— По вашим собственным подсчетам, — сказал Хават, — его солдаты перебили четырнадцать тысяч человек, потеряв за два года вдвое больше. Вы сказали, что сардаукары сообщали о двадцати тысячах человек. Может быть, немногим больше. И я видел ведомости их отправки с Арракиса. Если они перебили двадцать тысяч, их потери составили пять за одного фримена. Ну, барон, вам эти цифры что-нибудь говорят?
Холодным тоном барон отметил:
— Это — твоя работа, ментат. Что же они значат?
— Я передал вам результаты подсчета, произведенного Дунканом Айдахо в том стойбище, что они посетили, — сказал Хават. — Все сходится. Если таких селений-стойбищ у них всего двести пятьдесят, тогда на планете живет около пяти миллионов фрименов. А я считаю, что их, по крайней мере, в два раза больше. На такой планете приходится расселяться подальше друг от друга.
— Десять миллионов? — Щеки барона задергались от изумления.
— По меньшей мере.
Барон надул пухлые губы. Глаза-бусинки пристально глядели на Хавата. «Неужели это результаты расчета? — удивлялся он. — Как могло случиться, что мы не заметили столько народа?»
— Мы даже не сократили заметно прирост населения, — продолжил Хават, — просто отсеяли горстку менее удачливых, оставляя сильных набирать силу… Как на Салузе-Секундус.
— Салуза-Секундус! — рявкнул барон. — Какое отношение все это имеет к планете-тюрьме императора?
— Человек, переживший Салузу-Секундус, оказывается выносливее остальных, — ответил Хават, — и если как следует обучить его владеть оружием…
— Чепуха! Из твоих слов следует, что мне нужно заняться набором войска из фрименов, после того как мой племянник хорошенько их придушит.
Хават едко проговорил:
— А свои собственные войска вы не прижимаете?
— Ну… я… но…
— Угнетение — вещь относительная, к вам в солдаты идут люди получше прочих, тех, кто их окружает, хех? У них есть довольно неприятная альтернатива службе в войсках барона, хех?
Барон умолк, рассеянно глядя перед собой. Возможно… или же Раббан и впрямь невольно дал Дому Харконненов необходимейшее оружие?
Наконец он сказал:
— А как увериться в преданности таких рекрутов?
— Я бы формировал из них небольшие части, не более взвода, — сказал Хават. — И перестал бы их притеснять, и изолировал… но чтобы обучающий персонал понимал их. Лучше всего брать тех, кто прошел уже этой дорогой, я бы внушал им как мистическую идею сознание того, что их планета — тайный тренировочный центр для воспитания сверхвоинов. И чтобы все время они могли бы видеть, что доступно высшему существу. Обеспеченная жизнь, красивые женщины, прекрасные дома… словом, что ни пожелают.
Барон начал кивать:
— Так живут на родине сардаукары.
— Рекруты рано или поздно начинают убеждаться, что существование подобной планеты оправдано, — раз она воспитала их, элиту. Простой солдат-сардаукар ведет образ жизни во многом столь же возвышенный, как и члены Великих Домов.
— Это мысль! — прошептал барон.
— Значит, вы начинаете разделять мои подозрения? — поинтересовался Хават.
— И когда все это началось? — спросил барон.
— Ах да, вот еще, — откуда происходит сам Дом Коррино? Жили на Салузе-Секундус люди до того, как император послал туда первых ссыльных? Даже герцог Лето, кузен императорского дома по женской линии, не был в этом уверен. Такие вопросы не поощряются.
Глаза барона оживленно поблескивали:
— Да, секрет оберегали весьма тщательно. Использовали все мыслимые способы…
— Кстати, а что здесь скрывать? — перебил его Хават. — Что у падишах-императора есть планета-тюрьма? Все это знают. Что у него есть…
— Граф Фенринг! — вдруг выпалил барон. Хават, нахмурясь, удивленно поглядел на барона:
— Что — граф Фенринг?
— Несколько лет назад, в день рождения моего племянника, — пояснил барон, — этот императорский щеголь, граф Фенринг, заявился сюда в качестве официального наблюдателя и чтобы… ах, заключить деловое соглашение между императором и мной.
— Так?
— И я… ах, в одном из разговоров, кажется, сказал ему, что хотел бы сделать из Арракиса собственную тюремную планету. Фенринг…
— Что именно вы ему сказали, вспомните, — строго сказал Хават.
— Вспомнить? Это было уже давно и…
— Милорд барон, если вы хотите использовать меня наилучшим образом, не скрывайте от меня информацию. Разве этот разговор не был записан?
Лицо барона потемнело от гнева:
— Ты столь же скверный человек, как и Питер! Мне не нравятся эти…
— Питера уже нет с вами, милорд, — сказал Хават, — кстати, что именно произошло с Питером?
— Он стал слишком фамильярен, тоже решил требовать от меня слишком многого, — огрызнулся барон.
— Вы заверяете меня, что попусту не расходуете полезных людей, — сказал Хават, — зачем тратить мое время на угрозы и болтовню? Что вы хотели рассказать мне о вашей беседе с графом Фенрингом?
Барон медленно подавил гнев. «Ну, — подумал он, — когда придет твое время, я напомню тебе эту манеру разговаривать со мной. Да, я припомню ее тебе».
— Минутку, — сказал барон, вспоминая разговор в большом зале, в конусе молчания. — Я сказал ему примерно так: «Император знает, что кровопролитие в определенной степени всегда помогает делу». Разговор шел о наших потерях среди рабочих. А потом я сказал, что есть еще один способ решения проблем Арракиса и что меня вдохновляет своим примером императорская планета-тюрьма.
— Ведьмина кровь! — крякнул Хават. — И как же ответил Фенринг?
— Тогда-то он и принялся расспрашивать о тебе.
Хават откинулся назад, задумчиво закрыл глаза.
— Так вот почему они заинтересовались Арракисом, — сказал он, — ну что же, раз так случилось, — он открыл глаза. — Теперь император, должно быть, нашпиговал Арракис шпионами. Два года!
— Но ведь не мое же невинное предложение…
— В глазах императора ни одно предложение не является невинным. Какие инструкции получил от вас Раббан?
— Ему было велено заставить Арракис трепетать перед нами.
Хават качнул головой:
— Теперь, барон, остается две возможности. Или вы перебьете туземцев, вырежете их совсем, или…
— Полностью перебить всю рабочую силу?
— Или вы считаете, будет лучше, если император и те из Великих Домов, что поддерживают его, явятся сюда и для профилактики выскоблят Гайеди Прим до кожуры?
Барон внимательно поглядел на своего ментата и произнес:
— Он не посмеет.
— Разве?
— Что ты мне предлагаешь? — губы барона дрогнули.
— Отрекитесь от собственного племянника, драгоценнейшего Раббана.
— Отре… — барон умолк на полуслове, недоуменно поглядел на Хавата.
— Не посылайте ему впредь ни подкреплений, ни помощи. На все его сообщения отвечайте лишь, что уже прослышали о его художествах на Арракисе и как можно скорее собираетесь лично поправить положение дел. Я устрою, чтобы некоторые из ваших депеш попали в руки императорских шпионов.
— Но специя, налоги…
— Требуйте свою баронскую долю, — но не свыше того, будьте теперь осторожны. С Раббана взыскивайте лишь конкретные суммы, мы можем…
Барон повернул руки ладонями вверх:
— Но как мне увериться в том, что этот хорек-племянник не…
— На Арракисе у нас остаются собственные шпионы. Нужно сообщить Раббану, что если он не обеспечит нужные поставки специи, вы сместите его.
— Я знаю своего племянника, — ответил барон, — тогда он круче навалится на население.
— Конечно же! — отрезал Хават. — Вы же и не хотите иного. Просто не нужно пачкать собственные руки. Пусть Раббан подготавливает для вас вторую Салузу-Секундус. Нет нужды даже посылать туда осужденных. У него и так есть все необходимое. Если Раббан будет усердствовать, чтобы выполнить ваши нормы поставок, у императора не будет оснований для подозрений. Вот вам достаточная причина круче прижать эту планету. И вы, барон, ни словом ни делом не дадите оснований заподозрить здесь иные мотивы.
Не удержавшись, барон добавил нотку лукавого восхищения в собственный голос:
— Ах, Хават, сколь же ты изобретателен! А теперь, как поступать с Арракисом и воспользоваться результатами работы Раббана?
— Проще всего, барон. Если вы просто будете каждый год чуть повышать норму поставок специи, все произойдет само собой. Объем добычи снизится. И вы сможете сместить Раббана и взять власть на себя… чтобы поправить дело.
— Получается, — сказал барон. — Но я уже начинаю уставать от этих дел. Для Арракиса я готовлю другого.
Хават посмотрел на жирное круглое лицо. Помедлив, старый солдат и шпион качнул головой:
— Фейд-Раута, — сказал он, — ну что же, теперь есть и причина для притеснений. Вы и сами весьма изобретательны, барон. Возможно, мы сумеем объединить обе схемы. Ваш Фейд-Раута явится на Арракис спасителем. Да. Он может привлечь симпатии населения. Да.
Барон улыбнулся и подумал: «Интересно, а как все это согласуется с тайными планами самого Хавата?»
Видя, что барон более не нуждается в нем, Хават поднялся и вышел из комнаты с красными стенами. Он шел и думал, что во все расчеты, касающиеся Арракиса, впутывалась возмутительная неопределенность. Их религиозный вождь, о котором дал ему знать Гарни Холлек из своего укрытия у контрабандистов, этот самый Муад'Диб.
Быть может, не следовало советовать барону оставить эту религию в покое, даже если ею увлечется народ впадин и грабенов. Но ведь все знают, что притеснения всегда служат религии на пользу.
И он вспомнил, что Холлек сообщил ему о тактике фрименских отрядов. Она отдавала Холлеком… И Айдахо… даже самим Хаватом.
«Неужели Айдахо все-таки уцелел?» — подумал он.
Впрочем, интересовало его другое. Но он боялся задавать себе другой вопрос, куда более важный, — возможно ли, что выжил Пол? Он знал: сам барон был уверен, что все Атридесы погибли. Он признался, что ведьма-гессеритка была его оружием. А это значило — смерть… всем, включая ее собственного сына.
«Откуда у нее эта ядовитая ненависть к Атридесам, — подумал он, — словно моя — к драгоценнейшему барону? Смогу ли я нанести своему врагу столь же смертельный окончательный удар?»