— Ум-м-м-м-ах-х-м-м, такую аккуратность встретишь не часто, — сказал граф, обращаясь к плечу барона. — Я… ах, поздравляю вас с таким совершенным, ах-х-х, наследником. С точки зрения, хм-м-м, старшего, так сказать.
— Вы слишком любезны, — произнес барон поклонившись, но Фейд-Раута заметил, что выражение глаз дяди противоположно словам.
— Когда вы, барон, м-м-м-м, в ироническом настроении, сразу, ах-х-х, понятно, что у вас в голове, хм-м-м-м, глубочайшие замыслы.
«Опять за свое, — подумал Фейд-Раута. — С одной стороны, похоже на оскорбление, только не за что зацепиться, чтобы потребовать удовлетворения».
От слов этого человека Фейд-Рауте казалось, что в уши его запихивают кашу… ум-м-ах-х-хм-м-м-м! Фейд-Раута перевел взгляд обратно на леди Фенринг.
— Мы, ах-х-х, отнимаем слишком много времени у молодого человека, — сказала она. — Как я понимаю, он появится сегодня на арене.
«Клянусь гуриями императорского гарема, она очаровательна!» — подумал Фейд-Раута и сказал:
— Сегодня я буду убивать в вашу честь. С вашего разрешения я объявлю об этом на арене.
Она невозмутимо выдержала его взгляд и словно кнутом ожгла его словами:
— Я не разрешаю вам.
— Фейд! — одернул его барон, подумав: «Каков чертенок! Или он хочет, чтобы убийца-граф вызвал его на поединок?»
Но граф в ответ лишь улыбнулся, протянув: «Хм-м-м-м-ум-м-м».
— Тебе и в самом деле пора готовиться к бою, Фейд, — сказал барон. — Отдохни… и обойдись сегодня без дурацкого риска.
Фейд-Раута поклонился, лицо его потемнело от смущения.
— Я заверяю, все будет именно так, как вам угодно, дядя. — Он кивнул графу Фенрингу — Сир, — поклонился даме — Миледи.
Повернувшись, он широкими шагами направился к выходу из зала, не обращая внимания на кучку членов Малых Домов, сгрудившихся около двойных дверей.
— Он так молод, — вздохнул барон.
— Ум-м-м-ах, в самом деле, х-м-м-м, — протянул в ответ граф.
Леди Фенринг думала: «Так, значит, вот молодой человек, которого имела в виду Преподобная Мать? Она говорила, что следует сохранить его линию наследственности».
— До его выхода на арену у нас еще более часа, — произнес барон, — не переговорить ли нам о кое-каких пустяках, граф Фенринг? — он наклонил свою большую голову направо. — Налицо заметный прогресс в делах, его следует обсудить.
Про себя барон думал: «Ну-с, посмотрим, как этот императорский мальчик на побегушках станет сообщать мне, что велел ему император, избегая этой дурости — откровенного разговора».
Граф обратился к своей даме:
— Ум-м-м-м-ах-х-х-хм-м-м-м, дорогая, м-м-м, извини, ах-х-х, нас.
— Каждый день, доля каждого часа несет изменения, — отвечала она. — М-м-м-м. — Прежде чем отойти, она ласково улыбнулась барону. Шурша длинными юбками, королевской походкой направилась она к двойным дверям в конце зала.
Барон заметил, как притихли при ее приближении все Малые Дома, как следили за ней их глаза. «Гессеритка! — подумал барон. — Вселенная стала бы куда приятнее, если бы эти ведьмы вдруг исчезли».
— Там слева, между двумя столбами, есть конус молчания, — сказал барон, — где можно переговорить, не опасаясь, что нас подслушают.
Раскачиваясь, он вступил первым в поглощающее звуки поле, все вокруг словно бы притихло.
Граф встал рядом с бароном, оба повернулись лицом к стене, чтобы никто не сумел ничего прочесть по губам.
— Мы недовольны тем, как вы выставили сардаукаров с Арракиса, — сказал граф.
«Прямо в лоб!» — подумал барон.
— Их нельзя было задерживать более, прочие могли разведать, чем помог мне император.
— Но ваш племянник Раббан не слишком усерден в решении фрименского вопроса.
— Чего же еще хочет император? — спросил барон. — На Арракисе их осталась какая-то горсточка. Южная пустыня необитаема, а северную регулярно облетают наши патрули.
— Кто вам сказал, что южная пустыня необитаема?
— Ваш собственный планетолог утверждал это, дорогой граф.
— Но доктор Кайнс мертв.
— Ах, да… к несчастью.
— Мы знакомились с результатами облета южных краев, — сказал граф. — Есть свидетельства существования там растительности.
— Значит, Гильдия наконец согласилась следить за Арракисом из космоса?
— Вы же знаете, барон. Император не может легально установить наблюдение за планетой.
— А я не могу позволить себе такие расходы, — сказал барон, — и кто же совершил… облет?
— Ну… контрабандист.
— Кто-то обманул вас, граф, — произнес барон, — контрабандисты так же не могут проникнуть в южные широты, как и люди Раббана. Бури, электростатика от песка и все прочее… знаете сами. Навигационные маяки ломаются быстрее, чем их устанавливают.
— О статике и ее различных видах мы, пожалуй, поговорим в другое время.
«Ах-х-х-х», — подумал барон.
— Значит, вы нашли ошибку в моем анализе? — требовательно спросил он.
— Когда вы представите себе масштаб ваших собственных ошибок, для самооправдания не останется места, — ответил граф.
«Он намеренно пытается разозлить меня», — подумал барон и сделал два глубоких вдоха, чтобы успокоиться. В воздухе запахло его потом, под лентами поплавков вдруг закололо и засвербело.
— Император не может сожалеть о смерти наложницы и ее сына, — бросил барон. — Они бежали в пустыню… навстречу буре.
— Да, при вас на этой планете произошло много несчастных случаев, — согласился граф.
— Мне не нравится этот тон, — заметил барон.
— Не надо путать гнев и насилие, — сказал граф. — Должен предостеречь вас: если со мной здесь тоже произойдет несчастный случай, все Великие Дома узнают, чем вы занимались на Арракисе. Все и так уже давно подозревают, что вы нечисто ведете дела.
— Мое самое последнее дело на этой планете, — отозвался барон, — доставка туда нескольких легионов сардаукаров.
— И вы думаете, что сумеете замахнуться на императора?
— Я не смею и думать об этом.
Граф улыбнулся.
— Найдутся командиры, которые присягнут, что сардаукары очутились там без всякого приказания со стороны императора, просто из ненависти к туземному отребью.
— Такое признание вызовет сомнения у многих, — произнес барон, почувствовав опасность. «Неужели сардаукары действительно настолько дисциплинированны?» — подумал он.
— Император хочет заслушать ваши книги, — сказал граф.
— В любой момент.
— И у вас… ах… нет возражений?
— Никаких. В своем директорате КАНИКТ я могу отчитаться до последнего медяка.
Барон подумал: «Пусть он предъявит мне вымышленное обвинение. И я встану тогда, словно Прометей, и скажу всем: внемлите, меня оболгали. И потом пусть он попробует еще раз обвинить меня, даже если обвинение будет истинным. Великие Дома не поверят обвинителю, промахнувшемуся однажды».
— Вне сомнения, ваши книги выдержат любую проверку, — пробормотал граф.
— Почему же император столь заинтересован в уничтожении фрименов? — спросил барон.
— Хотите изменить тему разговора? — граф передернул плечами. — Это желание сардаукаров, не императора. Им нужна практика, чтобы не отвыкнуть, они должны убивать… кроме того, они не любят бросать дела на полдороге.
«Он пытается испугать меня, напомнить, что за его спиной — эти кровожадные убийцы».
— Небольшая резня всегда помогала делу, — сказал барон, — но надо когда-нибудь остановиться. Иначе кто будет добывать специю?
Граф издал короткий лающий смешок.
— Вы думаете, что сумеете запрячь Вольный народ?
— Ну для этого их всегда было слишком мало, — сказал барон, — но резня тревожит остальное население. Кстати, есть и другое решение арракисской проблемы, мой дорогой Фенринг. Должен признаться, что источником вдохновения для меня послужили деяния самого императора.
— Ах-х-х?
— Видите ли, граф, меня вдохновляет пример тюремной планеты императора, Салузы-Секундус.
Поблескивая глазами, граф внимательно поглядел на барона:
— И какую же связь вы усматриваете между Арракисом и Салузой-Секундус?
Почувствовав напряженность во взгляде Фенринга, барон произнес:
— Пока никакой.
— Пока?
— Признайте, число рабочих рук на Арракисе можно увеличить, если использовать планету для наказания.
— Вы ожидаете увеличения числа заключенных?
— Там было восстание, — признался барон, — мне пришлось крепко нажать на них, Фенринг. В конце концов, вы знаете, какую цену пришлось мне уплатить этой проклятой Гильдии за перевозку наших объединенных сил на Арракис. Эти деньги надо вернуть.
— Я предполагаю, вы, барон, не воспользуетесь Арракисом в качестве тюрьмы без разрешения императора.
— Конечно же, нет, — отозвался барон, озадаченный внезапным холодком в тоне Фенринга.
— Еще один вопрос, — сказал граф. — Мы узнали, что ментат герцога Лето, Сафир Хават, жив и служит вам.
— Я не смог заставить себя уничтожить такую ценность, — согласился барон.
— Вы солгали командиру сардаукаров, что Хават мертв.
— Это белая ложь, дорогой мой граф. У меня просто не хватило духа на долгие споры с вашим человеком.
— Это Хават был предателем?
— О, добродетель, нет! Поддельный доктор. — Барон вытер выступивший на шее пот. — Вы должны понять меня, Фенринг, я остался без ментата. Вы это знаете. Я никогда не оставался без ментата. Это весьма неудобно.
— Как вы убедили Хавата сотрудничать?
— Его герцог умер, — барон выдавил улыбку. — Хавата можно не опасаться, мой дорогой граф. Плоть ментата пропитана осадочным ядом. Мы постоянно даем ему противоядие с пищей. Без него — яд сработает, и Хавата не станет через несколько дней.
— Отмените противоядие, — скомандовал граф.
— Но он же полезен!
— Он знает слишком много такого, чего не должна знать ни одна живая душа.
— Но вы же говорили, что император боится разоблачения.
— Не затевайте эту игру, барон!
— Я подчинюсь такому приказу в письменном виде и с имперской печатью, — сказал барон, — но не вашей прихоти…