ным участником этой комиссии становится все тот же Шутов (в качестве помощника вице-спикера Госдумы С. Бабурина).
По инициативе думской комиссии был в очередной раз обновлен состав следственной группы, а ее костяк составили теперь уже не работники Генпрокуратуры, а оперативники и следователи МВД РФ. По времени это совпало с объявленной президентом очередной кампанией (которой по счету - уже и не упомнить!) по борьбе с коррупцией. По-видимому, тогдашнему министру внутренних дел А. Куликову захотелось придать этому "делу" показательный характер, продемонстрировав президенту и общественности достигнутые его ведомством успехи в борьбе с коррупцией. Любопытный штрих расследованию на этом этапе придает то обстоятельство, что новый состав следственной группы был сформирован из работников МВД разных регионов России (Ярославля, Астрахани, Вологды и др.), которым при удачном исходе дела были обещаны квартиры в Москве и Петербурге, а двум руководителям группы - Прошкину в 1996 году и Михееву в 1997 году - были предоставлены бесплатные государственные трехкомнатные квартиры в престижных районах Москвы.
В этом "деле", как ни в каком другом, зеркально отразились все болезни, все беды современных российских правоохранительных органов: политическая ангажированность; продажность; связь следственных органов с преступным миром; бесчисленные нарушения закона даже в таком простом следственном действии, как вызов свидетеля; сознание безнаказанности и отсюда пренебрежительное отношение к закону и конституционным правам граждан, попадающих в поле зрения следователей, слив непроверенных слухов и компромата в СМИ.
Характерно, что за время следствия было разворовано имущество злополучной фирмы "Ренессанс", а по заявлениям ряда арестованных и привлеченных по делу лиц, к ним применялись недозволенные методы следствия, проще говоря - угрозы и избиения.
В качестве примера приведу выдержку из записки Ларисы Харченко, которая работала консультантом по жилищным вопросам в мэрии Петербурга. Записка эта была написана в Соединенных Штатах, куда она уехала к проживающей там дочери.
Впрочем, ей слово:
"Я, Харченко Лариса Ивановна, оставляю эти записи, нотариально заверенные, находясь в гостях у моей дочери, Харченко Инны Юрьевны, в июне 1997 года, в Ричмонде, штате Вирджиния, США. Я подтверждаю, что все изложенное здесь истинная правда, никогда ранее не излагалось мною и ни при каких обстоятельствах не использовалось.
Я пишу это исключительно в интересах безопасности моей и моей семьи. Чувство опасности не покидало меня с марта 1996 года по причине продолжающегося вот уже более года беспрецедентного по масштабу политического процесса, целью которого является дискредитация бывшего мэра города Санкт-Петербурга Собчака Анатолия Александровича...
В ход была запущена вся мощь средств, обычно применяемых государственной машиной. На головы обывателя мощным водопадом обрушилась доведенная до абсурда и преподнесенная в "лучших традициях" 1937 года информация. Коммунистические журналисты не скупились на эпитеты и метафоры, дабы новой "репрессивной эпохе" представить новых врагов народа.
Для усиления эффекта была необходима группа чиновников, окружающих Собчака А. А., которая под его руководством якобы и "организовывала преступления" в Санкт-Петербурге. Готовились загодя. За два месяца до выборов мэра в 1996 году начался главный акт так называемого "правосудия", основным исполнителем которого была Генеральная прокуратура Российской Федерации, как это ни парадоксально звучит. Приказом трех руководителей силовых ведомств: Генерального прокурора, министра внутренних дел и Федеральной службой безопасности (ФСБ) была создана специальная группа лиц с неограниченными властными полномочиями и одним заданием - создать и оформить любыми способами компромат на мэра города Санкт-Петербурга Собчака А. А.
Постараюсь по возможности точнее описать, как фабрикуется дело о коррупции в окружении Собчака А. А., в связи с расселением его женой и им четырехкомнатной коммунальной квартиры, расположенной рядом с его квартирой по адресу: Набережная реки Мойки, 31.
В состав специальной группы, сформированной для работы против Собчака, был включен ряд оперативных работников - Управления по борьбе с экономическими преступлениями в Санкт-Петербурге: Данилов Николай Николаевич, Меньшиков Константин Николаевич, Калиниченко Олег Николаевич, Белов Иван Иванович, а также ряд других.
Названные "специалисты" оказались поистине "творческими" работниками: создали сценарий развития событий, придерживаться которого должны были все участники этого "спектакля".
Не мудрствуя лукаво обратились за помощью к находящейся в следственном изоляторе тюрьмы Санкт-Петербурга руководительнице одной из строительных фирм - акционерного общества закрытого типа "Ренессанс" - Евглевской Анне Анатольевне и, угрожая ей большими сложностями в ее жизни, предложили сыграть главную роль - роль обвинителя. С этого момента начались истинные испытания моего здоровья - как физического, так и духовного.
15 марта 1996 года оперативные работники Управления по борьбе с экономическими преступлениями в Санкт-Петербурге, входившие в состав следственной бригады, увезя меня в машине с работы, предложили сотрудничать с ними и, как они выражались, "сдать" Собчака А. А.
Выбор пал на меня не случайно. Я профессионально занималась жилищными вопросами в городских властных структурах с 1979 года, то есть еще за 12 лет до выборов Собчака А. А. мэром Санкт-Петербурга на первый срок. С момента же избрания Собчака А. А. мэром города в 1991 году я работала в секретариате и позднее - в аппарате мэра, в должности помощника и консультанта по жилищным вопросам.
Все воздействия на меня в нарушение моих гражданских прав происходили тайно, в автомашине работников Управления по борьбе с экономическими преступлениями, без протоколов и свидетелей.
Убеждали меня в скором аресте Собчака и препровождении его в Лефортовскую тюрьму в Москве, назывались сроки ареста - через 5-10 дней.
После моего категорического отказа участвовать в этом спектакле меня несколько раз предупредили об ужасной участи моей в случае отказа дать показания против Собчака А. А. Предупредили о предстоящем через два дня допросе в качестве свидетеля руководителем следственной бригады генералом Прошкиным.
Все угрозы оперативных работников в мой адрес подтверждались действиями. За отказ дать показания против Собчака А. А. я получила возможность испытать весь ужас следствия на себе. Меня допрашивали в качестве свидетеля по 8-12 часов подряд. Я теряла сознание прямо на допросах и попала в больницу с диагнозом "мозговой криз". Это состояние продолжалось до сентября 1996 года, и казалось, что предела нарушениям моих человеческих прав нет.
Меня допрашивали без протокола прямо в больнице в июле 1996 года. Обманывали врачей, пугали медперсонал, доводя до абсурдности ситуацию, при которой я не могла находиться в той или иной больнице. Мне не позволяли лечиться ни в больнице, ни дома, где я находилась после выписки из больницы и могла продолжать лечиться вне стационара. Психологический прессинг переходил все дозволенные рамки.
Меня, больную, забрали на даче в конце августа 1996 года и в сопровождении оперативных работников насильно увезли на очную ставку с Евглевской А. А. в Лефортовскую тюрьму в Москве, чтобы, учитывая мое крайне тяжелое состояние здоровья, попытаться все-таки добиться от меня подтверждения своих лживых, выстроенных на домыслах и обмане предположений против Собчака А. А. И когда очередной молниеносный акт оперативников не сработал, группа работников Управления по борьбе с экономическими преступлениями Санкт-Петербурга, руководимая местной коммунистической организацией, составила мерзкий и ложный по содержанию донос в Государственную Думу своим "духовным отцам" в лице Иванова и Гдляна, умеющим фабриковать подобные дела еще с коммунистического прошлого, когда сажали всех, на кого пальцем показал сосед. В этом обращении к Думе, используя абсолютную ложь, эти оперативные работники, а именно Данилов Николай Николаевич и Меньшиков Константин Николаевич, добились продления срока для издевательств и создали новую следственную бригаду в усиленном депутатами составе. Учитывая, что против Собчака А. А. не удалось в течение года доказать ничего - не получилось уговорить, запугать и устрашить привлеченных к делу людей, - последовало продолжение. Были затрачены огромные деньги из коммунистических источников, и, следовательно, нужен был любой результат любой ценой.
Новая группа получила новое задание: раскрыть коррупцию чиновников, работавших с Собчаком А. А., а точнее, сфабриковать дело или же против Собчака, или против его приближенных.
И начиная с апреля 1997-го все следственные действия снова возобновились. Компроматы как снежный ком собираются на меня, мою семью и родственников. Положение усугубляется еще и тем, что в России продолжается политическая борьба и в методах этой борьбы нет предела "совершенству". Обвиняются в коррупции, и прокурор города Санкт-Петербурга, и руководители многих некоммунистических газет.
В этой ситуации ни о каком правовом поле рассмотрения дела, фабрикуемого против меня или еще кого-нибудь, связанного с громким политическим именем Собчака А. А., не приходится говорить. Все вне закона.
Не будучи уверенной ни в одном своем дне после возвращения из США, я оставляю это письмо для использования и огласки через международные организации в защиту прав человека.
Да поможет мне БОГ!
Харченко Лариса Ивановна".
К моменту, когда я пишу эти строки, многие участники следственной группы были уволены из органов прокуратуры и МВД. Почти все организаторы этого дела потеряли свои посты. Коржаков, Сосковец, Барсуков, Куликов, Скуратов - все они уже не у дел, в отставке, но их дело живет. Сказывается инерция, да и просто профессиональное нежелание признать, что "дело" надуманное, пустое, провокационное.