Гилберт достал из кармана ключи, открыл дверь и вошел внутрь. Посреди комнаты стоял побитый дезактивированный боевой робот.
– Вот тебе новое тело, – сказал Гилберт. – Оно временное, но даст некоторую подвижность.
Робот отозвался после долгой паузы.
– Очень опасно… но я это высоко ценю. Спасибо.
Искусственный голос звучал так, словно у робота закружилась голова.
Гилберт вставил сферу в специальный порт в теле робота и соединил все разъемы. Рудиментарный управляющий мозг робота он уже удалил, и теперь Эразм создавал собственные связи. Конечно, это не то же самое, что собственное тело из флометалла, которое он любил облачать в элегантные одеяния и в котором мог подражать поведению людей. Оно уничтожено под Коррином, но сейчас и такое сгодится.
Когда тело робота ожило, Гилберта охватило волнение. Мек был сконструирован как оружие, а не как произведение искусства, и первые шаги Эразм делал медленно. Активировал зрительные сенсоры, оживил звуковые щели, и послышался голос, глуповатый и незнакомый:
– Это… замечательно, сын мой.
– Спасибо. Прости, что не добыл ничего лучшего.
– Пока не добыл. Но я в тебя верю.
Эразм в новом теле обошел маленький дом, смело шагая по деревянному полу.
– Некоторые системы требуют наладки, но я могу изнутри произвести ремонт.
Выведя неуклюжего мека наружу, Гилберт провел его по тайным тропам среди болотной растительности.
– Это далеко не прогулки по твоему саду для размышлений на Коррине, но у нас еще долго не будет ничего лучшего.
– Наши беседы могут быть такими же живительными.
Большая краснокрылая цапля при их приближении снялась с воды и взлетела в небо.
– Это дает тебе возможность размяться и вспомнить, что ты независимый робот, но мы должны быть очень осторожны. Если об этом узнают батлерианцы, они навсегда уничтожат тебя. – Слова застревали у Гилберта в горле, и он почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. – Я не хотел бы этого.
В освещенной солнцем воде у берега появились два зелено-черных бугра. Опасаясь животных, обитавших в болотистом озере, Гилберт шагнул назад, но Эразм воспользовался зрительными сенсорами робота.
– Всего лишь черепахи… Вчера я читал о них в научной библиотеке школы, но там очень мало информации. Биологи-люди должны уделить этому континенту больше внимания.
– Посмотрю про них, когда вернусь в школу.
Боевой мек повернулся к нему.
– Не надо. Я поймаю одну – для изучения, сможем вскрыть ее вместе.
Взбудораженный новыми возможностями, Эразм вдруг вошел в воду и направился к черепахам. Коричневая вода дошла ему до груди.
– Не нужно, – крикнул Гилберт. – Болота не безопасны. Я не могу гарантировать, что твое тело не пострадает.
На самом деле он сознательно сделал мека непрочным – на всякий случай. И сделал прогноз ментата, чтобы предсказать, как поведет себя независимый робот. Низины вокруг дома для размышлений окружала коварная трясина – дополнительная мера безопасности.
Робот шлепал по грязи, нацеливаясь на черепах, которые висели в освещенной солнцем воде в десяти метрах от берега. Черепахи подняли пулеобразные головы и разглядывали неуклюжую машину, вторгшуюся на их территорию.
Эразм поднял орудийную руку.
– Цепь станнера не действует.
– Выведена из строя намеренно, – признался Гилберт. – Вспомни требования батлерианцев.
– Тогда я поймаю тварь вручную.
И он глубже погрузился в ил.
– Пожалуйста, не надо. Удовлетворись подвижностью на острове. Если ты утонешь в болоте, я не смогу достать твою сферу памяти.
Он не думал, что предостережение заставит Эразма отказаться от своих замыслов.
Черепахи развернулись и поплыли в густые болотные заросли. Эразм хотел ускорить шаг, но громоздкое тело остановилось, застряло в трясине. Робот накренился, внутрь проникла вода. Его цепи начали буксовать. Во все стороны полетела грязь.
– Это тело теряет целостность!
Робот пытался выбраться, но вода продолжала литься на его чувствительные цепи, приводя к отказу двигательных систем.
Гилберт достал из домика узкое каноэ на генераторе силового поля и, остерегаясь водяных хищников, направился к тому месту, где в трясине, все глубже погружаясь в нее, стоял мек.
– Кажется, я ошибся в расчетах, – сказал Эразм.
– Я видел, что тебе понравилось, но, очевидно, ты еще не готов к новому телу.
Гилберт добрался до мека и с тревогой увидел, как быстро тот погружается. Чтобы снять панель, пришлось работать под водой. Он увидел, что от берега к нему плывут два похожих на веревки существа – две толстые кольчатые пиявки. Когда уже и плечи робота оказались под водой, Гилберт наконец извлек сферу памяти и поднял над поверхностью; с нее капало. Он толчком отправил каноэ к берегу; в этот миг пиявки закружили над роботом; добыча их не привлекла.
Гилберт вернулся на берег и отнес сферу в дом.
– Ты перенапрягся, – сказал он. – Теперь я долго не смогу добыть для тебя новое тело в школе. Слишком опасно.
Хотя и разочарованный, независимый робот поделился своими переживаниями.
– Очень недолго, но очень приятно. Напоминание о том, чем я смогу заняться, когда снова обрету подвижность.
Было бы любопытно стерилизовать все человечество, чтобы понаблюдать за его поведением в кризис.
Когда шаттл Ракеллы приземлился в главном космопорте Парментьера, севернее она увидела большую строительную площадку – комплекс больших зданий школы со множеством вспомогательных сооружений вокруг центральной части, где когда-нибудь появится парк с фонтанами. Сейчас на этом месте виднелось множество кранов, бульдозеров, времянок строителей и груды строительных материалов. В воздухе висела пыль.
Очень амбициозно. Доктор Зома продолжала раздутый проект, начатый предшественником, хотя несколько лишних фрагментов были из него изъяты. Но не Ракелле было следить за ростом школы. Зома удивится, увидев ее, хотя прилететь на Парментьер Преподобную Мать подвигли очень веские причины.
Когда-то давно эта планета была родиной Ракеллы; она помнила, как работала с доктором Мохандасом Сукком в Клинике неизлечимых болезней, пытаясь спасти как можно больше пациентов и в качестве временной меры раздавая меланж. Но поветрие продолжало косить жертв, как жнут пшеницу, и тогда толпы захватили больницу, уничтожая все на своем пути. Их вела маленькая девочка, которую пощадила болезнь; она утверждала, что ей явилась святая Серена и что она слышит голоса в голове. Ракелле и Мохандасу пришлось бежать.
Наследники Райны все еще существовали, они были сильны как никогда и не изменили своим убеждениям. К счастью, процветала и основанная Мохандасом Сукком школа, для которой строился этот новый большой центр. Зома как будто хорошо справлялась с работой… а учитывая недавно полученное ею приглашение стать личным врачом императора, она может оказаться полезной ордену.
На Парментьере стояло теплое сухое лето, и Преподобная Мать надела легкое черное одеяние со сквозными карманами для вентиляции. Наемная машина везла ее по пыльной дороге; она сидела молча. Они проезжали мимо недостроенных больничных корпусов, учебных корпусов, операционных центров и учебных лабораторий. Она заметила также частную службу безопасности, вооруженные полувоенные соединения.
У школьного комплекса ее встретил высокий загорелый мужчина с длинными волосами, перехваченными серебряным кольцом школы Сукк.
– Я доктор Ваддиз, заместитель директора школы и владелец сорока двух процентов ее акций.
«Не совсем обычное приветствие, – подумала Ракелла. – Почему он считает, что меня заинтересует доля его собственности?»
– Я хочу повидаться с доктором Зомой, пока она не улетела на Салусу Секундус. Нам нужно обсудить важное дело.
Ваддиз очень удивился.
– О ее повышении еще не объявляли.
Ракелла не сочла нужным с ним объясняться.
– У ордена сестер повсюду есть глаза и уши.
Ваддиз с деловым видом провел ее по широким ступеням в здание в греческом стиле, украшенное сложными коринфскими колоннами, фресками и барельефом. Ракелле здание показалось излишне вычурным. Мохандас никогда не стремился к показному великолепию.
Остановившись на верхней ступени, заместитель директора указал на пыльную центральную площадь.
– Как только здания будут закончены, мы откроем здесь фитнес-комплекс с бассейнами и беговыми дорожками, будет даже гребной канал для шлюпочных гонок. Общий вид пока еще трудно разглядеть из-за строительной пыли.
Лихорадочно работали строители и механизмы, громко гудели двигатели.
Ракелла была поражена, что такое под силу пусть даже очень успешной школе.
– И все это необходимо для подготовки новых врачей?
– Упражнения и спортивные соревнования очень полезны для человеческого тела. Пятнадцать тысяч лет назад это поняли греки и римляне на Старой Земле, справедливо это и сегодня.
Ваддиз провел ее за двери, украшенные чеканкой с лекарственными растениями.
– Сюда, пожалуйста. Доктор Зома в данный момент проходит экспериментальную процедуру. Хотите посмотреть?
– Конечно. Я когда-то сама работала в этой больнице.
– Ну, это было почти сто лет назад, – восхищенно сказал Ваддиз. – С тех пор медицина ушла далеко вперед.
На верхнем этаже пахло химией: растворы, краски, известка и клей. Они прошли в просторное чистое помещение с множеством медицинских аппаратов, за которыми трудились мужчины и женщины в белых халатах. Ваддиз остановился перед белой капсулой величиной с большой гроб, с плаз-окном на верхней панели. Внутри лежала закрепленная на платформе женщина; платформа медленно поворачивалась, как решетка в гриле, при этом цвет освещения женщины постоянно менялся.
– Доктор Зома проходит эту процедуру ежедневно, – сказал Ваддиз и больше ничего не стал объяснять. – К несчастью, поселившись в императорском дворце, она не сможет продолжить курс. Салуса Секундус в смысле нашей технологии – отсталое место.