Неприметный человек в неприметной одежде, перешагнув через труп бойца, остановил побоище. Да, собственно, и убивать-то уже особо некого было. Тем более что люди, которых и на гулянке-то видно не было, еще более новые, незнакомые, как-то незаметно просочились в штаб-хату во время разбирательства. Рассредоточились – и взяли всех на мушку.
– Спокойно теперь, – встав напротив батьки, заговорил их руководитель. – Угомонились? Что там кому велели – не важно. Сейчас уважаемый бандит идет со мной. Только вот одна загвоздка… Сам скажешь, где твои бумаги, – или меня будешь задерживать, а, батька?
Иваныч поправил очки и отвернулся. Бывшие его люди, которых теперь держали на прицеле какие-то неведомые деятели, были не согласны с таким положением вещей. Все-таки сам же батька приучил их быть свободными и не признавать никакой чужой власти. Доприучался. И теперь они шумно потребовали у него отдать бумаги. Чтобы не угнетало чужое оружие, наведенное на них.
– Тихо, тихо, не шумите, любезные, – хлопнул в ладоши неизвестный. – Я со всем разберусь. Мы же люди, правильно? А он – наш враг. Мешает нам жить спокойно и строить хорошую правильную жизнь. Нужна вам та власть, за которую он агитирует? Нет. Вот я тоже так думаю. Ну, тогда все хорошо, все понятно. Все свободны. Проводите меня.
С этими словами он вышел. Вслед за ним, подталкивая батьку в спину, двинулись его люди и бывшие повстанцы.
Овод-Дуняша влетела в хату. И, натолкнувшись на толпу, в ужасе ахнула. Не поверив своим глазам. Потому что не могло, просто не могло такого быть!
Бросившись к батьке, что остановился, заложив руки за спину, она закричала:
– Батя! Что это? Что такое?
Вмиг ее сбили с ног, так что приблизиться к батьке у нее не получилось.
– А вот и наш умный ординарец, – криво усмехнувшись, пропел Мироха. – Тоже мастер речи говорить. Чего орешь?
Дуняша поднялась с пола и оглядела своих. Ей по-прежнему это казалось жутким сном. И где же Мишка с Ли? Батька дал им какое-то задание – точно! И без них, без нее тут случилось такое… Но как же остальные? Как они посмели? Что значит все это?
Она снова попыталась броситься к батьке, но ее схватили за руки, вывернув их, так что у преданного Овода не было возможности даже пошевелиться.
– Как же так, батька? Это же наши люди! А мне казалось… – от волнения Дуняша даже задыхалась. – Казалось, что мы все вместе. А оно вон как случилось. Как же так?.. Меня не было рядом… Прости, батька…
Батькин верный секретарь низко склонил голову. От этой картины даже у самых отъявленных и прожженных бандитов закололо в носу и быстрее забилось сердце.
– Не печалься, – раздался в тишине голос Иваныча. – Видишь, меня оплатили… Выгодно, значит. От выгоды до предательства не шаг, а полшага. Буржуев боялись, купцов-фабрикантов, что продают-покупают, добра наживают. А мы хотели, чтобы не рабы больше у них. Рабы, значит, не мы… Только бояться-то надо было самих себя… Погодите, вот народ поймет, что все на свете продается, – тогда и настанет амба. Вернее, нет – все хорошо-то еще будет! Будет! Голод пройдет, разруха сменится красивыми домами с электричеством, люди заживут по-новому, свободно заживут. Но если начнете вы продавать – и друг друга, и все то, что должно быть общим, тут-то вы снова рабами и станете. Купят вас со всеми потрохами – и не выкупиться уже обратно. Поздно будет. Не получилось у меня власти народной… Прощай, брат Овод. Хороший ты мальчишка.
– Иди, вестник Европы.
Иваныча увели. Вся толпа вывалила на улицу вслед за ним. Неизвестный тип поднял голову Дуняши, которую Мироха и Сероштан продолжали крепко держать, внимательно присмотрелся и спросил:
– Это ординарец его? Душу вытрясите, а узнайте, где батька бумаги свои держит. Он без карт и архива особо-то и ни к чему. Кто привезет, тот будет молодец. Со всеми последствиями. Жду на закате в дальней балке!
Мироха и Сероштан переглянулись. Ведь у каждого был в этом деле свой интерес. А про бумаги ничего им до этого не говорилось.
Встряхнув тощего секретаря как следует, Сероштан и Мироха бросились добывать информацию.
Но, естественно, ничего им индейский воин Овод говорить не собирался. С предателями какой разговор?
– Говори, прихвостень!
– Нет!
– Скажешь, как миленький!
– Не скажу.
Овод стоически терпел, когда Мироха с Сероштаном били его, даже когда разбитое лицо его залила горячая кровь. Но когда Мироха взмахнул кнутом и крикнул:
– А вот что ему сейчас поможет, язык-то развяжет! Сероштан, тащи с него черкеску! И рубаху долой.
Батькин ординарец вдруг забился и отчаянно завопил:
– Не надо!
Стало понятно: вот этого он боится. А раз боится, значит, сломается.
– Ага! Не любишь товарища кнутовищева? – обрадовался Мироха, вытаскивая лавку на середину. – Никто не любит, все боятся. Ну, где бумаги?
– Не скажу! Но не надо! Пожалуйста! – отчаянно вырываясь, кричал в руках Сероштана, что тащил с него одежду, любимец предводителя.
Сероштан хихикал, срывая черкеску.
– Ой-ой, заныл-то как. Трусливый у батьки был мальчик на побегушках…
Слетела шапка, разметались спрятанные косы. Но как только на Дуняше остались лишь шаровары и сапоги, Сероштан разжал руки и замер.
– Ой! Мать честная!
Мироха нетерпеливо подбежал к нему, ведь всех делов-то: швырнул на лавку, отходил кнутом – любой расколется.
– Мироха. Глянь! Это ж девица, – пробормотал Сероштан в полнейшем удивлении.
Мироха – тоже от удивления – выронил кнут. Дуняша метнулась за своей черкеской, накинула ее и отползла в стратегически удобный угол – к двери. Ведь индеец, известно всем, в любой ситуации постарается удрать. Даже сейчас романтическая Дуняша не могла не думать о прекрасных краснокожих…
А бандиты тем временем ошалело переговаривались:
– Как девица?! Вроде всегда парень был! Звали они его еще как насекомую какую, уж больно мне не нравилось… Муха…
– Да не…
– Слепень…
– Овод! – вспомнил Сероштан.
Подскочил к Дуняше, поднял с пола, встряхнул, оглядел. Та попыталась выбить из его кармана пистолет. Что, впрочем, ей не удалось, только черкеска слетела.
– Ну. Мальчишка и был. А тут… – Хмырь в цилиндре по-журавлиному наклонился над Дуняшей.
– Оборотень! – бросив батькиного любимца на пол, ахнул Сероштан и перекрестился. – Ведьму мы держали у себя под носом!
– Точно – ведьма! Отдай мужчинскую одежду! – С этими словами Мироха вырвал из рук девушки злосчастную черкеску и, приметив на одной из лавок белую рубашку с кружевом, метнул Дуняше.
Гневно дрожали ноздри Сероштана. Волновался казак…
– Из-за тебя у батьки беды начались! Из-за тебя мы батьку нашего… – всхлипнув, проговорил он, – золотого нашего, на расправу отдали…
– Не ври, продажная ты шкура! – вскочив белым привидением, гневно воскликнула Дуняша. – Продали батьку. Бандиты вы поганые!
– А ну цыть! – стараясь прогнать испуг, рявкнул Сероштан. – Сжечь ее надо. От греха.
– Долго возиться, – подобрав кнут, возразил Мироха. – Сыро. Дров-то сколько надобно.
– Давай пристрелим, – вынув пистолет, предложил Сероштан. Но покачал головой и снова перекрестился. – Э, на ведьму серебряная пуля нужна. А нету…
– Да давай повесим, – тоже перекрестился Мироха. – Это верное дело. И возни никакой. Чистенько.
Сероштан, почувствовав свое могущество, толкнул Дуняшу.
– Слышал? СлышалА. Да. Не хочешь помирать? Тогда показывай, где батька архиву свою спрятал.
– Нет.
Мироха махнул рукой.
– Мы и без архива хороши будем. Сдалась нам эта балка…
Подхватив Дуняшу под руки, они выволокли ее на улицу. К жидкой рощице – вот куда лежал их путь. По дороге они прихватили отличную веревку и шаткий ящик.
– Это, может, твоим комиссарам и хороши, – бубнил Мироха. – А мне б лучше с документой какой заявиться.
– Погоди, а тебе разве не в балку к этому упырю идти? – поинтересовался у дружка-приятеля Сероштан.
– Не-а. Я думал, это твой, красный.
– А я думал – твой…
– Да шут его теперь разберет – то ли белый, то ли красный! – махнул рукой Мироха. – Я пойду, куда собирался.
– Это куда? К белякам? – усмехнулся Сероштан. – Губу-то закатай. Они тебе тут же пулю в лоб и влепят.
Мироха немного подумал и тоже усмехнулся:
– А тебе твои красные не влепят? Не, Сероштан, я так чую, тикаˆть надо до какого другого батьки. Я парень вольный. Я икс… экспропри… пограбить люблю. А разве ж господа-белогвардейцы дадут вольной душе разгуляться?
Оба остановили свой ход и переглянулись.
– Не дадут, – решил Сероштан. – Это ты прав. Надо в какую другую банду подаваться.
– Надо. Ну а все-таки, что за крендель батьку-то увез? Может, мировой буржуазий? – предположил Мироха.
– А может, он батькин клад ищет… Недаром же говорят, что у батьки несметных кладов везде зарыто. Богатства…
– Так вот зачем архива-то нужна! Карты, где клады отмечены…
– О-о!
Слушать разговор этих шакалов было противно. Клады, буржуазия…
– Презренные трусы, бандитские рожи! – как только ее бросили под высоким деревом, воскликнула Дуняша. – За то, что вы продали нашего героического батьку мировой буржуазии, вас ждет…
Но Мироха, уронив цилиндр, в испуге зажал ей рот.
– Тихо ты, накаркаешь!
Сероштан тем временем уже прилаживал один конец веревки на шее Дуняши.
– Мироха, а может, мы ее тоже продадим? Кому оборотень по дешевке? – предложил он.
Долговязый Мироха, накидывая другой конец веревки на толстый сук, покачал головой:
– Некогда.
Спустя некоторое время Дуняша уже стояла на ветхом ящике. Руки ее были связаны за спиной, на шее держалась крепкая петля.
Сероштан в последний раз поинтересовался:
– Ну, милка, может, скажешь, архива-то где имеется?
– Вы от меня ничего не узнаете, – чуть слышно проговорила Дуняша.
– А я понимаю почему, – догадался тут Мироха. – Потому что нету у нее никаких бумаг-то! И она не знает, где они. Где два других его… Тьфу! Ее! Дружка?