Исход кампании был решен не численным превосходством, а быстротой совместных действий авиации и танковых частей…
…Кампания показала, что перед лицом атаки танковых и моторизованных сил линейная оборона устарела. Любая форма линейной обороны независимо от того, состояла ли она из долговременных сооружений или из поспешно возведенных полевых укреплений, какие неоднократно останавливали наступающего в Первую мировую войну, оказалась наихудшим видом обороны: когда танковые силы противника прорывали оборонительную полосу, защитники не могли сосредоточить свои войска для контратаки. В этом случае обороняющийся напоминает человека, который стоит, вытянув вперед руки, перед боксером, занявшим боевую позицию; чтобы защитить себя или ударить, он должен сначала притянуть руки к туловищу. Далее, германо-польская война показала, что части прикрытия, в задачу которых входит наблюдать за противником и задерживать его, а не ввязываться в решительную схватку, должны обладать очень большой подвижностью, чтобы быть в состоянии быстро наступать и отступать. Они также должны располагать сильными противотанковыми средствами.
Наконец, кампания ясно показала, что в тактических условиях, созданных танковыми и моторизованными войсками, когда маневр стал быстротечным, командование должно быть гораздо больше децентрализовано, чем раньше, чтобы нижестоящие командиры могли самостоятельно принимать немедленные решения. Взаимодействие должно устанавливаться на основе общего замысла действий, а не пунктуального выполнения плана. Быстрота в значительной степени заменила методичность исполнения, но быстрота, подчиненная единой цели, ясно понятой всеми участниками операции.
Фуллер Дж. Ф.Ч., Вторая мировая война 1939–1945 гг. Стратегический и тактический обзор.
Увы, блестяще реализованный Германией польский блицкриг ничему не научил Англию и Францию. И в скором времени немецкая армия повторила и на них все то, что уже было так хорошо отработано в Польше. Но это произошло через несколько месяцев, а пока на Западном фронте продолжалась «странная война»
Немецкий агент во Франции Жан Ибарнегаре писал: «Бомбардировщики, бороздящие небо, но не сбрасывающие бомб, безмолвствующие пушки и рядом с ними горы боеприпасов, стоящие лицом к лицу огромные армии… не имеющие, очевидно, никакого намерения начинать сражение». Так оно и было – французское командование запретило обстреливать немецкие позиции, практически бездействовал и знаменитый британский военно-морской флот. Что касается авиации, то она занималась тем, что бомбардировала Германию… листовками. «А в это же самое время какие-то неудачники проводили ночные налеты на Рейх, – писал Гай Гибсон, – но в их самолетах не было бомб. Они либо вели разведку, либо сбрасывали листовки, советуя немцам сдаться или свергнуть Гитлера, или то и другое сразу. В Манчестер долетали слухи, как парни занимались этим, хотя подобными полетами хвастаться не приходится».
И это при том, что французская армия в то время гордо именовалась сильнейшей армией в мире – в первые же дни войны во Франции под ружье были поставлены 110 дивизий, имевших 2560 танков, 10 тысяч орудий и около 1400 самолетов. Плюс во Франции высадился британский экспедиционный корпус, состоявший из пяти дивизий и имевший на вооружении около полутора тысяч самолетов.
Между тем противостоящая им немецкая группа армий «Ц» на 1 сентября 1939 года насчитывала максимум 31 дивизию. Причем, по мнению германского историка Н. Формана, из них «только 11 кадровых пехотных дивизий могли быть названы полноценными, все остальные являлись новыми формированиями, совершенно не соответствовавшими по своей подготовке и техническому оснащению требованиям маневренной войны. К тому же часть из них находилась на пути к району сосредоточения. Группа армий не имела ни одного танка, ни одного моторизованного соединения».
Другие немецкие историки, как и непосредственные участники военных действий, в основном тоже согласны, что, если бы англо-французские войска в то время решились на наступление, Германия мало что могла бы им противопоставить. Генерал Вестфаль вспоминал: «У военных специалистов волосы становились дыбом, когда они думали о возможности французского наступления сразу же в начале войны». А начальник Генерального штаба сухопутных сил вермахта генерал Гальдер писал: «В сентябре 1939 г. англо-французские войска могли бы, не встретив серьезного сопротивления, пересечь Рейн и угрожать Рурскому бассейну, обладание которым являлось решающим фактором для ведения Германией войны».
Однако Гитлер был твердо уверен, что на Западном фронте реальных военных действий не предвидится, и бросил все силы на Польшу. Он оказался прав. Позднее Черчилль в своих мемуарах с горечью признавал: «Весь мир был поражен, когда за сокрушительным натиском Гитлера на Польшу и объявлением Англией и Францией войны Германии последовала гнетущая пауза… Франция и Англия бездействовали в течение тех нескольких недель, когда немецкая военная машина всей своей мощью уничтожала и покоряла Польшу».
О масштабах же военных действий во Франции красноречиво свидетельствуют цифры: только 9 декабря 1939 года английская экспедиционная армия понесла первую жертву – был убит один капрал. Общие французские потери к концу декабря 1939 года составили 1433 человека. Что же касается немецких войск на Западном фронте, то там насчитывалось менее 700 человек в числе убитых, раненых и пропавших без вести. И это за четыре месяца Второй мировой войны.
Во Франции тем временем росли капитулянтские настроения. Во французском парламенте был создан секретный «комитет связи», представители которого добивались переговоров с Гитлером. Да и в Англии премьер-министр Чемберлен и его сторонники продолжали лелеять надежду, что удастся избежать войны и направить германскую агрессию в сторону Советского Союза. А Гитлер, в свою очередь, старательно поддерживал их в этом заблуждении. В октябре 1939 года он даже выступил в рейхстаге с заявлением о своих усилиях к улучшению отношений с Англией и Францией и 6 октября в очередной раз повторил: «Германия ни при каких обстоятельствах не нарушит неприкосновенность границ Бельгии и Голландии». Но поскольку при этом он требовал признания всех территориальных захватов Германии и передела колоний, ни о какой реальной договоренности с западными державами и речи быть не могло.
Впрочем, Гитлеру этого и не требовалось. Он хотел выиграть время, что ему прекрасно удавалось. Период «странной войны» в полной мере был использован им в качестве стратегической паузы, которая позволила Германии успешно реализовать Польскую кампанию, после чего перебросить войска на запад, захватить Данию и Норвегию, а также подготовиться к вторжению во Францию.
Уже 7 октября генерал Браухич по указанию Гитлера предложил своим командующим группами армий осуществить все приготовления для немедленного вторжения на территорию Голландии и Бельгии, если этого потребует политическая обстановка. А 9 октября в Директиве № 6 Гитлер приказал: «Подготовить наступательные операции через люксембургско-бельгийско-голландскую территорию. Это наступление должно быть проведено как можно более крупными силами и как можно скорее… Целью этих наступательных операций является разгром по возможности большей части французской действующей армии и сражающихся на ее стороне союзников и одновременно захват возможно большей голландской, бельгийской и северофранцузской территории…»
Первоначально нападение на Бельгию Гитлер назначил на 12 ноября 1939 года. Тогда речь еще не шла о полном разгроме, немецкая армия должна была только выдавить союзников из Голландии и Бельгии, что обеспечило бы большую безопасность промышленным районам Германии. Причем, союзники об этом плане знали – еще в конце октября бельгийцев предупредил Гёрделер один из антинацистских заговорщиков, а 5 ноября еще один заговорщик, немецкий полковник Остер, сообщил о грядущем наступлении голландскому и бельгийскому военным атташе в Берлине. Но тут вмешались несколько случайностей – сначала наступление отложили из-за плохой погоды, потом перенесли на 17 января 1940 года, но его снова пришлось отложить, потому что 10 января немецкий самолет сбился с курса, совершил вынужденную посадку в Бельгии, и все планы наступления на западе попали в руки бельгийцев.
В итоге Германия и вовсе изменила направление первого удара. Вместо Бельгии в качестве первых жертв на Западном фронте были выбраны Дания и Норвегия.
9 апреля 1940 года германские войска заняли Копенгаген, после чего вступили в Норвегию. Датское правительство капитулировало. А вот захватить Норвегию оказалось не так просто. Несмотря на то что норвежская армия насчитывала всего около пятнадцати тысяч человек, она оказала мужественное сопротивление. И если бы Англия и Франция оказали ей реальную помощь, еще неизвестно, как бы все обернулось. Но после нескольких дней фактического бездействия союзников в Норвегии высадились всего два британских десанта, да и те пришлось через несколько дней эвакуировать, тем более что время было упущено – действовавшие там сторонники Гитлера уже помогли немецкой армии захватить все ключевые позиции. Норвегия пала.
«К концу апреля стало понятно, что в Норвегии все кончено, – писал Гай Гибсон, который поучаствовал в Норвегии в первой британской бомбардировке этой войны. – Мы начали эвакуировать войска из Тронхейма. Доставлять снабжение в Норвегию под постоянными бомбежками оказалось невозможно. Сначала наши солдаты отступали, а теперь были вынуждены вообще эвакуироваться. Бедняги! Мне было их жаль. Они сражались во всех войнах и все войны выиграли. Можно иметь авиацию. Можно иметь флот. Но только пехота способна занять вражескую территорию, и только пехота может уйти оттуда, теряя людей и теряя честь».
Удивительно, но союзники только постфактум поняли, что сама Норвегия Гитлера не слишком интересовала, удар был направлен против Англии и ее морского могущества. Приобретенные норвежские порты, где можно было держать большой флот, позволили ему держать под контролем пролив между Францией и Англией. К тому же престиж Германии после этой быстрой победы и оккупации Дании и Норвегии очень сильно вырос. Многие нейтральные страны поверили в непобедимость Гитлера.