– Там две мои дочери, – проговорила Сиоба. – Твои правнучки.
– Правнучки… Да, было бы приятно на них взглянуть.
Прежде чем Сиоба смогла что-то ответить, бак Нормы Ценвы засветился, и их окружил вихрь – ошеломляющие искажения. У Сиобы захватило дух, она глотала воздух, пытаясь сохранить равновесие и борясь с изменившимся, слегка повышенным тяготением. Посмотрев вверх, она узнала знакомый пещерный город в утесе, обширные серебристо-пурпурные джунгли, заполняющие плодородные долины-расщелины, и дымящиеся вулканы на горизонте. Сиоба пыталась справиться с изумлением. Они оказались на открытом смотровом балконе – в одном из тех мест, где Преподобная Мать собирала послушниц… где сама Сиоба была свидетельницей похорон дюжины женщин, не выдержавших испытания ядом.
«Я вернулась на Россак!» – подумала она.
Сердце ее забилось сильнее, ей захотелось увидеть Сабину и Кендис, даже Кери Маркес, бабушку, которая все годы жизни Сиобы на Россаке руководила ее обучением и воспитанием в ордене. Родители большинства послушниц и сестер оставались неизвестными, чтобы можно было сосредоточиться на обучении, а не на семейных связях. Но благодаря своему происхождению от колдуньи Сиоба воспитывалась иначе.
Норма бесцеремонно унесла ее с Колхара, поэтому Сиоба была в деловом костюме, как всегда во время операций «Венхолдз», но сейчас, оглядевшись, она сняла шарф и распустила длинные черные косы. Теперь она походила на одну из женщин-телепатов, чей мозг безжалостно уничтожили бесчисленные кимеки.
Прибытие Нормы и ее большого бака сразу заметили, и вскоре на галерее, ведущей к балкону, появились сестры. Сиоба представилась тем, кто ее не сразу узнал. Норма как будто и не заметила этой суеты.
Сиоба возвысила голос.
– Мы здесь потому, что Норма Ценва хочет дать вам совет по поводу преображения в Преподобную Мать. Она может провести параллели с навигаторами, которых создает на Колхаре.
В сопровождении Кери Маркес торопливо подошла Преподобная Мать Ракелла. Бабушка Сиобы была в белом рабочем костюме, испещренном пурпурными, красными и синими пятнами от ягод, листьев и грибов, которые она собирала на нижнем ярусе джунглей.
– Россак сильно изменился… и не изменился, – сказала Норма через динамик в баке.
Кери не могла не улыбнуться Сиобе.
– Ты оправдала все наши ожидания, внучка. Многие наши выпускницы вошли в благородные семьи – но ты обеспечиваешь влияние ордена сестер в крупнейшем конгломерате империи.
– Да, это было прекрасное деловое решение.
Преподобная Мать Ракелла и Джозеф Венпорт заключили сделку, но Сиоба гордилась и своей семьей, и властью и влиянием «Венпорт холдингз».
Прибежали дочери Сиобы; охваченные волнением и любопытством, они все-таки стремились вести себя с достоинством, как их учили. Сиоба не могла скрыть радости. Она раскрыла объятия Сабине и Кендис.
– Я знаю, вы хорошо себя ведете. Преподобная Мать и весь орден сестер вами гордятся.
Генетика колдуний, унаследованная и от Маркес, и от Ценвы, в сочетании с политическим влиянием семьи Венпорт, сулили девочкам блестящее будущее.
Преподобная Мать холодно наблюдала за этой встречей. Сиоба заметила, что, когда появилась сестра Доротея, Ракелла отвернулась от нее.
– Мы стараемся не напоминать послушницам об их семейных связях, – сказала пожилая женщина.
Но Сиоба дерзко посмотрела ей в лицо.
– Во многих случаях это верно, Преподобная Мать, но эти девочки – дочери и наследницы Джозефа Венпорта и внучки колдуний. Они должны знать, кто они и чего от них ожидают.
Удивив всех, заговорила Норма Ценва, напомнив о суровой колдунье Зуфе Ценве, которую так разочаровала ее малорослая дочь.
– Иногда не знать матери – большое преимущество.
Существенная часть имперской истории лежит перед нами – и нам не видна. Но попомните мои слова: я не исчезну из памяти людей.
Хотя Родерик был на два года моложе брата, он часто чувствовал себя более взрослым.
Но он молчал, слушая, как Сальвадор произносит речь в одном из зимних садов императорского дворца. Призматическая дверь была закрыта, Родерик – единственный слушатель. Он сидел на жестком диване лицом к брату, надеясь дать ему совет.
После появления Манфорда Торондо перед Лигой ландсраада и незатухавших вспышек батлерианского насилия Родерик вспомнил антикомпьютерную речь, которую не раз произносил император Жюль; цветистый язык, который предпочитал их отец, он заменил простыми фразами, более подходящими Сальвадору. Родерик был доволен тем, как осовременил речь, но, слушая брата, заметил его склонность замедлять темп и спотыкаться на некоторых словах, не умея рассчитать время и подчеркнуть нужное.
– Защита от соблазнов кончается в доме, то есть я хотел сказать, начинается… – Сальвадор посмотрел в текст и покачал головой. – Из меня не получится великого оратора. Брат, давай возьмем цель попроще, чтобы не вышло хуже.
– Получилось вполне сносно, – солгал Родерик, – но я слышал твои более успешные выступления. Но все равно люди поймут твою мысль. И на время она смягчит бесчинства батлерианцев.
Сальвадор как будто разгадал слабую попытку подбодрить его. Он в отчаянии покачал головой и снова принялся читать с голографического подсказчика.
После того как помог брату подготовить речь, Родерик занялся другой работой и не нашел минуты, чтобы поговорить с женой Хадитой. Та прислала со слугой ему сообщение, и сейчас он спешил домой, чтобы переодеться перед публичным выступлением. Он даже не знал, что за срочное дело возникло у жены, пока не пришел домой.
Жена уже ушла. Мрачный дворецкий рассказал о стычке между Хадитой и ее личным секретарем сестрой Перианной, женщиной пронырливой и лишенной чувства юмора, которая тоже училась на Россаке (хотя Родерик решительно не мог сравнивать ее с сестрой Доротеей). Очевидно, Перианна получила приказ немедленно убираться, больше во дворце ее не желали видеть.
Но сейчас Родерика мало занимали домашние склоки. Хадита могла сама справиться с прислугой. Ему едва хватило времени до ухода в зал парламента, чтобы переодеться и поесть холодного мяса с хлебом. Он надеялся, что Сальвадор еще несколько раз прочитал речь.
Хадита уже ждала его в их ложе сбоку от центральной сцены огромного зала. Длинными вьющимися золотисто-каштановыми волосами и патрицианскими чертами лица она напоминала своего двоюродного деда, чей портрет Родерик однажды видел, военного и героя джихада, но ее черты были более тонкие, а глаза более темные. Сегодня она надела черное кружевное платье и жемчужное ожерелье; волосы удерживала заколка с рубинами.
Родерик сел, наклонился и поцеловал ее в щеку.
– Прости, задержался, – сказал он. – Сегодня сплошная беготня.
Сам он был во фраке: после произнесения речи предстоял прием. Живот сводило от второпях проглоченной пищи.
По напряженному взгляду и сверкающим глазам он понял, что Хадита расстроена.
– Сегодня просто катастрофа. Перианна ушла – и скатертью дорога.
Он видел боль на лице жены и догадался, что дело не только в ссоре с секретаршей.
– Что случилось?
– Уже несколько недель я замечаю разные мелочи… кто-то трогает мои вещи, ящики закрыты не так, как это делаю я, документы сложены аккуратней, ручка на моем письменном столе лежит не на месте – и на твоем тоже.
– На моем письменном столе? Что-нибудь исчезло?
– Нет, насколько я могу судить. Доступ к нему был только у Перианны, но, когда я ее спросила, она все отрицала. Однако сегодня я заметила, как она незаметно вошла в мой личный кабинет. Я спряталась, и она меня не видела… а когда позже я спросила ее, Перианна поклялась, что не заходила туда. Я знала, что это ложь. И уличила ее. Она устроила грандиозный спектакль, демонстрируя свое негодование. Требовала, чтобы я обыскала ее комнату и все вещи, если считаю ее воровкой.
Родерик прищурил глаза, встревоженный.
– И ты это сделала?
– Пришлось: она меня вынудила. Конечно, мы ничего не нашли – она это знала. – Глаза Хадиты гневно сверкнули. – Перианна сказала, что больше не может служить у меня, если ей не доверяют, и отказалась от места. И пусть уходит.
Родерика охватила тревога. Перианна училась в ордене сестер, а способности, которые демонстрировала Доротея, наводили на мысль о том, что она в состоянии запомнить все увиденное, не оставляя материальных улик.
– Наверное, следовало задержать ее для допроса.
– Я тоже об этом подумала, но слишком поздно. Она уже исчезла. Улетела с Салусы.
Родерик стиснул зубы. Он знал, что в покоях жены нет опасной информации, так что ничего важного Перианна найти не могла. И даже если она заглянула в его личный дневник, в нем только записи о семье, ничего политически значимого. Доказательств, что она шпионила, не нашли… но у него все равно возникло неприятное ощущение.
Внизу появился император Сальвадор и пошел к возвышению. У обоих братьев были имплантированные трансиверы, так что при желании они могли обмениваться репликами. Родерик выключил трансивер, чтобы подумать о словах жены, но Сальвадор с неуверенностью поглядывал на ложу.
– Вероятно, это ничего не значит, – сказал Родерик и занялся речью императора. Он нажал на мочку уха, включая трансивер, и заметил, как на лице Сальвадора отразилось облегчение. Император поднялся на возвышение.
С появлением новых фактов меняются теории. Но сами факты не меняются – и мои принципы тоже. Вот почему я с подозрением отношусь к любым теориям.
Интеллектуальная атмосфера Зенита способствовала нововведениям и научному творчеству, и планета гордилась тем, что стала средоточием открытий и колыбелью прогресса. Исследователи вроде Птолемея и его коллеги доктора Эльчана получали средства из межпланетного фонда; деньги предоставлялись всякому, у кого появлялась обоснованная идея и план ее воплощения.