– Твои намерения не вернут убитых. – Наиб пристально посмотрел на Ишанти. – Это ты привела его сюда без приглашения. Некоторые говорят, что тебя следует выбросить в пустыню вместе с этим человеком.
Ишанти грубо фыркнула.
– Пусть попробуют. Пусть открыто обвинят меня, и я им отвечу. Если же они боятся так поступить, их шепот – не больше чем бормотание одинокого странника в песках. Я стою за Вориана Атрейдеса. И утверждаю, что он честен и не виновен.
Вори оценил ее поддержку. Ишанти давно огрубела – солнце выдубило ее кожу, пустыня отняла красоту. Незамужняя и независимая, она была диковиной среди фрименов, и он гадал, уж не заигрывает ли она с ним. Какая Вори разница, сколько ей лет? Он уже прожил две полные жизни с двумя женами и любил их, даже когда их тела старели и слабели. Но теперь, только что покинув Мариеллу, он не имел никакого желания снова влюбляться.
Наиб Шарнак продолжал:
– Мы, фримены, можем постоять за себя, но это не наша битва. И никогда не была нашей; я отказываюсь попусту проливать кровь соплеменников в борьбе с твоими врагами. Ради нашей безопасности, незнакомец, я решил выбросить тебя в пустыню.
Ишанти возмущенно сказала:
– Дай ему припасы и шанс.
Наибу было все равно.
– Если заплатишь, Ишанти. Я не настаиваю на его смерти – просто пусть уйдет.
– Вначале послушай, что я узнала в Арракис-Сити. – Ишанти посмотрела на Вори. – Я порылась в архивах «Комбайнд мерчантайлз» и узнала, что ни одна конкурирующая компания не взяла на себя ответственность за нападение на бригаду по сбору пряности.
– Я же говорил, – заметил Вори. – Если эти двое – дети Агамемнона, они охотятся на меня. Ни политика, ни сбор меланжа их не интересуют.
– Это верно… но в городе ко мне обратился еще один человек и начал задавать вопросы о Вориане Атрейдесе.
Наиб Шарнак издал звук, выражавший отвращение.
– Так сколько же человек тебя разыскивают?
Ишанти добавила:
– И почему? Что ты сделал?
– Много чего, но все равно не понимаю. – Неужели Агамемнон вырастил еще одного убийцу? – Расскажи о человеке, который обо мне расспрашивал.
– Молодой, полный воды, не старше двадцати пяти лет. Светлые волосы и бородка, какие носят знатные. Расспрашивая о тебе, он был откровенен, даже неуклюж. Если он шпион, то не очень хороший.
Вори не знал никого такого молодого; и непохоже было, что этот человек с Кеплера.
Ишанти повернулась к наибу.
– Если на Вориана Атрейдеса охотятся опасные люди, нужно узнать, кто они, прежде чем изгонять его в пустыню. Что если они придут сюда?
Наиб на несколько мгновений задумался, потом кивнул.
– Нужно подготовиться к защите.
Ишанти быстро добавила:
– Я позабочусь об этом.
За несколько недель, проведенных в Арракис-Сити, Гриффин почти все истратил, но ничего не нашел. Денег у него осталось только на то, чтобы заплатить за ночлег на две ночи, и еще немного на еду и питье. Он пытался экономить, но слишком много средств ушло на бесполезные взятки.
Призрак Вориана Атрейдеса десятилетиями реял над семьей Харконненов, и Гриффин дивился тому, что здесь это имя не вызывало никакого отклика. Жители Арракиса были так озабочены повседневными проблемами, что их мало волновал герой войны, начавшейся двести лет назад.
Гриффин не желал трогать деньги, отложенные на отлет с планеты. Здесь он на уступки не пойдет. Он не намерен навсегда застрять на Арракисе, найдет ли он Вориана Атрейдеса или не найдет. Еще два дня… и он отправится домой.
Он скучал по Ланкивейлу. Он выполнил Валину просьбу, постарался, но ничего не получилось, и дела Дома Харконненов могут подождать; а может, стоит вовсе забыть о мести.
Не чувствуя потребности в общении, Гриффин ел в своей комнате. К тому же он устал каждый вечер выходить на улицы.
Его удивил легкий стук в дверь; он подумал: кому понадобилось говорить с ним, особенно вечером? Но он знал, что расспрашивал многих и платил небольшие суммы тем, кто обещал прийти с известиями, хотя денег оставалось очень мало. Он надеялся, что это кто-то откликнулся на его расспросы.
Он открыл дверь и увидел троих в одежде для пустыни. Лица людей скрывали темные шарфы и капюшоны.
– У нас есть к тебе вопросы, – сказал первый человек, женщина. Голос у нее был резкий и хриплый.
Он увидел ее глаза. Заметил еще кое-что… и узнал.
– Мы с тобой разговаривали у здания управления по сбору пряности.
Троица без приглашения вошла в комнату.
– Ты задаешь слишком много вопросов, и мы хотим знать почему.
Молодые люди, пришедшие с ней, ринулись вперед. Один схватил Гриффина за руки, другой набросил ему на голову темный капюшон. Гриффин сопротивлялся; его сила и проворство удивили незваных гостей: одного он ударил, другого повалил на пол, но тут кто-то вонзил в его шею шприц, и мысль о сопротивлении растворилась в темноте.
Жизнь полна испытаний, следующих одно за другим; если ты их не распознаешь, можешь не справиться с самым важным.
На освещенной утренним солнцем самой высокой крыше школы ментатов стоял одинокий человек. Он смотрел на болотистое озеро. Его голову покрывала широкополая шляпа; он ее снял, чтобы вытереть пот со лба. Глядя на зеленоватые воды, он видел только лодки школьной службы безопасности, скользившие по сторожевым маршрутам. Вокруг царило обманчивое спокойствие, создававшее контраст с бурей, поднятой в аудиториях студентами-батлерианцами.
Гилберт все еще переживал последствия диспута, на котором выступил в поддержку мыслящих машин – только теоретически и в учебных целях. Он был глупцом, когда думал, что яростные борцы с технологиями могут быть логичными и объективными. И подверг себя опасности.
Теперь, когда на Лампадас вернулся Манфорд со всеми своими приверженцами и в сопровождении множества кораблей, обстановка резко ухудшится. Распространились слухи, были отправлены отчеты. И из столицы на главном материке Лампадаса Манфорд Торондо потребовал от Гилберта объяснений и отказа от сочувствия ненавистным мыслящим машинам.
Высоко над плавучими зданиями комплекса Гилберт прошел по краю крыши на противоположную сторону, откуда мог смотреть на соединенные здания. Ночью отдельные сооружения подверглись разгрому, окна были выбиты камнями, на двери офиса намалевано: «Поклонник машин!» Один поразительно примитивный рисунок изображал самого Гилберта, совокупляющегося с мыслящей машиной. Неужели его учеников отбирали из самых умных и талантливых?
По его приказу рабочие закрашивали рисунки и устраняли повреждения. Он понимал, что на дебатах следовало вести себя осторожнее и хитрее. Его вина, что вспыхнуло недовольство, и все же он не понимал, как его ученики могут так варварски поступать с уважаемой школой.
Многие из них сохраняли объективность, втайне были на его стороне, но боялись критиковать ярых батлерианцев. Один юноша, проходя мимо, шепотом сказал:
– Мы с вами, сэр. Мы знаем, что на дебатах вы говорили не всерьез.
Гилберт надел шляпу и глубоко вдохнул. Утро было холодное, но тем не менее он покрылся испариной. Он верил в факты, в данные, в науку – и основал на этом прочном фундаменте школу ментатов. За свою жизнь он делал много прогнозов. Он стал математическим предсказателем, используя статистику, а не паранормальные силы, чтобы давать верные прогнозы. Хотя ученики-батлерианцы составляли в школе меньшинство, он не учел, что они большие горлопаны, чем умеренные, и склонны к преувеличениям и запугиванию. Ему следовало рассчитать, как скоро батлерианцы заставят других учеников выступить против него или по крайней мере устраниться от защиты своего директора.
Спускаясь, Гилберт понял, что нужно найти способ отвести от себя эту глупую ярость.
В отличие от крыши, в кабинете было темно и мрачно. Гилберт опустил все жалюзи, чтобы иметь возможность поговорить с маленьким золотистым шаром, хранившим Эразма.
Независимый робот был непреклонен.
– Все погибнет, если толпы Манфорда найдут мою сферу памяти. Это было просто упражнение… или ты хотел силой логики переманить их на нашу сторону?
– Я хотел научить их думать!
– Если Манфорд Торондо натравит на тебя своих людей, нам придется покинуть школу. Ты должен убедить их. Извинись – солги, если нужно. Делай то, чего они требуют. Если тебя придут линчевать, я не смогу тебя защитить – и себя тоже.
– Понимаю, отец. Я этого не допущу, обещаю.
– Но что, если ты умрешь? Я беспомощный окажусь приговоренным к заключению здесь, в тайнике. Как я выживу? Ради тебя я пожертвовал всем. Я вывел из строя оборону машин у Коррина и сверг власть Омниуса – только ради того, чтобы спасти тебе жизнь!
Гилберт склонил голову.
– Знаю. И обещаю помочь тебе – но сначала я должен убедить Манфорда Торондо, что не опасен.
И вот, чтобы умиротворить недовольных, директор школы произнес перед публикой речь. Он говорил самым убедительным тоном.
– Нужно прекратить обсуждение вопроса о том, в какой мере приемлемы технологии. Нужно не измерять их, а встать против.
Он почти час красноречиво говорил, пытаясь убедить буйное меньшинство в своей искренности.
Его отступление с прежних позиций и извинения до определенной степени успокоили Алису Кэрролл и других разгневанных учеников, но Гилберт понимал, что проблема остается.
Ему сообщили, что Манфорд Торондо лично явится расследовать происходящее.
Когда вождь батлерианцев решил лично оценить положение в школе ментатов, Гилберт понял, что это и есть самые опасные дебаты.
Манфорд подплыл на моторной лодке к центральной плавучей платформе. Он явился на плечах женщины-мастера меча, и уже это было дурным знаком. Гилберт знал, что безногий позволяет носить себя в паланкине, отправляясь на обычный митинг, но на плечах Анари Айдахо он отправлялся в бой.
Встречая Манфорда, Гилберт всем своим поведением показывал, что раскаивается и готов сотрудничать.