Ковыляя к Джессике, казавшаяся скелетом в черном старуха опиралась на руку Чени. Она остановилась перед Джессикой и долго глядела ей в глаза, прежде чем заговорить грудным шепотом.
— Значит, ты и есть Она, — старая голова на тонкой шее качнулась, — Шадут Мейпс жалела тебя, она была права.
Джессика немедленно с твердостью ответила:
— Я не нуждаюсь ни в чьей жалости.
— Ну, это мы еще посмотрим, — тихо проговорила старая женщина. С удивительной быстротой она повернулась к собравшимся. — Ну, скажи им, Стилгар.
— Следует ли? — спросил он.
— Мы люди Мисра, — с трудом произнесла она, — когда-то наши предки бежали из ал-Уруба, что на Нилотике, и с тех пор мы познали и бегство и смерть. Старики уходят, молодые остаются, и наш народ не умрет.
Стилгар глубоко вздохнул, сделал два шага вперед.
Джессика заметила, как мгновенно примолкла толпа, — теперь собралось уже тысяч двадцать, — все стояли молча, не шевелясь. Она вдруг показалась себе такой маленькой и безрассудной.
— Сегодня нам придется оставить это стойбище, так долго укрывавшее нас… мы уходим на юг, глубже в пустыню, — Голос его громыхал под сводом над приподнятыми лицами со всею силой, которую ему давал акустический отражатель за спиною.
Люди молчали.
— Преподобная Мать сказала мне, что не переживет новой хаджры, — проговорил Стилгар. — Нам уже случалось жить без Преподобной, но негоже людям искать себе новый дом без нее.
В толпе теперь зашевелились и беспокойно зашептались.
— Но такая судьба может миновать нас, — продолжал Стилгар, — наша новая сайидина, Джессика-от-Странных-путей, согласилась пройти обряд. Она попробует пройти внутрь себя, чтобы мы не ослабели без Преподобной.
«Джессика-от-Странных-путей», — повторила про себя Джессика. Она видела, как глядит на нее Пол, сколько вопросов в его глазах, но уста его оставались замкнутыми перед всей этой толпою.
«Если я умру, не сумев, что будет с ним?» — подумала Джессика. И вновь опасения хлынули в ее душу.
Чени отвела Преподобную Мать на каменную скамью в акустической нише, вернулась и стала рядом со Стилгаром.
— А чтобы мы не потеряли все, если Джессику-от-Странных-путей постигнет неудача, — продолжил Стилгар, — сегодня Чени, дочь Лайета, будет посвящена в сайидины. — Он сделал шаг в сторону.
Из глубины акустической ниши донесся громкий шепот старухи, резкий, пронизывающий:
— Чени вернулась из своей хаджры, Чени видела воды.
В толпе прошелестел отзыв:
— Она видела воды.
— Я посвящаю дочь Лайета в сайидины, — продолжила старуха.
— Мы принимаем ее, — отозвалась толпа.
Пол не слышал происходившего, все мысли его были об одном. Как сказал Стилгар?
«Если ее постигнет неудача».
Он повернулся и внимательно поглядел на ту, которую они называли Преподобной Матерью, на иссохшее лицо, в бездонную синюю глубину глаз. Казалось, ее унесет с места даже легкий сквознячок, но в хрупкой фигурке угадывалась сила, способная встать на пути кориолисовой бури. От нее исходила такая же мощь, как от Преподобной Гейус Хелен Мохайем, испытавшей его гом джаббаром и мукой.
— Я, Преподобная Мать Рамалло, чьим голосом говорит множество, так скажу вам, — продолжала старуха. — Чени пристало быть сайидиной.
— Пристало, — подтвердила толпа. Старуха кивнула и прошептала:
— Я отдаю ей серебряные небеса, золотую пустыню и ее сверкающие вершины да зеленые поля, которые будут. Их я отдаю сайидине Чени. А чтобы она не позабыла, что теперь ей служить всем нам, пусть поможет она в обряде семени. Да свершится все по воле Шай-Хулуда. — Она подняла худую темную руку, опустила ее.
Джессика, чувствуя, что близится ее время и пути назад уже нет, глянула разок на озабоченное лицо Пола и стала готовиться к испытанию.
— Пусть выступят вперед хранители воды, — сказала Чени чуть дрогнувшим голосом.
И Джессика поняла, что опасность близка, так настороженно притихла толпа.
По образовавшейся среди людей извилистой дорожке к возвышению приближалась группа мужчин. Они шли попарно. Каждая пара несла по небольшому, тяжело колыхавшемуся кожаному мешку, раза в два большему человеческой головы.
Двое первых сложили свою ношу к ногам Чени и отступили назад.
Джессика поглядела сперва на бурдюк, потом на мужчин. Капюшоны их были откинуты, открывая длинные волосы у плеч, стянутые в пучок. Темные провалы глазниц их были обращены к ней.
Густой запах корицы поднимался от мешка к ноздрям Джессики. «Не специи ли?» — подумала она.
— Есть ли вода? — спросила Чени.
Слева отозвался хранитель воды, мужчина с пурпурным шрамом по переносице:
— Есть вода, сайидина, но мы не можем ее выпить.
— Есть ли семя? — спросила Чени.
— В ней есть семя, — ответил он.
Встав на колени, Чени возложила руки на дрожащий мешок:
— Благословенна будет вода и семя в ней.
Обряд был знаком, и Джессика обернулась к Преподобной Рамалло. Глаза старухи были закрыты, она сгорбилась на скамейке, словно уснув.
— Сайидина Джессика, — произнесла Чени. Джессика повернулась к стоящей рядом девушке.
— Вкушала ли ты благословенную воду? — спросила Чени.
И прежде чем Джессика открыла рот, ответила за нее:
— Нет, это невозможно. Ты не могла пить благословенную воду. Иномиряне лишены этого блага.
Вздох обежал толпу, зашелестели одеяния, по шее Джессики побежали мурашки.
— Урожай был велик и делатель погублен, — сказала Чени и начала отвязывать свернутую в кольцо трубку наверху колыхавшегося бурдюка.
Опасность обступила ее со всех сторон, чувствовала Джессика. Она поглядела на Пола, заметила, что таинственный обряд увлек его, но смотрел он только на Чени.
«Он видел уже когда-нибудь этот момент? — подумала Джессика. Положив руку на живот, она устремилась мыслью к нерожденной еще дочери: — Имею ли я право рисковать еще и ее жизнью?»
Чени протянула трубку Джессике и сказала:
— Вот Живая Вода, вода, которая больше воды… имя ее Кан-вода, что освобождает душу. Если ты можешь быть Преподобной Матерью, она откроет тебе всю вселенную. А теперь, как решит Шай-Хулуд.
Обязанности перед Полом и нерожденным ребенком разрывали Джессику пополам. Она понимала, что ради Пола ей следует принять трубку и отпить из мешка, но едва она наклонилась, чувства предупредили ее об опасности.
Запах содержимого мешка отдавал горечью и напоминал запахи известных ей ядов, но и отличался от них.
— Теперь ты должна отпить из бурдюка, — сказала Чени.
«Назад пути нет», — напомнила себе Джессика. Но во всей науке Дочерей Гессера не отыскала она того, что могло бы помочь ей в этот момент.
«Что это? — спросила она сама у себя. — Хмельное питье? Наркотик?»
Она склонилась над мешком, вдохнула запах коричных эфиров, припомнила пьянку Дункана Айдахо. Взяв трубку сифона в рот, она втянула в себя малюсенький глоток. Он отдавал специей, язык слегка пощипывало.
Чени нажала на кожаный бурдюк. Рот Джессики наполнился, она проглотила жидкость, прежде чем успела что-нибудь осознать, и попыталась сохранить внешне спокойствие и достоинство.
— Малая смерть страшнее самой смерти, — произнесла Чени, не отрывая взгляда от Джессики.
И Джессика глядела на нее, не выпуская трубки изо рта. Она пробовала вкус содержимого глоткой, небом, ощущала запах ноздрями… он отдавался в скулах, в глазах… приятное, сладкое пощипывание.
Прохлада.
И вновь Чени влила жидкость в ее рот.
Тонкий вкус.
Джессика вглядывалась в лицо Чени… прелестный эльф… заметны отцовские черты, еще не огрубленные временем.
«Они дали мне наркотик», — подумала Джессика.
Но он был так непохож на любой из известных ей наркотиков, хотя в ходе учебы сестра из Бинэ Гессерит должна была испробовать многие составы.
Черты Чени стали теперь столь четки, словно откуда-то на них брызнул ослепительный свет.
Наркотик.
Вокруг Джессики кружилось молчание. Каждым волокном собственного тела ощущала она, что с ней происходят глубочайшие перемены. Она казалась себе мыслящей точкой, меньшей любой субатомной частицы, но подвижной и ощущающей окружающее. В какой-то миг откровения — словно вокруг отдернули занавес, — она поняла, что ощущает некое психокинетическое продолжение собственной сути. Она и была этой точкой, и не была ею.
Она оставалась в пещере: вокруг нее были люди. Она ощущала всех: Пола, Чени, Стилгара, Преподобную Мать Рамалло.
Преподобная Мать!
В школе поговаривали, что некоторые не выживали при обряде посвящения в Преподобные Матери, что наркотик забирал их жизни.
Все внимание теперь Джессика отдала Преподобной Матери Рамалло… и все вокруг остановилось, словно время для нее перестало течь.
«Почему остановилось время?» — спросила она у себя. Ее окружали застывшие лица, плясавшая над головой Чени пылинка замерла.
Ожидание.
Ответ словно взорвался в ее мозгу, — ее собственное время остановилось, чтобы дать ей возможность выжить.
Она сфокусировала сознание на своем психокинетическом продолжении, заглянула внутрь и оказалась перед клеточной оболочкой, заключавшей в себя черноту, от которой она отшатнулась.
«Вот оно, место, куда мы не смеем заглядывать, — подумала она, — место, о котором столь нерешительно упоминают Преподобные, место, куда может заглянуть лишь Квизац Хадерач».
Поняв это, она почувствовала себя увереннее и вновь обратилась мыслью к психокинетическому продолжению, снова ощутив себя точкой, что ищет в глубине ее существа, где таится опасность.
И она обнаружила ее — в проглоченном наркотике.
Частицы его плясали в теле, столь быстрые, что даже ее застывшее время не могло остановить их… Пляшущие частички. Она начала узнавать знакомые структуры, атомные связи: вот атом углерода, вот спираль… молекула глюкозы. Перед ней оказалась цепь молекул, она узнала протеин… метил-протеиновое соединение.
Ах-х-х!
Безмолвно прошелестело в ее сознании, когда она поняла природу яда.