– За встречу. – Беру протянутый мне стакан. – Я правда по вам дико соскучился.
– Дунешь? – Одну руку он кладет мне на плечо, другой протягивает косяк.
– Вы не оставляете мне выбора. – Я глубоко затягиваюсь и прикрываю глаза.
– По какому поводу карнавалим? – спрашиваю. – Хотя глупый, конечно, вопрос. Когда нам нужен был повод?
– Повод есть. – Саша залпом опрокидывает свой бокал. – Кризис на носу.
– …Гов… в… орят, – икает Жора.
– И? – отпиваю глоток, морщусь.
– Кризис, ептыть! Вот в конце осени и бахнет. Посмотри вокруг, бро, – Саша обводит рукой. – Все только об этом и говорят.
– Я вижу, – ухмыляюсь, – не просто говорят, но реально с ним борются. Всем кажется, что пока они бухают, кризис успеет не только начаться, но и закончиться, да?
– Типа того, – соглашается Миша, – поднимаем потребление, чтобы стимулировать производство, например.
– Чего на «Крыше» не понравилось? – старается перекричать колонку Жора. – Скучно там сегодня?
– Не знаю, – пожимаю плечами.
– Взял чего? – Жора закашливается.
– Чего взял-то? – не врубаюсь я. – Я с дня рождения подруги дочери еду, чего я там мог взять? Тортик?
– Ты издеваешься, что ли? – Жора переглядывается с Ованесом. – Ов, Леха при тебе говорил?
– Ну да, – кивает Ованес. – Вов, вы же с Лехой с «Крыши» приехали. Он мне сказал, вы договорились, ты везешь пару грамм.
– С каким Лехой? С какой «Крыши»? Может, вы уже в параллельном мире живете? Я к вам еду с детского, мать его, праздника.
– Вы час назад вместе стояли у бара. Ты с какой-то девушкой и Леха. – Ова оглядывается по сторонам, ища поддержки друзей. – Ты вроде нам еще рукой помахал. А потом Леха сказал, что вы на «Крышу» поедете.
– А потом вернетесь. – Судя по выражению лица, Саша до конца не уверен.
– Ты же с девушкой? – подмигивает мне Миша.
– Ну да.
– Вот я и говорю, – вступает Ова, – с девушкой и с Лехой.
– «Вроде стоял», «вроде махал», – передразниваю я, – вы, может, у Лехи спросите, с кем он на «Крышу» ездил? Тогда все и прояснится.
– Так Лехи нет, – грустно замечает Дима.
– А где он? – устало интересуюсь я.
Поддерживать разговор с людьми, находящимися в таком состоянии, бессмысленно.
– Он опять уехал. Его переклинило слегка.
– Наверное, всех вас тут переклинило слегка, – достаю я сигарету.
Отворачиваюсь. Закуриваю. Заполняю себя алкоголем, чтобы достичь одинаковой с друзьями кондиции. Дальнейший разговор трезвого с пьяными грозит недопониманием и, возможно, увечьями.
– Мерещится! То ли большая, то ли малая! – Дружно орет балкон, а мне становится зябко. Поднимаю ворот пиджака и залипаю, глядя на город. Москва обволакивает и засасывает в водоворот, в котором огни, и чужие разговоры, и Лагутенко в обработке. Приятная истома уже взяла меня двумя руками за виски и тащит вверх, прочь от всего. Все вокруг смазывается, притупляется, и лишь мысль о том, что я на самом деле не был на «Крыше», кажется важной. Но и она постепенно уходит на второй план, пока не исчезает совсем. Кажется, с неба начинает что-то валиться.
– Ты обиделся, что ли? – Жора кладет мне руку на плечо.
– Не-а.
– Кстати, сегодня какой день недели? – вклинивается Саша.
– Неважно, – говорю. – Какое сегодня число – вот что важно!
– Четырнадцатое? – ни к кому конкретно не обращаясь, предполагает Димон.
– Пятнадцатое, – отвечаю, – у меня съемка послезавтра. Надо бы нам всем как-то подзавязывать с вечеринками. Вы уже в числах путаетесь. И в людях.
– Все так быстро сейчас происходит. – Жора качает в воздухе стаканом с виски, говорит с надеждой в голосе: – Может, вы с Лехой позавчера с «Крыши» приехали? А показалось, что сегодня?
– Парни. Я уже месяц не был на «Крыше», – блаженно улыбаюсь я.
– Да черт с ней, с «Крышей». Гори она в аду! – заканчивает Дима.
– И с Лех… – начинает кто-то еще, но осекается.
Я затягиваюсь в очередной раз. Жора говорит, покачивая бокалом в воздухе. Кажется, я отчетливо вижу каждую каплю на запотевшем стекле. Понимаю, что сейчас Жора его не удержит, он скользнет и… в этот момент бокал действительно выскальзывает из его руки и разбивается вдребезги, обдавая мелким крошевом всех вокруг.
Девушки взвизгивают, кто-то кричит «ура!» и «на счастье!». Но никакого счастья вокруг не наблюдается. Вечеринка разлетается на куски, как Жорин бокал. Мои друзья переглядываются и один за другим покидают балкон, а я остаюсь один.
Смотрю прямо перед собой между полузавалившихся труб бывшей здесь некогда фабрики. За ними мерцающие огни новостроек, офисных башен и дорожных фонарей. Внизу, прямо под ногами, не то таджики, не то бомжи копошатся в груде мусора, изредка поднимая головы вверх. Туда, где мы со своим виски, дурью, грохочущим техно и ожиданием праздника, который вот-вот наступит. Или уже наступил и даже прошел, а мы и не поняли.
Рядом говорят о кризисе и еще о том, зачем выпустили Ходорковского, и об Олимпиаде, и о хамящих в торговых центрах дагестанцах. Звучат слова: «креативный класс», «Путин», «Болотная», «народ», «администрация» и «зомбоящик». Потом, буквально за секунду, атмосфера насыщается словами «праздники», «митболы», «море», «оборзели с такими ценами на лабутены», «вильямс», «Патриаршие», «лыжи». И кто-то искренне негодует по поводу погоды, а другой вторит про «идиотское решение с парковками», и оба говорящих немедленно соглашаются на словах «Бали» и «велодорожки». Внезапно кажется, что откуда-то сверху доносится увесистое «заебало». И, пожалуй, это то единственное, с чем я сегодня безусловно согласен.
– Можно зажигалку? – Из-за вибраций огромных колонок кажется, что говорят из дальнего угла балкона. Молча достаю зажигалку, протягиваю в сторону говорящего.
– Спасибо, я Таня, – прямо передо мной возникает бледное лицо с нарочито смазанной вокруг глаз тушью, в обрамлении иссиня-черных волос. Лицо изрядно пьяное.
– Володя, – пожимаю я протянутую руку.
– Это ведь ты там был? – Дама переходит на «ты» без лишних церемоний.
– Не уверен, я практически только вошел.
– Приятно познакомиться.
– Время покажет, – отвечаю.
– В смысле?
– Покажет, насколько приятно.
– А чё ты хамишь-то? – Таня выпускает струю дыма мне в лицо. – Чё, думаешь, пару раз по телевизору показали, и можно людям хамить?
– Я не хамлю, я отмечаю. – Твою ж мать, кто меня вечно за язык тянет шутить?
– Чё ты там замечаешь? Ты девушке хамишь, понимаешь? Замечает он. – Таня осыпается грудью на перила.
– Отмечаю, что, насколько приятным будет знакомство, покажет время.
– Ты за туалет извиниться не хочешь? – Сигарета ломается в ее пальцах, она оборачивается и хрипло кричит: – Толь! Толь, поди сюда! Ну поди, я тебя прошу, я нашла этого козла!
Из сумрака выдвигается тело Толи, похожее на спагетти. Он утянут в скинни джинсы и облеплен курткой с множеством молний.
– Проблемы? – неуверенно интересуется Толя.
– Я те говорю, вот этот козел ко мне у туалетов приставал! Я все думаю, куда он, сука, слился-то? А теперь еще и хамит! – Таня пихает Толю под локоть. – Толь, я не понимаю, чё происходит! Нормально это вообще?
– Вашей девушке плохо. Она что-то путает. Я только приехал, – говорю я как можно более миролюбиво, параллельно отмечая, куда он отлетит в случае удара и успею ли я перехватить стакан или бутылку, если вдруг его дружки подвалят. Приехал на вечеринку. Давно не видел друзей, вот это все.
– Толь, ну чё ты стоишь? – продолжает она подначивать. – Твоей девушке будут хамить, ее будут у туалетов лапать, а ты будешь стоять? Скажи ему, ну? Чё, боишься, что ли, что он «селеб»?
«Ну что он скажет-то? I will fuck and Hollywood will watch?»
Толя, надо заметить, и сам пребывает в нерешительной пьяности и к агрессии не склонен.
Нашу томную паузу прерывает вовремя вернувшийся на балкон Миша.
– Так, парни, все окей, произошло недопонимание, мир, всем виски! – с ходу оценивает он ситуацию. – Так, что девушка пьет?
– Девушка с такими козлами ничего не пьет. А ты, Толя, лошара! – Она разворачивается и, демонстративно виляя бедрами, чуть не заваливаясь на повороте, направляется в сторону выхода.
– Я прошу прощения, я вашу девушку обижать не хотел, – говорю я этому Толе. – Она меня с кем-то перепутала.
– Да ну… ваще понятно, – пожимает он плечами и резко бросается вдогонку.
– Лучше бы он ее не догнал, – замечаю я вполголоса.
– Приехал Богданов и все испортил. – Миша обнимает меня за плечи. – Тебе обязательно нужна театральность?
– Это не тот случай, поверь.
– Верю. Пойдем, там девушка твоя заждалась.
Обнаруживаю в диванной зоне все ту же компанию, кажется, в тех же позах. Смотрю по сторонам, вижу Катю, выкидывающую на танцполе лихие коленца в обществе молодых тусовщиц. Все с бокалами в руках. Чокаются, обнимаются. Сразу понятно, почему Катя так отчаянно интересовалась, надолго ли мы здесь.
– Ты на Жору не злись, он в самом деле перепутал… наверное. – Миша тянется к моему бокалу своим.
– Не буду. – Разливаю очередную порцию виски. – Просто все сейчас по домам разъедутся, а потом кто-то из вас скажет опять, что я «был какой-то смурной», «зазвездил» и «редко видимся».
– Не будут, – отрицательно качает он головой. – Ты в последнее время исправился. Мы стали чаще встречаться. Прям как раньше.
– Правда? – пытаюсь уяснить частоту наших общений, но вспомнить не получается. Последний что называется record месячной давности, и тот мутный. Но раз Мишка хочет верить в лучшее, переубеждать не буду. Мне и так неуютно от этой вечной дружеской подколки про «звезду» и… И еще, кажется, я начинаю стремительно пьянеть.
– Слушай, там девица эта, которая на меня бросилась. Мне кажется, ей плохо. Она на диване валялась, когда я выходил, а парень ее пытался в чувство привести.
– Ты доктор, что ли? – Он закуривает, смотрит куда-то мимо меня. – Сейчас п