Вообще, эвакуация из Дюнкерка французских солдат тоже шла полным ходом, но, конечно, размах был не тот. Тем более что французы одновременно осуществляли еще и перевозку людей из Англии обратно во Францию – в не оккупированную западную часть страны. Они даже забрали для этого все посыльные катера, хотя эти небольшие по размерам и маневренные суда были исключительно удобны для действий в неудобной Дюнкеркской бухте. Три из этих катеров по своей собственной инициативе вечером 30 мая совершили последний рейс в Дюнкерк, но к 31 мая они тоже покинули район плацдарма.
Главную роль в эвакуации французских войск 30 мая играли суда снабжения, специально отправленные туда командованием для того, чтобы вывозить людей с плацдарма. Пять таких судов приняли на борт около трех тысяч французских солдат и офицеров и благополучно доставили в Англию.
Возвращаясь к британскому флоту – как уже было сказано, он не только лишился эсминцев, но в ночь на 30 мая были проблемы с молом, который полагали разрушенным, и со входом во внутреннюю гавань Дюнкерка. Несмотря на это, темпы эвакуации оставались довольно высокими. Одним из первых в тот день добрался до Англии войсковой транспорт «Сент Хельер». Он доставил больше двух тысяч человек. В донесении капитана транспорта отмечалось, что на пути следования в Англию они подверглись нападению самолетов противника, один из которых сумели сбить. Другой войсковой транспорт, «Роял Соврин», совершивший 29 мая два рейса, тоже вернулся в Дюнкерк. Он закончил погрузку в 5.30, в 11.35 уже доставил войска в Англию и спустя полтора часа был уже снова на пути к плацдарму. Примерно в таком же темпе работали и все остальные.
Еще одним типом судов, успешно используемых в эвакуации, были госпитальные суда. У них, как и у войсковых транспортов, была довольно большая осадка, поэтому в Дюнкеркский порт они входили с трудом, но зато благодаря большим размерам и приспособленности для перевозки людей они могли брать на борт достаточно большое количество солдат. Так, например, госпитальное судно «Айл оф Гернси» ночью 30 мая приняло на борт 490 раненых.
Капитан «Айл оф Гернси» писал в донесении: «Перед входом в порт мы наблюдали страшную картину: море кишело людьми, умолявшими о помощи, – вероятно, только что был потоплен транспорт. Два эсминца были заняты спасением этих несчастных. Лавируя между кораблями и группами барахтающихся в воде людей, мы вышли в море и направились к Дувру. Мы не могли остановиться и оказать помощь в спасении людей с затонувшего транспорта – это грозило гибелью нам, так как мы скоро стали бы легкой добычей для самолетов противника, круживших над портом и имевших возможность легко обнаружить в зареве огня, охватившего портовые сооружения, наше сверкающее белизной окраски судно. Переход прошел сравнительно спокойно, за тем исключением, что недалеко от Дувра нам пришлось отклониться от намеченного маршрута, чтобы обойти новое минное поле. Об этом нас своевременно предупредил сторожевой катер, высланный из Дувра».
Но несмотря на то, что эвакуация не прекращалась ни на минуту и скорость ее не снижалась, адмирал Рамсей был недоволен тем, сколько человек удалось вывезти за первую половину дня. Тем более что из-за потери французского эсминца и повреждения нескольких войсковых транспортов темп перевозок грозил снизиться. К полудню он принял решение оспорить приказ адмиралтейства насчет эсминцев и связался по телефону с начальником Главного морского штаба.
Неизвестно, как и о чем они говорили, но и так понятно, что разговор был непростой. Адмиралтейство не зря так дорожило эсминцами – они были основной опорой британского флота. Но, видимо, Рамсею удалось убедить командование, что никакой флот не защитит Англию от возможного вторжения, если у нее не будет людей, которые могут и готовы встретить врага с оружием в руках. А достаточно большая часть этих людей все еще находилась в Дюнкерке. Другой армии у Англии не было, надо было спасать ту, что еще оставалась.
Конечно, это только догадки, но как бы то ни было, разговор оказался плодотворным – в 15.30 эсминцам «Харвестер», «Хэвант», «Айвенго», «Импалсив», «Икарес» и «Интрепид» был отдан приказ немедленно вернуться в Дюнкерк.
Возвращение эсминцев было настоящей победой адмирала Рамсея. Благодаря им темпы эвакуации тут же увеличились и даже превысили запланированные. К исходу 30 мая общее число эвакуированных за сутки достигло 53 823 человек, около 30 000 из которых были эвакуированы на малых судах с необорудованного побережья. В этот день покинул Дюнкерк и генерал Брук – тот самый, который сумел вывести армию на этот плацдарм через сужающийся коридор между наступающими группировками противника.
Если бы мы не были давними знакомыми, то я уверен, что было бы трудно добиться изменения тех решений, которые он принял раньше. Рамсей рассчитывал предпринять еще одно сверхчеловеческое усилие и закончить эвакуацию за 24 часа. Я сказал ему, что при таких темпах невозможно будет эвакуировать все, что оставалось на плацдарме, и что следует попытаться растянуть операцию еще на несколько дней…
Генерал Брук, 31 мая 1940 года.
31 мая Черчилль в третий раз прилетел в Париж обсудить с союзниками будущие действия. «Во избежание недоразумений и с целью поддержания личного контакта», – как он выразился в мемуарах. На заседании, состоявшемся в кабинете Рейно, в военном министерстве, присутствовали также Петэн, Вейган и Дарлан. «Главной задачей поездки Черчилля, – пишет Федор Волков, – было смягчить англо-французские трения, возникшие в результате несогласованного отступления армии Горта, и добиться от Франции продолжения войны с Германией. Ему не удалось достичь ни того, ни другого».
Они обсудили предстоящую эвакуацию войск из Норвегии, возможные бомбардировки Милана, Турина и Генуи, если Италия вступит в войну на стороне Гитлера, необходимость удержать от участия в войне Испанию… Впрочем, Черчилль не мог не заметить, что французские союзники настроены как-то не очень по-боевому. Плюс они высказали ему претензии по поводу того, что из Дюнкерка эвакуировано 150 тысяч англичан и только 15 тысяч французов.
«Я объяснил, что это вызвано главным образом тем фактом, что в тыловом районе имелось много английских административно-хозяйственных подразделений, которые смогли погрузиться до прибытия боевых частей, – вспоминал Черчилль. – К тому же французы до сих пор не получили приказов об эвакуации. Одной из главных причин моего приезда в Париж является стремление добиться того, чтобы французским войскам был отдан такой же приказ, как и английским. Три английские дивизии, удерживающие центр, будут прикрывать эвакуацию всех союзных войск».
Потом он произнес вдохновенную речь, на какие был большой мастер, обещал, что в войну скоро вступят Соединенные Штаты, и заявил: «Англия не боится вторжения, она будет сопротивляться ему самым ожесточенным образом в каждом поселке, в каждой деревушке… Я абсолютно убежден, что для достижения победы нам нужно лишь продолжать сражаться. Если даже один из нас будет побит, то другой не должен отказываться от борьбы. Английское правительство готово вести войну из Нового Света, если в результате какой-либо катастрофы Англия будет опустошена. Если Германия победит одного из союзников или обоих, она будет беспощадна, нас низведут до положения вечных вассалов и рабов. Будет гораздо лучше, если цивилизация Западной Европы со всеми ее достижениями испытает свой трагический, но блестящий конец, нежели допустить, чтобы две великие демократии медленно умирали, лишенные всего того, что делает жизнь достойной».
Но он и сам понял, что его старания пропали впустую. Было хорошо заметно, что лидером во французском правительстве уже стал маршал Петэн, пронемецкая позиция которого уже ни для кого не была секретом. Черчилль улетел обратно в Англию, полный мрачных предчувствий, что Франция вот-вот пойдет на сепаратный мир.
В Дюнкерке 31 мая тоже началось крайне неудачно. Французский эсминец «Сироко» взял на борт 750 человек и в ночь с 30 на 31 мая отправился в Дувр. По пути он был атакован торпедными катерами. Одна торпеда угодила ему в корму, но он все же сумел продолжить путь. Однако утром его атаковали немецкие самолеты – одна бомба угодила в склад боеприпасов, две другие – в мостик. Эсминец перевернулся вверх килем и затонул. Часть людей удалось спасти находящимся поблизости польскому эсминцу «Блискавица» и британскому корвету «Уиджон». Но потери были очень велики – погибло 3 офицера, 53 матроса и около 600 солдат.
Тем не менее, как и в предыдущие дни, потери почти не влияли на темпы эвакуации. «К побережью в районе Дюнкерка один за другим подходили военные корабли и транспорты, быстро грузились и под не прекращавшимся огнем артиллерии противника выходили в море. Вместо транспортов, потопленных за прошедшие дни, в район эвакуации прибывали новые суда из отдаленных портов Англии». Больше всего людей в этот день вывезли паромные суда «Хийт» и «Уайтстейбл», грузившиеся прямо на море, с небольших судов, потому что из-за большой осадки они не могли подойти ближе к берегу. Конечно, находиться так долго под обстрелом береговой артиллерии противника было очень опасно, но удача пока была на их стороне.
И в тот же день природа словно решила, что она уже достаточно помогала англичанам. Вскоре после восхода ветер сменился и подул в сторону берега. Он крепчал и крепчал, справляться с ним становилось все труднее, и вскоре малые суда одно за другим стали отбрасываться мощным прибоем на отмели. «Попытки снова вернуть их в море все чаще и чаще оканчивались неудачей, по мере того как сила прибоя нарастала. Скоро все прибрежные отмели от Дюнкеркского мола до пляжей Дё-Панна оказались усеянными небольшими судами. А в дюнах войска ждали своей очереди эвакуации».
Ветер принес и другую проблему – он развеял пелену дыма и тумана, прикрывавшую эвакуировавшихся от немецкой артиллерии и самолетов. Теперь порт был как на ладони, и немцам удалось наконец пристреляться к важным объектам. Причалы обстреливались все точнее и точнее, находиться в порту становилось почти невозможно. А в довершение всего, немецкой армии удалось подтянуть поближе артиллерию со стороны Ньивпорта и начать обстреливать пляжи Дё-Панна, корректируя огонь с аэростатов.