Смерть в Пустыне для фрименов естественна. Но семута… – такое случалось так редко, что Пол послал ее проследить за всем так, как учила их мать.
Алия чувствовала, что ничего не достигла, только сгустила облако тайны, и без того уже охватившее здесь все. Услышав, как гхола провел ногой по песку, она поглядела на него. Лицо гхолы было обращено вверх, к эскорту, стаей ворон кружившему над ними.
Бойся Гильдии, дары приносящей, думала Алия.
Похоронный топтер вместе с ее собственным стояли на песке возле скалистого выступа позади гхолы. Мельком глянув на крылатые машины, Алия едва подавила в себе желание скорее взлететь… оказаться подальше от этого места.
Но Пол решил, что она сумеет увидеть нечто, сокрытое от прочих. Она поежилась в дистикомбе. После проведенных в городе месяцев он казался неудобным. Она посмотрела на гхолу, подумала: что, если он догадался о каких-нибудь обстоятельствах странной смерти? Завиток его курчавых волос выбивался из-под капюшона дистикомба. Рука ее так и тянулась заправить волосы на место.
Словно бы ощутив ее мысль, гхола обратил к ней поблескивавшие металлом глаза. Она затрепетала под пристальным его взором и отвернулась.
Фрименка умерла от яда, называемого «глоткой ада».
Фрименка. Привыкшая к семуте.
Она разделяла беспокойство Пола, вызванное сочетанием этих фактов.
Похоронная команда терпеливо ждала. В трупе оставалось уже слишком мало воды, сберегать было нечего, можно не торопиться. И еще – они верили, что Алия тайным знанием читает судьбу той, кому принадлежали эти останки.
Но озарения не было.
И в глубине души рос гнев на этих простофиль. Вот они – результат проклятой ложной религиозности. Конечно же, и она сама, и ее брат – не народ. Власть должна пребывать на высотах. Об этом позаботились и Бене Гессерит, потрудившиеся над наследственностью Атрейдесов. Свою лепту добавила и их мать, наставившая своих детей в знании Пути…
И Пол еще более усугубил этот отрыв от обычных людей.
Преподобные Матери пробудились в памяти Алии, вспышками адаба заговорили: «Тихо, маленькая! Ты есть ты. Потому тебе и дано кое-что».
Дано!
Она жестом подозвала гхолу.
Он встал перед нею, внимательный и терпеливый.
– И что ты об этом думаешь? – спросила она.
– Скорее всего мы никогда не узнаем, кто она, – отвечал он, – нет ни зубов, ни головы, они исчезли. Разве что руки… но ее генетические характеристики едва ли где-нибудь зарегистрированы.
– А яд тлейлаксу? – продолжала она. – Что из этого следует?
– Подобные яды покупают многие люди.
– Верно. Но от этой почти ничего не осталось, нечего восстанавливать, с тобой было иначе.
– Даже если бы вы решили доверить это тлейлаксу, – ответил он.
Она кивнула, встала:
– Теперь отвези меня в город.
В воздухе, когда нос аппарата уже обратился к северу, она произнесла:
– Ты пилотируешь совершенно как Дункан Айдахо.
Он бросил на нее испытующий взгляд:
– Мне уже говорили об этом.
– О чем ты сейчас думаешь? – спросила она.
– О многом.
– Не смей, шайтан побери, уклоняться от вопроса!
– Какого вопроса?
Она яростно посмотрела на него.
Встретив ее взгляд, он передернул плечами.
Жест Дункана, подумала она. И хриплым обвиняющим тоном произнесла:
– Я просто хотела услышать твое мнение, взвесить собственные соображения и сопоставить их. Гибель этой молодой женщины смущает меня.
– Я думал не об этом.
– О чем же?
– О том странном чувстве, которое я испытываю всякий раз, когда слышу разговоры о том, кем я, возможно, был.
– Возможно?
– Тлейлаксу хитры…
– Не настолько. Ты был Дунканом Айдахо.
– Весьма вероятно. Это лежит на поверхности.
– Итак, ты становишься эмоциональным?
– В известной степени. Я чувствую нетерпение. Я волнуюсь. Меня просто трясет, и я едва сдерживаюсь. В голове моей… вспыхивают какие-то картинки.
– И что же?
– Они слишком быстро гаснут. Просто какие-то вспышки… Похожие на память.
– А для тебя они представляют интерес?
– Конечно же. Любопытство подталкивает, но я словно иду против ветра. Я думаю: что, если я не тот, за которого меня принимали? И мне не нравится эта мысль.
– И это все, о чем ты думаешь?
– Вы это лучше знаете, Алия.
Как смеет он обращаться ко мне по имени? Обдумывая его слова, она чувствовала, как вскипает и отступает гнев, – на бьющую из обертонов его голоса возмутительную мужскую самоуверенность. На щеке ее дернулся мускул. Она стиснула зубы.
– Там внизу не Эль-Кудс? – спросил он, коротко качнув крылом и мгновенно вспугнув всю стаю эскорта.
Она поглядела вниз на тени, скользящие по взгорью возле перевала Харг, на скалу и укрывавшую череп ее отца пирамиду на ней… Эль-Кудс – святое место.
– Это святое место, – отвечала она.
– Надо будет когда-нибудь посетить его, – промолвил он, – возле останков твоего отца меня могут посетить воспоминания.
Вдруг она впервые поняла, как сильна в нем потребность узнать, кем он был. Это желание было для гхолы главным. Она поглядела назад, на скалы. Утес обрывался прямо в море песка… коричневым обрывом скала, словно корабль, разрезала дюны.
– Вернись назад, – приказала она.
– А эскорт…
– Развернись и проскользни под ними. Они последуют за нами.
Он повиновался.
– Ты и в самом деле верно служишь моему брату? – спросила она, когда топтер лег на новый курс, а эскорт пристроился следом.
– Я служу Атрейдесам, – отвечал он формальным тоном.
Рука его поднялась, упала, почти в точности повторяя принятое на Каладане приветствие. Лицо его стало скорбным. Он глядел вниз, на гробницу, высящуюся среди скал.
– Что с тобой? – спросила она.
Губы его шевельнулись. Ломким, напряженным голосом он произнес:
– Он был… он был, – и слеза скользнула вниз по щеке.
Фрименское благоговение заставило Алию примолкнуть. Он отдает воду мертвым! Она с сочувствием тронула его щеку пальцем, ощутив отданную влагу.
– Дункан, – прошептала она.
Руки его словно прилипли к рукояткам управления, взгляд не отрывался от пирамиды.
Она повторила громче:
– Дункан!
Он сглотнул, качнул головой, сверкнув на нее металлическими глазами.
– Я… почувствовал… руку… на моих плечах, – выдавил он. – Я чувствовал! Руку! – Он справился с горлом. – Это был… друг. Это был… мой друг.
– Кто?
– Не знаю. Я думаю, это был… Не знаю.
Перед Алией замигал огонек вызова, капитан эскорта желал знать, зачем они возвращаются в Пустыню. Взяв микрофон, она пояснила, что они просто поклонились гробнице ее отца. Капитан напомнил ей, что уже поздно.
– Теперь прямиком в Арракин, – сказала она, опуская в гнездо микрофон.
Глубоко вздохнув, Хейт заложил вираж обратно на север.
– Так значит, это была рука отца, не так ли? – спросила она.
– Быть может.
В голосе его слышались интонации ментата, оценившего вероятности, она видела, что он уже взял себя в руки.
– Понимаешь ли ты, насколько я знаю своего отца? – спросила она.
– Только догадываюсь.
– Тогда слушай, – произнесла она. И коротко объяснила, что обрела сознание Преподобной еще до рождения, что воспоминания бесчисленных жизней запечатлены в ее нервных клетках… пусть случилось все это после смерти отца.
– Я знаю его таким, каким его знала моя мать, – проговорила она. – До всех мельчайших подробностей. В какой-то мере я сама – моя мать. Я помню все, что происходило с ней до того момента, когда она выпила воду жизни и вошла в транс переселения душ.
– Ваш брат кое-что уже объяснил мне.
– Он говорил об этом? Почему?
– Я спрашивал его.
– Почему?
– Ментату необходима информация…
– Ох, – она поглядела на зализанные ветром очертания Барьерной Стены, на расщелины и рытвины в истерзанном камне.
Заметив направление ее взгляда, он произнес:
– Очень уж внизу открытое место.
– Зато здесь легко скрываться, – проговорила она и поглядела на него. – Пустыня похожа на человеческий ум… со всеми его укромными закоулками.
– Ах-хх, – отвечал он.
– Ах-хх? И что значит твое «ах-хх»? – Она вдруг рассердилась на него по совершенно непонятным причинам.
– Вам хотелось бы знать, что таится в моей голове, – проговорил он без тени сомнения в голосе.
– Почему ты решил, что я еще не разобралась в тебе, прибегнув к предвидению? – требовательно спросила она.
– А вам это удалось? – спросил он с искренним интересом.
– Нет!
– Значит, возможности сивилл не беспредельны.
Он казался довольным, и это пригасило гнев Алии.
– Чему ты радуешься? Разве ты не чтишь мою мощь? – спросила она. Но и для собственных ушей словам ее не хватало уверенности.
– Все ваши знамения и предзнаменования я чту гораздо в большей степени, чем вы думаете, – отвечал он. – Я присутствовал на вашей утренней службе.
– И какой смысл ты углядел в ней?
– Вы очень искусно манипулируете символами, – отвечал он, вглядываясь в приборы управления, – фирменный знак сестер Бене Гессерит, я бы сказал. Но как это часто случается с ведьмами… вы стали беспечны в обращении с собственной силой.
Внезапно испугавшись, она буркнула:
– Как ты смеешь?
– Я смею гораздо больше, чем предполагали мои создатели, – отвечал он. – А потому я остаюсь с вашим братом.
Алия вглядывалась в стальные шары, служившие ему глазами: ничего человеческого в них не было. Капюшон дистикомба скрывал его щеки. Губы были плотно сжаты. В них угадывалась сила… и решительность. В словах его слышалась надежность – он действительно был способен и на большее. Так мог сказать и сам Дункан Айдахо. Или же тлейлаксу сумели вложить в него больше, чем рассчитывали… или же это просто обман, часть его подготовки?
– Объясни свои слова, гхола.
– Познай себя, разве не такова ваша заповедь? – спросил он.