– Что за!.. – выругалась я, пытаясь продрать глаза.
Вставать пришлось в несусветную рань – на девять заседание на другом конце города, к тому же на мосту постоянно пробки! – так что дорогу в ванную я проделала на автопилоте. За что и поплатилась.
Нат гремел посудой на кухне, упоительно пахло кофе и выпечкой.
Я потерла ушибленный палец на ноге и уже похромала дальше, как до меня дошло. Погодите, это еще что такое? Откуда?!
– Нат! – позвала я.
На кухне притаились. Кажется, даже дышать перестали.
– На-а-ат! – повторила я громче. – Иди сюда.
Домовой, очевидно, понял, что прятаться до скончания веков не выйдет.
– Ну что? – отозвался он хмуро и прихваткой помахал. Дескать, не видишь, занят?
– Это что такое? – Я брезгливо подняла улику двумя пальцами. – Где ты это взял?
Нат обиженно оттопырил губу.
– Купил, – буркнул он.
– Ты опять?! – простонала я и обреченно прикрыла глаза рукой.
– А что не так? Они новые!
Ну еще бы с помойки притащил! Нет уж, б/у вещами мой домовой брезговал. И примета, наверное, плохая.
– Нат, сколько раз говорить? Это – не работает!
– Кто сказал? – насупился он и руку в бок упер. – Вдруг получится? Ты же вон, справная девка. А все одна и одна!
– И этой беде, конечно, помогут тапки размера… Сорок седьмой? Нат, ты сдурел?
– А что такое? Нам хлюпиков не надо! – Он повел носом, всплеснул руками и с криком: «Горит!» – удрал-таки на кухню. И уже оттуда крикнул: – Приманивать мужа надо, приманивать!
Запах выпечки стал гуще, и я невольно сглотнула слюну.
– На тапочки? – отозвалась я ехидно и ногой отодвинула злополучную обувку в сторону. – Нат, мужики, вообще-то, на другое приманиваются.
– Что б ты понимала! – фыркнул он, выглянув из кухни. – На другое – это всякие-разные. А хорошие мужики – они к тапочкам привычные, одомашненные.
И я все-таки влетела носом в дверь.
Завтракала я в молчании. Нат дулся – он же как лучше хотел! – и даже пересолил яичницу.
– Слушай, – не выдержала я, пригубив кофе. – Сдался тебе этот муж. Разве нам вдвоем плохо?
Не то чтобы я была принципиальной противницей замужества. Но не хотела рисковать. Увы, я не похожа на одну свою клиентку, которая просила скидку за регулярность исков о разводе. Особенно меня повеселил последний, когда у нее на счету брак был уже девятый, а у мужа – одиннадцатый. Вот это я понимаю, торжество воображения над интеллектом!
– Еще скажи, котика заведем, – буркнул Нат, уселся на подоконник и подпер голову рукой. Во второй руке у него была поварешка. – Чтобы ел, гадил, орал и по весне гулял?
Я уже несколько раз так обожглась, что теперь дула не только на молоко и воду, но даже на лед.
– Можно подумать, – я дернула плечом, – что большинство мужей ведут себя лучше. Причем котика-то можно к лотку приучить и кастрировать, с мужем посложнее.
– И неправда! – возмутился домовой. – Совсем не большинство.
Я молча пила кофе и машинально обрывала лепестки у любимой герани Ната. Может, счастливых семей и больше, только они ведь к адвокату не ходят! День за днем я вижу тех, кто ругается, судится, делает гадости своей второй половине…
– А вдруг не повезет? – озвучила я. – Зачем рисковать? Зарабатываю я достаточно, гвоздь забить найдется кому, от одиночества не страдаю.
Редкие романы вполне удовлетворяли мои… потребности в нежных чувствах, так скажем.
– А дети? – срезал меня Нат. – Дети – это счастье!
Я потерла переносицу:
– Скажу тебе по секрету, для этого замуж выходить не обязательно.
Домовой надулся:
– Тьфу на тебя! Я же как лучше хочу. Чтобы муж, детки, дом полной чашей…
– Даже звучит жутковато, – пробормотала я, глотком допила кофе и вскочила. – Все, опаздываю!
– Вот бедовая, – покачал головой Нат. – Счастья своего не понимаешь.
Я только отмахнулась на бегу, наскоро заколола волосы и набросила плащ.
Нат мыл посуду, немелодично напевая под радио, и выскочил, когда я уже была на пороге.
– Спросить хотел! – выпалил он, запыхавшись. – Это правда, что все-все после отца получает сын?
Я чуть не врезалась в стену второй раз за утро.
– Только не говори…
Нат замахал руками:
– Я для друга! У него хозяйский сынок чудит. Отец помер, так он мать из дому выгоняет, пьет по-черному…
Я хмыкнула. Дети – это счастье, да?
– Ну раз для друга, то приводи его сегодня. В таких делах масса нюансов, разбираться надо. Все, до вечера!
Весна для нас – пора горячая. То ли граждане массово стремятся переделать все свои дела, прежде чем всецело отдаться дачно-морскому отдыху, то ли просто весеннее обострение во всей красе.
Домой я добралась совершенно вымотанной. На кухне наяривало радио, умопомрачительно пахло тестом, яблоками и корицей. Я сглотнула слюну, нога об ногу стащила туфли и двинулась на запах, словно крыса на звук дудочки.
Чуть не споткнулась о проклятые мужские тапки, которые упрямый Нат так и не убрал. Ругнулась под нос, но на воспитательные беседы не было сил.
На ходу расстегивая блузку, я толкнула прикрытую дверь кухни… и наткнулась на два обалдевших взгляда. На меня таращились мой Нат и незнакомый домовой, который едва не облился чаем.
Проклятие! Совсем забыла.
Я захлопнула дверь, выдавила: «Минуту!» – и быстро привела себя в порядок. Застегнула пуговки, пригладила волосы… И, не без труда нацепив на лицо отстраненно-деловое выражение, вновь зашла на кухню.
– Добрый вечер!
– Кхе-кхе, добрый, – отозвался незнакомый домовой, пряча взгляд.
Нат укоризненно покачал головой и пробормотал:
– Совсем девка заработалась… – Приятель толкнул его локтем в бок, и Нат спохватился: – А это Пит, мой друг. Он кое о чем узнать хотел.
Я кивнула, повела носом и поинтересовалась:
– Что у нас на ужин?
Если уж работать за еду, то пусть она будет вкусной и обильной!
Домовые переглянулись – и сорвались с места… Они за пять минут заставили стол разносолами.
– Рассказывайте, – вздохнула я, навалив на тарелку побольше еды.
– Сначала поешь! – всполошился Нат и палец воздел. – Когда я ем – я глух и нем.
Есть хотелось нестерпимо, так что спорить я не стала.
Домовые устроились на подоконнике с чашками и вели негромкую беседу о каких-то своих делах.
Наконец первый голод был утолен. Я помахала Нату вилкой и скомандовала:
– Начинайте!
Пит посерьезнел и пригладил бороду.
– Я уже, почитай, сорок лет у семейства Мастерсонов служу. И все хорошо было, хозяева хорошие, дом справный… Только умер хозяин. Уже второй год как.
Я кивнула – мол, продолжайте – и налила себе кофе.
– Ну вот, – вздохнул домовой. – А молодой хозяин беспутный совсем оказался. Пьет, буянит, мать почем зря обижает. Кричит, мол, я тут хозяин! А какой из него хозяин? И гвоздя за год не забил!
– Погодите, – подняла руку я. – Когда ваши хозяева купили дом?
– Да как можно – купить?! – всплеснул руками он. – Сами построили, как полагается.
– Прекрасно. Кто строил? Муж с женой? Кто-то из них еще до брака? Родители?
– Хозяева, вдвоем, – чуть ли не обиделся домовой. – Как же ж можно – семейный дом и поодиночке?
– Всякое бывает, – ответила я спокойно. – Значит, муж с женой строили… Завещание муж оставил?
– Нет, – совсем пригорюнился домовой. – Хозяин все собирался, собирался… И никак. Молодым помер, сердце прихватило. А хозяйка теперь у сына живет вроде как на птичьих правах. А он слабину почуял – и изгаляется! Тьфу.
Нат ткнул приятеля локтем в бок.
– Эй, нечего в доме плеваться!
– Извини, – буркнул Пит. – Как подумаю – такое зло берет! Я бы ушел давно, только на кого я хозяйку брошу? Совсем же без меня пропадет.
И украдкой смахнул слезинку кончиком бороды.
– А родители вашего хозяина живы? – уточнила я. – Может, другие дети есть?
– Нет никого, – покачал головой Пит. – Родители хозяина давно уже на последней ладье уплыли. А он только хозяйку любил. Боги им других детишек не дали, только Дурина этого. Говорил им, нельзя сына так называть! А они, мол, имя хорошее, легендарное… Эх!
Домовой совсем пригорюнился.
– Кто поддерживает порядок в доме после смерти хозяина? – продолжала допытываться я.
– Да хозяйка, конечно! – махнул рукой домовой. – Кто ж еще? Ну я как могу помогаю, и мастера местного она звала. Огород там вскопать, деревья спилить… Мне ж такое не под силу. А Дурин пальцем о палец не ударит. Лодырь! И в кого он такой? Родители хорошие и для единственной кровиночки ничего не жалели. А он…
И отвернулся.
Я могла бы сказать, что родители наверняка слишком ему потакали, закрывали глаза на многое, и далее в этом духе. Но зачем? Судить – это не ко мне.
– Вашей хозяйке полагаются три четверти дома, – заметила я негромко.
Пит вновь чуть не облился чаем.
– Как – три четверти?!
Я пожала плечами и растолковала предельно кратко:
– Дом построен в браке, а значит, половина уже принадлежит госпоже Мастерсон. Вторая половина делится поровну между наследниками по закону. В данном случае это жена и сын.
Домовой подвигал бровями, что-то подсчитал на пальцах… И поднял на меня недоверчивый взгляд.
– Так-то оно так. Только дом на хозяина оформлен был. Разве ж не сын – единственный наследник?
– Нет, – качнула головой я. – Наследники первой очереди – дети, родители, супруг и супруга в равных долях.
Именно поэтому я выясняла, живы ли родители и нет ли детей от других браков.
Домовой вдруг дернул себя за бороду и взвился:
– Так он, выходит, мать из дому гонит, а дом-то ему и не принадлежит?! Ах он!..
– Ему принадлежит одна четвертая часть, – поправила я педантично. – Но выгнать вашу хозяйку он, разумеется, не вправе. Только для оформления своей доли ей придется обратиться в суд.
– Зачем? – вытаращил глаза Пит. – Раз ей по закону положено…