Горячая ладонь легла между лопаток, подтолкнула вперед:
– Серьезно-серьезно. Вперед!
Сам шагнул следом за ней. На одно мгновение выпустил ладонь, но только для того, чтобы просунуть руки через прутья и защелкнуть снаружи навесной замок.
Снова сцепил ее пальцы, потянул вперед.
– Пошли.
Темный чердак, трубы. Мотки проволоки и пустые катушки. Груды битых кирпичей, жестянка, полная окурков.
Новая решетка и еще одна дверь.
– Мы в соседний подъезд зашли? – догадалась Варвара, наконец.
Глеб молча кивнул, пропустил ее вперед, сам закрыл дверь, аккуратно сунул в ячейку ушко замка, чтобы тот только выглядел закрытым, но не защелкнулся, потянул девушку вниз.
Два пролета. Замер. Прислушался.
Спустился медленно, как кошка, вниз, еще на один этаж.
– Стой тут, – скомандовал, оставив ее на лестнице. Сам спустился вниз, на лестничную клетку, внимательно осмотрел дверь.
Осмотрел дверь, ручку, заглянул под нее.
Удовлетворившись, аккуратно вставил ключ в замочную скважину, неслышно повернул. Мягко надавил локтем, распахнул дверь, приглашая войти.
– Свет не включай, – скомандовал, когда Варвара поравнялась с ним.
Подтолкнул внутрь и бесшумно притворил за ними дверь.
Сбросил кроссовки, прошел в комнату, а Варвара так и стояла на пороге, не решаясь сделать следующий шаг. Он выглянул из комнаты:
– Ты чего там застряла?
– Ты всегда так живешь?
– Почти. Я этой квартирой редко пользуюсь. Официально я проживаю по другому адресу.
– А это что? Типа конспиративная? Или квартира для плохого настроения, как в мультике? – спросила с издевкой.
Он не ответил: хлопнула дверца холодильника, зашумел чайник.
– Есть хочешь? – спросил, выглянув в коридор. – Есть хлеб, плавленый сыр и ветчина. Быстро едим и спать. Подъем в 5 утра, срываемся и едем к Мерлину.
– Можно я сразу… спать?
Он замер, в темном проеме застыла его тень: сильные плечи, тонкая талия. Руки нырнули в карманы. Кивнул:
– Занимай спальню. Я в комнате. Ванная прямо по коридору и налево. В шкафчике полотенца, шампунь, – дал ц.у. и скрылся в кухне.
Варвара быстро умылась и, пройдя в комнату, нырнула под одеяло. Но сон не шел. В начале прислушивалась к его шагам, шуму воды в ванной, тихому разговору по сотовому. Потом все стихло.
Шум дождя за окном, шелест воды по подоконнику, тихое шептание ветра.
Тревога захлестывала. Ледяным обручем сдавила легкие, выжимая из них воздух. По капле, подкрадываясь к горлу, сдавливая его липкой рукой.
Окровавленное тело. Вывернутые неестественно руки, сожженные подушечки пальцев. Мертвое лицо повернулось к ней. Черные безжизненные губы прошептали:
– Завтра…
Варя закричала, вырываясь из сонного бреда. Подскочила.
Все тихо. Привычно шелестит дождь за окном. Только теперь в его голосе слышался мертвенный шепот, предупреждение.
Соскользнула с кровати, ощупью, держась за стену вышла в коридор.
Справа дверь в ванную. Слева светлели два проема, гостиная и кухня.
Варвара сделала несколько шагов вперед и замерла в проходе. Мучаясь неловкостью, сделала следующий шаг и оказалась нос к носу с Глебом:
– Ты чего не спишь? – прошептал жестко.
Горячая ладонь легла на ее обнаженные плечи, нырнула под волосы, заставила запрокинуть голову. Прямой взгляд, как фонарь на тесной лесной дороге. Она ухватилась за него, потянулась как мотылек к огню.
Десять.
Полшага вперед.
Один поцелуй. Несмелый. Неловкий. Угодил даже не в губы, а в уголок рта. Мазнул по мягкой щетине.
Варя невесомо коснулась пальцами покрытого татуировкой плеча. На мгновение замерла, запоминая чувство головокружительной близости, невысказанного признания и брошенного в пустоту обещания. Его запах горьковато-холодный, дымный, сводящий с ума. Его сила и уверенность – они покоряли, заставляли примерять их на себя, кутаться в них, загораживаясь от опасности.
Он не ответил на поцелуй. Только ладонь на ее затылке потяжелела. И взгляд стал пронзительнее, ярче. Впервые он смотрел на нее так, не отводил и не прятал взгляд, впервые она могла прочитать, что в нем таится. Могла прочитать, но понять – нет.
Она слышала, как учащенно бьется его сердце, срывается дыхание. Погибала в светло-серой глубине, в очертании губ, надежности плеч.
Пальцы на затылке ожили, перебирая мягкие пряди. Скользнули к плечам, будто невзначай зацепив тонкие бретельки топа, потянули их вниз. Погладили острую ключицу. Снова вернулись к шее, обхватили ее ласково. Большой палец задумчиво скользнул по девичьим губам, погладил дразня, изучая. Считывая, как открытую на первой странице книгу.
Девушка прикрыла глаза, медленно выдохнула, избавляясь от скреп.
Будь как будет.
Покорно опустила руки.
И он почувствовал это. Привлек к себе.
– Что же ты делаешь со мной, – прошептал в губы, и прежде, чем она успела ответить, поцеловал.
Нет, не так ослепляюще-жарко, как тогда, в лесу.
И не так зло, как в ее спальне в доме Толмачева.
Долгий. Трепетный. И голодный поцелуй. Он овладевал ею тягуче-медленно, проникая глубже. Под кожу. Растекаясь томительным жаром по венам. Продлевая каждое мгновение бесконечно. Подхватывая его, словно фокусник – брошенный в воздух шелковый платок.
Ее мир, впервые окрашенный неведомыми чувствами, рассыпался под его пальцами калейдоскопом огней.
Подхватив девушку на руки, отнес ее в спальню. Неторопливо опустил на кровать. Она была крошечная, эта девочка, что трепетно ждала его ласку, нежная, неопытная и ранимая. И он боялся сломать ее. Боялся проснуться рядом с ней и понять, что больше нет той, которая сводила с ума ведьмовским взглядом, острым как лезвие бритвы, темным и неспокойным, как омут. Боялся, что увидит в них обиду и разочарование. Ведь он – взрослый, опытный и знающий. И именно он должен сейчас остановиться.
Он шагнул назад.
Словно прочитав его мысли, Варвара привстала на локтях, позвала тихо:
– Глеб. Не уходи. Просто будь со мной.
Девичьи руки тянулись к нему, ведьмовские омуты затягивали, подавляя болотной зеленью волю, блеском манящим и лихорадочным, вытесняя последние ноты разума, которые еще оставались в его голове.
Ее запах волновал.
От ее наивности срывало голову.
Ее желание побеждало.
– Ты жалеть потом будешь, – прошептал, будто извиняясь.
Она встала на колени, привлекла к себе так, будто уже владела им, властно и горячо. И вернула поцелуй. Тот, что из леса, и другой, злой и жадный, за который он себя больше всего винил.
И больше его не осталось.
Губы сплелись в жадном поцелуе, руки обнимали хмельно и тягуче, опутывали лаской, покоряя волю, сплетая судьбы.
Нежный изгиб шеи, ее жаркое дыхание, от которого подкашивались колени.
Она вздрагивала от его прикосновений, открывалась трепетно и доверчиво. Шла следом за ним, будто над пропастью за канатоходцем и смотрела в глаза. Он ловил ее истому, цеплялся за ее желание, как за путеводную нить, с наслаждением улавливая, как эта девочка становится оголенным нервом. Его оголенным нервом. Когда сердцебиение одного оказывается сердцебиением другого, когда каждое движение – это шаг навстречу.
Он тонул в зеленом омуте ее глаз, путался в шелке волос, рассыпался ее ароматом, манящим, острым.
Завтра наступит совсем другое утро.
Она стонала в его руках, кружила в неистовом танце, послушно возвращая его ласки. Шептала горячо его имя, как молитву, как ведьмовской заговор, накрепко запечатывая его судьбу в своих руках.
Ее удивленный вздох вырвался, смешался с его дыханием. Ветер подхватил их, вырвал из тревожного сегодня, смешивая с несказанным.
Она – теперь его. Вся. Без остатка.
Она уткнулась носом в изгиб его локтя. Тихо спала. Ресницы подрагивали, на губах блуждала странная, беззащитная улыбка, легкая и доверчивая. Тонкий, прорвавшийся сквозь облака лунный блик, играл с ее волосами, гладил их задумчиво и нежно. Совсем как Глеб.
Он мягко высвободил руку, сел на кровати.
Третий час ночи. Самое время подумать.
Итак, Мерлин пробил подозрительный блог. Сбросил ему ссылку. Чуть больше десятка статей. Мерлин пробил владельцев площадки, выяснил айпи – половина статей написаны с их адреса, с виллы Толмачева. Еще несколько последних – с другого, неизвестного пока. Перечитав вечером материал, Глеб понял – автор блога не просто житель из поселка и собиратель горяченькой информации о жизни московского олигарха. Он бывал в доме, знает распорядок дня хозяев, привычки, особенности быта.
Он потянулся к своим вещам, достал из кармана запасной сотовый, с незасвеченной sim-картой. Активировал экран и вышел в интернет.
Нашел тот самый блог.
Лютики-цветочки, ванильная жизнь ванильного олигарха.
Пробежался глазами по заголовкам, ткнул пальцем в последнюю статью.
Она больше других его заинтересовала.
«Вот вроде и олигарх, и дом – полная чаша с красавицей молодой женой. А проблемы все такие же, как у простых смертных. Конкурент-самодур, взбалмошные дети, странный салат с ананасами на ужин и сомнительные приключения, приведшие к больничке. Даже интернет барахлит, как у простых смертных. Хотя, казалось бы, здесь подвоха не может быть, некоторые олигархи могут и выделенный спутник себе позволить (не проверял, но так думаю), но вот пишу этот пост, вынужденный воспользоваться мобильным интернетом. О, ладно, о чем это я? Про всевозможные кулинарные изыски… Гм. Давайте поговорим о них. Мне кажется, бедные олигархи связаны этим стереотипом даже больше, чем мы. Положено любить лобстеров и артишоки – они послушно любят. Но в душе мечтают о простой гречневой каше и домашних оладушках. Потому что откуда у (условно) рязанского мужика, выбившегося в люди и разбогатевшего, может появиться любовь к ананасам в салате, лобстерам и артишокам? Правильно – ни откуда. Но положено. Вот и любят. И нечастные управляющие бегают в поисках загадочного Gata Freezer’а, чтобы угодить оригиналам и нашим с вами стереотипам. И в связи с этим предлагаю флешмоб – моду на что у олигархов запустим? Предлагайте в комментариях!».