Разработанный Бриджменом план эвакуации рушился на глазах – он ведь составлялся с расчетом на Кале, Булонь и Дюнкерк, а чем дальше, тем яснее все понимали, что Кале и Булонь будут вот-вот потеряны. И для спасения десятков тысяч человек останется один Дюнкерк – самый маленький и неудобный из этих трех портов.
Так и случилось.
Что же именно произошло в Булони и Кале? Это важный вопрос, потому что именно там британский флот провел первые, пусть и небольшие эвакуации людей под огнем противника, а следовательно, там, в боевых условиях, стали видны все недостатки разработанных в штабе планов. Без этого потери в Дюнкерке через несколько дней были бы гораздо выше.
Итак, к полуночи 22 мая головной батальон 2-й немецкой танковой дивизии вышел к морю около устья Соммы. План Гудериана, в распоряжении которого были 1-я, 2-я и 10-я танковые дивизии, был довольно прост: 2-я танковая дивизия наступает на Булонь, 1-я дивизия – на Кале, а 10-я на Дюнкерк. Если бы этот план был осуществлен и Дюнкерк захвачен, англичанам пришлось бы плохо. Но немецкое командование после контрудара под Аррасом решило проявить осторожность и вывело 10-ю танковую дивизию в резерв.
21 мая пришел приказ продолжать наступление на север с задачей овладеть портами Ла-Манша. Я хотел направить 10-ю танковую дивизию через Эден, Сент-Омер на Дюнкерк, 1-ю танковую дивизию – на Кале и 2-ю танковую дивизию – на Булонь, но вынужден был изменить свой план, так как в 6 час. 22 мая получил приказ командования выделить 10-ю танковую дивизию в резерв танковой группы. Следовательно, в моем распоряжении для наступления 22 мая остались лишь 1-я и 2-я танковые дивизии. К сожалению, моя просьба в целях быстрого овладения портами Ла-Манша оставить мне все три дивизии не была удовлетворена. С тяжелым сердцем мне пришлось отказаться от немедленного наступления 10-й танковой дивизии на Дюнкерк, 1-я танковая дивизия вместе с прибывшим из Седана пехотным полком «Великая Германия» направлялась теперь через Саме, Девр на Кале, 2-я танковая дивизия наступала вдоль побережья на Булонь.
21 мая севернее нас произошло интересное событие: английские танки сделали попытку пробиться по направлению к Парижу. Под Аррасом они натолкнулись на еще не обстрелянную в то время дивизию СС «Мертвая голова» и вызвали панику в ее рядах. Пробиться они не пробились, но некоторым образом повлияли на настроения штаба танковой группы фон Клейста, который вдруг стал проявлять нервозность. На солдат это влияние не распространилось.
Г. Гудериан, «Воспоминания солдата».
Между тем англичане и французы тоже не знали, что делать, – одни начальники отдавали противоречивые приказы, другие выжидали, в какую сторону изменится обстановка. В портах царили бардак и непонимание происходящего, в то время как быстрое продвижение немецких танковых сил требовало решительных мер. Пусть вопрос об эвакуации армии еще не был решен и оставалась надежда на французское контрнаступление, но на побережье Ла-Манша кроме собственно армии были, по выражению Горта, «лишние рты», которые надо было срочно эвакуировать в Англию вне зависимости от того, что будет делать армия.
«Позади английских экспедиционных сил, располагавшихся в течение первых девяти месяцев войны вдоль франко-бельгийской границы, вырос огромный «хвост» из небоевых элементов, какой обычно тянется за всякой современной армией. Он был гораздо больше, чем требовалось для самих экспедиционных сил, ибо правительство рассматривало их лишь как ядро огромных вооруженных сил, которые будут развернуты после введения воинской повинности. Поэтому в тылу были сосредоточены административные и хозяйственные учреждения, склады, учебные и опытные части, предназначенные для приема пополнений из Англии, после того как широкая программа боевой подготовки, вступившая в действие в начале войны, начнет наконец приносить плоды. Многие из этих частей были укомплектованы нестроевыми, очень много было необученных и невооруженных людей. Те части, которые находились ближе к фронту, были привлечены для формирования сводных отрядов на линии каналов, а остальные только поглощали все уменьшающиеся запасы продовольствия и служили мишенью для немцев. Это и были «лишние рты», и при планировании операции «Динамо» надо было считаться с фактом их существования и обеспечить суда для их перевозки».
А ситуация все ухудшалась, в основном даже не из-за продвижения танковой армии, а из-за того, что масштаб немецких воздушных налетов быстро увеличивался, и море становилось таким же опасным, как и суша. Около Кале в результате налета авиации противника английский флот потерял эсминец «Уэссекс», а также была разрушена носовая часть польского эсминца «Бужа». За двое суток было уничтожено четыре эсминца и шесть выведено из строя.
Была и другая проблема, которую надо было срочно решать, – из-за минирования с воздуха устья Сены серьезно задержалось снабжение французских войск. Первоначально предполагалось отправить первое судно 20 мая, но конвой вышел только 24-го. Из 37 судов в конце концов прибыли в Дюнкерк только 13, причем 5 из них были уничтожены бомбами уже в самом порту. Поэтому было решено отказаться от использования грузовых судов и снабжать Дюнкерк при помощи мелких судов, бывших для авиации куда более сложными мишенями.
В самом Дюнкерке французы решили вывести из порта все крупные суда, иначе бы их там все просто разбомбили. Первая группа судов вышла из порта беспрепятственно, но вторая подверглась мощному удару с воздуха и была разгромлена, а эсминец «Л’Адруа», прикрывавший их отход, получил прямое попадание и в безнадежном состоянии выбросился на мель.
Между тем офицер, на которого была возложена оборона Булони, потерял связь с адмиралом Абриалем и 21 мая приказал эвакуировать порт. Однако его подчиненному, офицеру береговой артиллерии, удалось установить связь с Дюнкерком, и он получил приказ «оказывать сопротивление противнику столько времени, сколько понадобится». 22 мая командование обороной города принял капитан 3-го ранга Анри Номи, а затем туда прибыл генерал Ланкето с остатками 21-й пехотной дивизии.
В тот же день в Булонь из Дувра была переброшена 20-я гвардейская бригада британской армии – помогать французам защищать город. «Высадка протекала не без трудностей. Конвой прибыл во время самой малой воды, и «Уитсхед», шедший впереди транспортов, пришвартовался к набережной Шанзи только с помощью буксира. Причалы были загромождены всевозможными материалами и брошенными автомобилями; все грузовые операции прекратились. Вдобавок район порта был забит толпами беженцев, отставшими солдатами из тыловых частей, подразделениями бельгийских и французских войск. Не было никакой дисциплины. С огромным трудом экипажам эсминцев удалось очистить место и организовать выгрузочные команды. Тут прибыли госпитальные обозы, забившие причалы, но их оттеснили назад, чтобы разобраться с ними позднее. Постепенно порядок был восстановлен, бригада со всем своим имуществом высадилась на берег, а транспорты и эсминцы вышли из порта, до отказа забитые ранеными, беженцами и потерявшими свои части солдатами».
В полдень того же дня, 22 мая, запись в немецком журнале боевых действий гласит: «…командир корпуса в полдень направил 2-ю танковую дивизию на Булонь, не ожидая распоряжения из штаба группы Клейста. В результате дивизии удалось прорваться в город». Однако англо-французские войска, находившиеся в Булони, сумели отбиться. На рассвете 23-го немецкие танки снова пошли в атаку, поддерживаемые с воздуха авиацией. Но британские и французские эсминцы, несмотря на воздушные налеты, вели огонь с рейда по хорошо видимым при утреннем свете танкам.
22 мая под Девром, Саме и южнее Булони начались ожесточенные бои. Против нас действовали главным образом французы, но были и англичане, бельгийцы и даже некоторые отбившиеся от своих частей голландцы.
Противник был отброшен, но его авиация действовала энергично, бомбардировала и обстреливала наши войска, чего нельзя было сказать о нашей авиации. Оперативные аэродромы были расположены далеко от района боевых действий, авиация, по-видимому, не могла быстро перебазироваться на передовые аэродромы. Несмотря на все это, нам удалось ворваться в Булонь.
Г. Гудериан, «Воспоминания солдата».
Эсминец «Уитсхед» вместе с другими эсминцами прикрывал передвижение пехотной бригады в Кале. Возвращаясь в Дувр, он получил распоряжение «как можно скорее» следовать в Булонь. Когда он прибыл в порт, было уже ясно, что положение ухудшается с угрожающей быстротой. Высоты, господствующие над городом, и городские укрепления были захвачены немцами, и только район, примыкающий к порту, находился еще в руках союзников. Эсминцы высадили моряков и солдат морской пехоты для восстановления порядка в районе порта, после чего «Уитсхед» взял на борт тяжелораненых и отошел от причала, открыв огонь по немецким пулеметным точкам, расположенным в каких-нибудь ста метрах от порта. В 17.30 «Уитсхед», уже ложась на курс по направлению к Дувру, перехватил радиограмму с распоряжением немедленно приступить к эвакуации.
Уже стоявшие у причала два эсминца начали срочно принимать на борт войска. В это время с севера налетела большая группа немецких бомбардировщиков, но тут же появилась группа британских «спитфайров» и атаковала их. Однако еще одна группа из шестидесяти немецких пикирующих бомбардировщиков нанесла удар по порту и стоящим поблизости кораблям. Одновременно с суши начался общий штурм города. По двум эсминцам, стоявшим в порту, был открыт минометный и пулеметный огонь, и лишь благодаря невероятной удаче ни одна бомба не попала в корабли. Но многие офицеры и матросы были убиты или тяжело ранены пулеметным огнем.
Тем временем мощному удару с воздуха подверглись и корабли, вышедшие из порта. Одна бомба разорвалась вблизи «Уитсхеда», но, по счастью, почти не причинила ему вреда. Французам повезло меньше – один французский эсминец загорелся и затонул, второй эсминец был сильно поврежден.