– Кудой-то поехали, – пожал плечами Сероштан.
– Вот то-то. Давай так. Ведьму в расход… А тех подождем, хлопнем да и обыщем.
Мишке и Ли угрожала серьезная опасность. Как же быть? Ведь они ничего не знают о том, что случилось! Кто поможет им? И кто ей – даже не ради спасения жизни, а хотя бы ради того, чтобы она, Дуняша, смогла предупредить брата и славного Ли! Позвать Слоню? Но как? Он в лесу – в этой роще его не спрятать, вот и отвели так далеко… А если Следопыт и его индейский брат уже возвращаются? Услышат они сигнал? Дуняша напряглась и что было сил тревожно закричала по-кукушечьи – предупреждая об опасности.
Сероштан и Мироха, не сговариваясь, в испуге перекрестились.
– Ведьма кричит – умирать не хочет? – взволновался Сероштан. – Или знаки подает?
– Кто ее знает… – произнес Мироха и опасливо оглянулся. – Скоро, ух, скоро вороны сюда слетятся, глаза ее клевать… А может, дружки ее – тоже оборотни?
Сероштан отрицательно затряс головой. Меньше оборотней – меньше страхов.
– Не, я с ними сколько раз в бане мылся, – вспомнил он. – И еще думал тогда: а где ж их третий, чего не в бане?.. Так грязный и ходит?
– А может, они тогда в парней специально превращались?
– Чтобы помыться?
«Ку-ку, ку-ку!» – закричала опять Дуняша, ведь кукушка не кукует осенью, Мишка и Ли сразу поймут, что это она кричит.
Сероштан тревожно дернулся:
– Не болтай…
– Ну, Бог помощь! – решился Мироха, подходя к ящику. – Прощайся давай-ка с жизнью.
«Хи-и-и-юп-юп-юп-яй-я!» – сменив позывной на боевой индейский клич, пусть и не совсем подходящий к этой ситуации, зато громкий, подала сигнал Дуняша. Она вложила в этот крик все свое горячее желание жить. Если ребята близко, они не могли ее не услышать, а других индейцев в округе и быть не может. Ни с каким другим сигналом они ее крик не спутают, хоть один из них, да услышат.
И точно! Не успел Мироха махнуть своей длинной ногой и выбить ящик из-под Дуняши, как с ответным «Кукареку!» отчаянным галопом влетели в рощу верховые Ли и Следопыт. И не успели оба бандита вытащить оружие, как меткие выстрелы сразили их.
Жива! Это чудо – и оно всегда происходит в самый отчаянный, в самый последний миг!
И вот уже перерезаны веревки, сброшена петля. Дуняша упала в руки брата.
– Дуняша! – не помня себя от счастья, закричал Мишка, обнимая сестру.
– Я жива, Мишка! Как вы вовремя…
Ли, бросившись на холодную землю рядом, не решался приблизиться.
– Это ты? Брат Овод, это ты? – с потерянно-счастливым лицом удивлялся он.
– Я, – улыбнулась Дуняша, вытирая разбитое лицо и стесняясь его.
– Жив! – схватив ладонь Дуняши и прижав ее к своему лицу, повторил Ли.
– Да, да.
Радостное изумление не сходило с лица индийского парня, который, не отрываясь, смотрел на растрепанные длинные волосы Дуняши, на ее белую рубашку с кружевом.
– Видишь ли… – заметив это, начал Мишка, пытаясь объяснить, почему они с Дуняшей и от него скрывали свою историю.
– Видит Ли, брат Следопыт! – воскликнул Ли, обводя руками воздух рядом с Дуняшей. – Очень красиво! Брату Овод так лучше!
Дуняша снова смутилась, поспешно вскочила на ноги и отвернулась.
– Скажешь тоже…
Мишка и Ли тоже поднялись.
– Это была наша тайна. Как у тебя Слоня, – запинаясь, обратился к Ли Мишка. Он, как вождь их маленького племени, решил взять объяснения на себя. – Война ведь… Мы никому не говорили, что Дуняша – девочка.
– Правильно! – горячо поддержал его Ли. – Но только не брату Ли! Значит, Ли не болеет! Он не любит мужчин, значит. Потому что он любит… Дуняша. Как хорошо, мой капитана!
Теперь смутился Мишка. И отошел подальше – к лошадям.
А Ли бросился к Дуняше.
– Ли не может сказать, как он сильно любит брата Овода! Но он – очень! – прижав руки к сердцу, со всей страстью бесхитростной души произнес он.
Дуняша счастливо улыбнулась. Нет ничего приятнее для девушки, чем услышать подобные слова от того, кого любит и она сама.
– Овод тоже любит своего индейского брата Ли. То есть… – проговорила Дуняша. И запнулась. – И не только Овод. Меня зовут Дуняша.
– Да, слышал, Дуняша, – повторил Ли и взял девушку за руку. – Ли никогда не уйдет. Он всегда будет рядом. Он любит навсегда.
– Ли, я тоже тебя люблю, – сказала она. Но снова смутилась. – Только я хотела сказать тебе об этом не сейчас… А тогда, когда мы победим и наступит всеобщее счастье!
– А сейчас? – В глазах Ли появился испуг, которого до этого никогда не замечалось.
– А сейчас… – Дуняша положила руки на плечи Ли и нежно поцеловала его.
Всего один поцелуй успел вернуть ей Ли, как раздался голос командира Мишки:
– А сейчас нужно уматывать отсюда. И поскорее. Видите, кто-то скачет сюда. Так что уходим.
– В лес? – отступив от Ли, спросила Дуняша.
– Да.
Наведавшись в разгромленную штабную хату и прихватив обмундирование брата Овода, который не хотел с ним расставаться, а также собрав оружие убитых бандитов, Мишка с Дуняшей верхом на одной лошади, Ли на другой поспешно ускакали в сторону большого леса.
И снова горит костер в темной чаще. Три человека – Следопыт, Чингачгук и Овод, грустные и потерянные, сидят возле него. Неподалеку стоят их кони, где-то рядом поджидает Слоня.
Это индейский военный совет. Вот и трубка. Но что-то сейчас совсем не до игры, не до церемоний.
Вождь Мишка первым прервал молчание.
– Так расскажи, что же случилось, брат Овод? Кто здесь побывал? Бледнолицые, красные шакалы или еще какие коварные койоты?
Трудно и больно было рассказывать Дуняше о том, что произошло в отсутствие ребят. Слезы текли по лицу стойкого Овода, и этих слез не хотелось стесняться.
– Стало быть, наш батька, наш Черный Лис в плену! – с трудом сдерживаясь, произнес Следопыт. – Но как его освободить? Где он? У кого?
– Кто же его увез? – добавил брат Чингачгук.
– Говорю же, непонятно, – развела руками Дуняша. – Не белые, не красные. А, я так думаю, кто-то… Кто против революции. Хитрованы какие-то.
– Батька словно чувствовал…
– Бумаги спрятать велел.
Верный помощник предводителя повстанцев горестно воскликнул:
– Да, его предали! Но почему? Если бы установить власть, какую хотел батька, люди бы зажили хорошо и счастливо! И все бы было по-честному! Власть – народная. Закон – на месте… А теперь народу только война и разорение. Нет власти. И батьки нет. Других-то батек много. Но они только под себя гребут.
– А наш честный был, – морщась от тоски и душевной боли, воскликнул Ли.
– Да, по науке, – кивнул Мишка-Следопыт, вспоминая стопки книг, что он часто видел в штабе. Какие-то это были книги не про приключения, а научные или политические, и потому интереса они у Мишки, в отличие от сестры его, не вызывали. А, наверно, зря. Может, если бы он их читал, сейчас что-то понятнее было. Но что теперь горевать в пустой след…
– Хорошая наука его. Для людей. Ли верил… – вздохнул Ли.
Ледяная ночь кусала их за спины, и ребята жались поближе к огню. Пусто, тоскливо и бесприютно было им. Одни они остались. Без веры в идею счастливого крестьянского будущего, без предводителя, которого они уважали и с чьими убеждениями были согласны. А теперь? Во что им верить теперь? Куда податься? К белым? С ними, к сожалению, простому человеку «своим» в жизнь не стать, там или благородный господин, или быдло. Или живешь, или прислуживаешь. А все господами никогда не станут. Не может такого быть. К красным? Были уже. Красные своих как мух убивают. Теория у них хорошая. Удобная. Да только куча всякого сброда к ней прицепится, будет свои темные делишки светлыми идеями прикрывать… Позор. Не хотелось в этом участвовать. Страшно даже было подумать, что вот сделаются начальниками над народом обычные хамы из того же самого быдла – ушлые, с крепкими локтями, острыми зубами и шершавыми языками подлиз, и будут упиваться своей властью. Чем они лучше надменных господ?
Так что наступила глубокая ночь, а военный совет наших краснокожих все продолжался.
К лихим ребятам-бандитам податься? С бандитами тоже было не по дороге. Страшные они люди, потому что беспринципные. Никогда не знаешь, что от них ждать… Где выгодно, где власть ослабла и надзор размяк, там они и выползают…
Конечно, наверняка Следопыту в диких лесах и прериях Северной Америки восемнадцатого века было проще! Там – краснокожие, тут – бледнолицые. И он – герой. Все понятно. А здесь-то, у нас, – как? Как выбрать самую правильную дорогу, не растерять своих принципов и остаться верными светлой идее?
И только к утру, когда уже прогорел костер и над лесом стало подниматься неспешное солнце, брат Чингачгук, славный добрый Ли, что прожил свою короткую жизнь в труде, невзгодах, лишениях и унижении, по-индейски поднял руку, и когда взоры братьев обратились на него, произнес:
– Все на свете ждут. Ждут героев. Что придут они – и помогут людям. Такие герои, как из сказки. На кого еще может надеяться простой человек? И в Индии, и тут. Везде. Когда совсем не на кого надеяться, герой приходит и делает так, как надо. Давайте и мы так будем.
Да, это было хорошо. Мишка и Дуняша поняли его.
Ведь сколько ни прочитал книг брат Овод, вывод оказывался только один: выходило всегда так, что на бумаге одно, а в жизни совсем другое. Что правильнее, что важнее? Как люди хотят, как планируют: по науке жить – или так, как просто хочется? Никто так и не дал понятного ответа.
Сколько ни наблюдал за людьми брат Следопыт, выходило, что прав всегда сильный и наглый, а бедным, добрым и слабым лучше бы и вообще на белый свет не рождаться. Но ведь их вон на самом деле сколько – и как сделать так, чтобы им тоже хорошо жилось?
А уж страданий, которых видел – своих и чужих – горемыка Ли, оказалось столько, что сотни тетрадей мало, чтобы записать их все мелким почерком. Так что он чужие беды понимал особенно тонко, а потому за всех несчастных страдал, как за себя.