Дюнкерк — страница 17 из 29

В это же время судно «Мейд оф Орлиенс» вышло в рейс, имея на борту 600 девятилитровых банок с водой и 250 солдат армейской службы снабжения и войск связи, которые должны были помочь в организации обслуживания порта. Избрав кратчайший путь, судно попало под действительный огонь батарей из района Кале. Оно приблизилось к молам Дюнкерка как раз в тот момент, когда порт подвергался мощному воздушному налету. Простояв некоторое время на внешнем рейде, оно получило распоряжение возвратиться в Дувр. В конце дня оно вторично попыталось подойти к причалу – на этот раз успешно.

«Кентербери» вышел около 18.00 и тоже подвергся артиллерийскому обстрелу из Кале. В Дюнкерке он пришвартовался у борта «Мейд оф Орлиенс», и оба судна под непрерывными ударами с воздуха приступили к погрузке войск. «Кентербери» отошел, имея на борту 1340 человек, за ним следовала «Мейд оф Орлиенс» с 988 солдатами. В это же время французский пароход ла-маншской линии «Руан» подобрал 420 раненых и направился в Шербур.

Донесения капитанов этих судов служат наглядной иллюстрацией невероятных трудностей, с которыми пришлось встретиться Рамсею с самого начала: в них указывалось на интенсивный огонь батарей Кале, на быстро нарастающую мощь воздушных атак противника, на разрушение портовых сооружений Дюнкерка и на опасность вхождения в порт под непрерывными ударами с воздуха. К исходу этого воскресного дня Дюнкеркский порт являл собой ужасное зрелище. К западу от большого бассейна, заключенного между внешними молами, полыхали в огне нефтяные баки. Горели склады, разбросанные на 46 гектарах площади порта. Ярко освещенные огнем пожаров, стояли искалеченные краны. Время от времени над городом возникали столбы дыма, обозначая места новых пожаров. И всю ночь не переставая раздавался грохот бомб и яркие вспышки разрывов отмечали места новых разрушений.

Разрывы бомб можно было слышать в тишине дуврских скал, где штаб, руководивший операцией «Динамо», начал планировать использование необорудованного побережья. Самой трудной проблемой для Рамсея в то время была нехватка малых судов. В ту ночь в его распоряжении были моторные катера Рамсгетской базы, предназначавшиеся для борьбы с контрабандой, дрифтеры и малые суда Дуврской базы и четыре бельгийских пассажирских катера. Это было все, не считая корабельных шлюпок.

Но подкрепление уже было в пути. В воскресенье утром первый заместитель начальника главного морского штаба контр-адмирал Филлипс созвал совещание по вопросу о малых судах. На нем присутствовали адмирал Престон из штаба резерва малых судов и его заместитель капитан 1-го ранга Уортон. Капитан Уортон, будучи уверен, что в самом ближайшем будущем возникнет острая потребность в малых судах, уже в течение нескольких дней занимался их сбором. 40 судов уже стояли в районе Вестминстерского пирса, в какой-нибудь четверти мили от здания Адмиралтейства. Уортон не имел разрешения на реквизицию этих судов и с некоторым опасением ждал, как отнесется к этому начальство. На этом совещании принятые им меры получили единодушное одобрение. Все офицеры штаба резерва малых судов, кого только можно было освободить от текущей работы, были разосланы по главным центрам стоянки яхт. В помощь был привлечен «Кинг Элфрид» – учебная база добровольческого резерва флота южного побережья. Были посланы радиограммы командиру Лондонского военного порта, командующему морской базой в Плимуте и другим морским начальникам. Отдельным яхтсменам, уже вставшим на учет после объявления, переданного Би-би-си 14 мая, были даны указания по телефону. Малые суда пришли в движение…

К полуночи 26 мая в Англию было вывезено всего 27 936 человек… Дуврский порт был переполнен; Дауне – историческая якорная стоянка между Гудвин-Сэндс и Кентским побережьем – была забита ла-маншcкими пароходами, каботажными судами и баржами; Рамсгет кишел малыми судами, и уже начали прибывать новые суда из всех портов между Плимутом и Халлом.

Дэвид Дивайн, «Девять дней Дюнкерка».


Если описывать план эвакуации максимально просто, можно сказать так: каждые два часа из Дувра должны были отправляться транспортные суда. Все эти суда должны были прикрываться эсминцами. По возможности предполагалось использовать порт Дюнкерка, а если такой возможности не будет (порт окажется в руках немцев или будет окончательно разбомблен), транспортные суда должны были забирать людей с необорудованного побережья, используя любые плавсредства для доставки эвакуируемых с берега на борт.

Первые дни эвакуация шла очень медленно. 26 мая в Англию было вывезено 27 936 человек, а 27 мая вообще только 7669 человек. Правда, здесь имеет смысл вспомнить, что план эвакуации первоначально был составлен с расчетом на Дюнкерк, Булонь и Кале и корректировался по ходу дела. А корректировать его приходилось постоянно. Уже одно то, что вместо трех портов с паромными причалами и оборудованием для переправы через Ла-Манш пришлось обойтись одним деревянным причалом восточного мола Дюнкерка и необорудованным побережьем с тянущимися вдоль него отмелями, заставило очень сильно пересмотреть планы.

Была и еще одна неучтенная проблема – Дуврский порт был не просто переполнен, он работал в сверхнапряженном режиме уже несколько дней, персонал просто валился с ног, обеспечивая эвакуацию из портов Голландии, затем из Булони и из Кале, и чисто физически не мог обслуживать такое количество кораблей.

Да и в Дюнкерке в первые два дня эвакуации посадка протекала крайне медленно. Причалы были разрушены, и для посадки на суда использовались судовые тяжелые спасательные шлюпки, предназначенные для применения в глубоких водах. На дюнкеркских мелях они были совершенно неудобны. 26 мая в Англии царили такие панические настроения, что власти рассчитывали в лучшем случае на 45 тысяч эвакуированных, что, по сути, означало гибель британской армии. Потом, когда в дело пошли малые суда, оптимизма стало побольше, но заново выстроенные планы вновь пришлось менять – из-за сложностей на коротком маршруте.

Кроме использования малых судов, проблему с причалами попробовал решить капитан 1-го ранга Теннант. Он рискнул проверить практически возможность швартовки судов вдоль восточного мола. Этот мол строился для других целей и не предназначался для такого использования, но Теннанту сопутствовала удача – он успешно пришвартовался, взял людей на борт, а потом его примеру последовали и капитаны других кораблей. «Посадка совершалась быстро, но протекала под ударами авиации, под свист и разрывы снарядов немецких орудий, подступавших в течение дня с запада все ближе и ближе».

Но мало было пришвартоваться и загрузиться, надо было еще как-то уйти из Дюнкерка. А это тоже оказалось делом нелегким. Проход, ведущий к порту, был очень узким. Под ударами с воздуха суда увеличивали скорость, насколько могли, но в большинстве мест было почти невозможно маневрировать – проход был загроможден судами, потопленными магнитными минами. И с каждым днем путь становился все сложнее, количество затонувших судов увеличивалось с ужасающей быстротой. Проход был буквально загроможден полузатопленными мелкими судами и их обломками.

Казалось бы, куда уж сложнее. Но 28 мая судьба британской армии вообще повисла на волоске. Эвакуация шла, да, проблемы решались по мере их возникновения, но на войне все слишком сильно зависят от союзников, обстановки на других участках фронта и от множества других объективных и субъективных факторов. Можно геройствовать сколько угодно, но достаточно одного неверного шага союзника, и все полетит в тартарары. Именно это чуть не произошло с англичанами.

28 мая капитулировала Бельгия.

«Король Бельгии Леопольд III сдался рано утром 28 мая, – пишет Ширер, который сам в то время был на фронте в качестве журналиста и являлся очевидцем событий. – Молодой упрямый правитель, разорвавший альянс с Францией и Англией во имя абсурдного нейтралитета, отказывавшийся восстановить этот альянс даже тогда, когда стало известно, что немцы готовят массированное наступление через бельгийскую границу, в самый последний момент, когда Гитлер уже нанес удар, обратившийся к французам и англичанам за военной помощью и получивший ее, – теперь, в час отчаяния, дезертировал и бросил их, открыв дорогу немецким дивизиям, которые ринулись во фланг оказавшимся в западне англо-французским войскам. Более того, он сделал это, как заявил в палате общин 4 июня Черчилль, «без предварительной консультации, без какого-либо уведомления, без учета мнения министров его правительства, поступив по своему усмотрению».

Практически он сделал это вопреки единодушному мнению бельгийского правительства, указаниям которого согласно конституции обязан был следовать. 25 мая, в 5 часов пополудни, у короля состоялся откровенный обмен мнениями с тремя членами кабинета, включая премьер-министра и министра иностранных дел, по поводу складывавшейся обстановки: все участники совещания настаивали, чтобы король не сдавался в плен немцам, ибо в противном случае «его унизят и заставят играть ту же роль, что играл чешский президент Гаха». Министры также напомнили ему, что он является главой государства и одновременно главнокомандующим и что в худшем случае до победы союзников он мог бы выполнять функции главы государства в изгнании, как королева Голландии и король Норвегии.

«Я принял решение остаться, – заявил Леопольд. – Дело союзников проиграно».

27 мая, в 5 часов, он направил генерала Деруссо, заместителя начальника бельгийского Генерального штаба, к немцам с просьбой о перемирии. В 10 часов вечера генерал вернулся с немецкими условиями: «Фюрер требует сложить оружие безоговорочно». В 11 часов вечера король согласился на безоговорочную капитуляцию и предложил прекратить огонь в 4 часа утра следующего дня, что и было сделано».

Это вызвало крайнее негодование как у союзников, так и в правительстве самой Бельгии. Премьер-министр Франции Поль Рейно выступил по парижскому радио и гневно осудил капитуляцию Леопольда. Бельгийский премьер вынужден был быть более сдержанным, но и он сообщил в своем выступлении, что король действовал вопреки единодушному мнению правительства, порвал связи со своим народом и более не в состоянии управлять страной и что бельгийское правительство в изгнании будет продолжать борьбу. Черчилль поначалу дипломатично промолчал, но 4 июня в своей речи в палате общин присоединился к общему мнению и осудил действия Леопольда.