаками запахов.
— Понюхай, — сказал Пол.
— Чувствуется даже сквозь фильтр, — проговорила она. — Сокровища. Но на них не купишь воды. — Она показала на скалу напротив котловины — Огней не видно.
— За этими скалами укрыто стойбище фрименов, — сказал он.
Серебряная монетка первой луны выкатилась на небосклон справа от них. Она поднималась все выше, на диске угадывался отпечаток сжатой ладони. Джессика глядела на серебристо-белую полоску песка под нею.
— Я поставил колотушку в самой глубокой части ущелья, — сказал Пол, — если зажечь свечу в ней, у нас останется около тридцати минут.
— Тридцать минут?
— Прежде чем колотушка начнет звать… червя.
— Ох, я готова.
Пол скользнул в сторону, она услышала, как он поднимается вверх по расселине.
«Ночь словно тоннель, — думала она, — дыра в завтра… если завтра настанет для нас. — Она качнула головой. — Откуда эта хворь? Меня учили не этому!»
Пол вернулся, взял ранец, спустился вниз, к подножию первой дюны, и остановился, прислушиваясь к шагам матери. Он слышал ее тихие шаги — холодные камешки звуков, которыми пустыня отмеряла их жизнь.
— Надо идти без ритма, — сказал Пол, припоминая все, что он слыхал об этом… и в реальной памяти, и в провидческой.
— Посмотри, как я иду, — сказал он. — Так фримены ходят по пескам.
Он ступил на наветренную сторону дюны и зашагал вверх по пологой кривой, приволакивая ноги.
Шагов десять Джессика следила за ним, потом, подражая, отправилась следом. Она поняла смысл: шаги должны казаться естественным шорохом песка… как от ветра. Но мышцы возражали против этого рваного, неестественного ритма: шаг… шарк… шарк… шаг… шаг… стоп… шарк… шаг. Время словно растянулось… Скала впереди, казалось, не приблизилась. А та, за спиной, еще была высока.
Тук! Тук! Тук! Тук!
Загрохотало позади них.
— Колотушка! — сквозь зубы прошептал Пол.
Она мерно стучала, и вдруг оказалось, что идти в другом ритме трудно.
Тук… тук… тук… тук…
Во всей залитой луной чаше отдавался этот гулкий стук. Вверх и вниз по осыпающимся дюнам: шаг… шарк… стоп… шаг… песчаные комки под ногами: шарк… стоп… стоп… шаг.
И ожидание: вот-вот раздастся знакомое шипение.
Оно зазвучало сперва так незаметно, что было едва различимо за звуками их собственных шагов. Но оно становилось все громче… громче… приближаясь с запада.
Тук… тук… тук… тук… барабанила колотушка.
Шипение приближалось за их спиною откуда-то сбоку. Повернув голову, можно было увидеть движущийся холм над червем.
— Скорее, — шепнул Пол. — Не оглядывайся.
В тени у скал, откуда они вышли, послышался яростный скрежет. Он обрушился на уши гремящей лавиной.
— Скорее, — повторил Пол.
Он заметил, что они достигли той точки, откуда обе скалы, впереди и позади, оказались одинаково далекими.
А за спиной в ночи яростно хлестал скалу червь.
Вперед… вперед… вперед… Мускулы болели… казалось, эта мука продлится бесконечно… но манящие скалы впереди медленно росли.
Джессика шла, сосредоточившись до предела, как в пустоте, сознавая, что лишь одна воля гонит ее вперед. Глотка иссохла от жажды, но звуки за спиной не позволяли подумать об остановке даже на шаг, чтобы отхлебнуть глоток воды из карманов-ловушек конденскостюма.
Тук… тук.
Дальний утес словно взорвался, в бешеном грохоте колотушка умолкла.
— Тишина!
— Быстрее, — шепнул Пол.
Она кивнула, понимая, что он не видит жеста, который предназначался ей самой, мышцам, до предела измотанным неестественным ритмом.
Сулящие безопасность скалы перед ними уже доставали до звезд. Пол заметил, что у подножья их простирается ровная полоса песка. Усталый, он ступил на нее, поскользнулся, непроизвольно топнул ногой, чтобы не упасть.
Громкое эхо сотрясло песок под ногами.
Пол на два шага отступил вбок.
— Бум! Бум!
— Барабанные пески, — охнула Джессика.
Пол восстановил равновесие, мельком глянул вперед, на скалы, — сотни две метров.
— Бежим! — взвизгнула Джессика. — Пол, бежим!
И они побежали.
Песок барабаном грохотал под ногами. А потом начался мелкий гравий. На какое-то время бег был отдыхом для мышц, ноющих от непривычно неритмичного движения. Бег — привычен, в нем есть ритм. Но песок и гравий — плохая опора для ног. А шипение приближалось, как буря, готовая поглотить их.
Споткнувшись, Джессика упала на колени. Она ощущала теперь только усталость, ужас и неотвратимое приближение звука.
Пол потянул ее вверх.
Они побежали дальше, не выпуская рук друг друга.
Из песка перед ними вырос тонкий шест, они миновали его, увидели другой.
Лишь когда оба шеста остались за спиной, Джессика смогла изумиться.
Вот еще один… а за ним — трещина в скальной стене.
Еще один.
Скала!
Наконец она под ногами, жесткая твердь! Ощущение это придало Джессике сил.
Глубокая трещина уходила в стену утеса перед ними. Они рванулись к ней, забились в ее узкое лоно.
Позади звук движения червя замер.
Джессика и Пол, замерев, глядели в пустыню.
Там, где кончались дюны, метрах в пятидесяти от скального подножия вздыбился серебристо-белый холм, весь в потоках песка и пыли. Он рос, становился все выше и выше. И вот в нем разверзлась гигантская ищущая пасть — черная круглая дыра, края которой поблескивали в лунном свете.
Пасть тянулась к ним, к расселине, где прижались друг к другу Джессика и Пол. В ноздри им ударил запах корицы. На хрустальных зубах червя поблескивал лунный свет.
Громадный рот сновал из стороны в сторону.
Пол затаил дыхание.
Джессика, сжавшись в комок, не отводила глаз.
Лишь напряженная концентрация, практикуемая Бинэ Гессерит, помогла ей осилить первобытный ужас, подавить наследственный страх, угрожавший переполнить ее разум.
Пол чувствовал душевный подъем. Только что через временной барьер он попал в еще более незнакомое ему место. Впереди — тьма, внутренний взор не в состоянии что-либо различить в ней. Словно один шаг низвергнул его в колодец или, точнее, во впадину между двумя волнами времени, откуда будущее неразличимо. Ландшафт времени коренным образом изменился.
Но обступившая его тьма, неизведанность времени не пугали его, напротив, все чувства словно обострились. Он понял, что впитывает и зрением, и прочими чувствами знания об этой твари, что поднялась из песков, разыскивая его. Пасть ее была метров восемьдесят в диаметре. Изогнутые кристаллы зубов, словно крисы, поблескивали вокруг… дыхание извергало запах корицы… альдегидов… кислот…
Червь ударил головой в скалу над ними, затмив свет луны. Дождь мелких камней и песка осыпался на их узкое укрытие.
Пол подтолкнул мать поглубже в расщелину.
Корица! Запах ее заполнял все вокруг.
«Что общего у червя со специей и меланжем?» — спросил он себя. И он вспомнил, как Лайет-Кайнс проговорился о связи червя и специи.
— Барррууум!
Сухой гром прокатился откуда-то справа.
И снова: барррууум!
Червь втянулся обратно в песок, на мгновение застыл, поблескивая в лунном свете зубами.
Тук! Тук! Тук! Тук!
«Новая колотушка!» — подумал Пол.
Она загрохотала справа.
Дрожь пробежала по телу червя. Он оседал все глубже и глубже в песок. Дугой высилась теперь над песком пасть, входом в уходящий под дюны туннель.
Зашипел песок.
Тварь втянулась поглубже, повернулась боком и отступила. Осыпающийся гребень потянулся обратно, в седловину между дюн.
Шагнув из трещины, Пол следил, как песчаная волна уползла в пустыню на зов другой колотушки.
Джессика последовала за ним, прислушиваясь.
Тук… тук… тук… тук.
Наконец звук прекратился.
Пол нащупал трубку в конденскостюме, пососал воды.
Джессика глядела на него, не в силах прийти в себя после пережитого ужаса.
— Он точно ушел? — прошептала она.
— Его позвали, — отвечал Пол. — Фримены.
Самообладание возвращалось к ней:
— Он так огромен!
— Поменьше того, что сожрал наш топтер.
— Ты уверен, что это были фримены?
— Они воспользовались колотушкой.
— Зачем им помогать нам?
— Может быть, они не помогали… просто позвали червя.
Ответ маячил на краю его сознания, но не шел на язык. Он чувствовал какую-то связь с телескопическими крючковатыми палками в ранце — с крюками делателя.
— Зачем им звать червя? — спросила Джессика.
Страх дыханием своим прикоснулся к его разуму, и он заставил себя отвернуться от матери, поглядеть вверх.
— Хорошо бы забраться туда еще до рассвета, — показал он, — три шеста мы миновали, впереди еще несколько.
Она поглядела по направлению его руки, заметила торчавшие в скале источенные ветром шесты, тень узкого карниза, загибавшегося к расщелине наверху.
— Ими отмечен путь на утес, — сказал Пол. Он вдел плечи в лямки, подошел к основанию карниза и начал подниматься.
Джессика передохнула, набираясь сил, потом последовала за ним.
Они карабкались вверх, следуя вехам, пока карниз не сузился в узкую полку, уходящую в темное ущелье.
Пол нагнулся вперед, чтобы заглянуть во тьму. Он чувствовал под ногами твердую скалу, но заставлял себя из осторожности медлить. В ущелье царила сплошная тьма. Она уходила вверх, к самым звездам. До ушей доносились вполне мирные, обычные звуки: тихий шелест песка, возня насекомых, топот убегающего зверька. Он проверил тьму перед собою ногой. Скала была покрыта песком. Медленно, дюйм за дюймом он обогнул угол, знаком поманил за собой мать. Ухватив ее за край одеяния, помог ей обогнуть грань.