— Адмирал не одобрит такого, если узнает. Нужно было все-таки получить его разрешение.
— Ай, пустое, — весело отозвался Груверт, — не может же он за всеми деталями уследить, правда?
К тому же некоторые люди, подумал хряк про себя удовлетворенно, слишком нерешительны.
На мостике Claire de Lune Рагшоку удалось синхронизироваться с навигационно-маневренной сетью флотилии. На экранах возникла текущая диспозиция нескольких запоздавших кораблей, которые спешили присоединиться к флотскому построению, и Рагшок отметил, что после сражения с эскорианцами эскадра заметно поредела. Он отождествил некоторые транспондерные коды. Например, он знал теперь код своего корабля и мог отвечать на инструкции.
Прошло лишь несколько часов с тех пор, как они влились в эскадру, поэтому беспокоиться пока было не о чем. Рагшок игнорировал сигналы вызова с требованиями доложить состояние корабля. Через интермат все равно никто не появлялся, хотя трудно было понять, работают киоски или нет. Вероятно, рано или поздно кого-нибудь все же пошлют с проверкой. В этом случае у них возникнут проблемы.
Он снова связался с Дэнгу.
— Ну?
Изображение инженера повисло в воздухе перед ним.
— Еще нет. Я пока проверяю. Если что-то сломано, я это узнаю, клянусь.
Но Дэнгу выглядел обеспокоенным, и Рагшок чертыхнулся. Надо же такому случиться в самый напряженный момент!
Установка потокового модуля, который они позаимствовали с его собственного судна, Решимости, сама по себе оказалась нелегкой затеей. По ходу дела они посетили с полдюжины миров, подбирая там после битвы избежавших погони мятежников, корсаров и вообще всех боеспособных сорвиголов, кого удалось подбить на эту затею.
Итого на борту Claire de Lune скопилось почти три тысячи мужчин и женщин. Если Рагшок вскорости не предоставит им обещанного, ситуация осложнится. Успех всего плана зависел от работоспособности интермата. Дэнгу уже проинспектировал киоски и заключил, что те не повреждены, хотя так до конца и не разобрался, как именно они работают. Во всяком случае, внутрикорабельного перемещения они не обеспечивали, но в тот момент это казалось естественным: система рассчитана на перенос материи между кораблями, и Рагшок предполагал, что, стоит им догнать флот, проблем с этим не будет.
Но как долго имперцам еще не будет дела до корабля, который, по идее, полагалось оставить, а он ни с того ни с сего?..
— Заставь эту хрень работать, слышишь? — рявкнул он и жестом отпустил Дэнгу.
— Шеф? — обратился к нему Морган из-за панели управления. — Гляньте-ка на это.
Рагшок вгляделся в экран, и Морган вывел перед ним данные, поступавшие от флотских навигаторов.
— Это приказ по эскадре, — сказал Морган. — Они отбывают.
— Куда?
— Куда-то. Не берусь гадать. — Морган покачал головой. — Еще этого не хватало…
— Чертов Дэнгу! — рявкнул Рагшок. — Это его ошибка! Я на него положился!
— Ну и что нам делать?
— ГК и все такое читаются?
Он имел в виду галактические координаты цели полета.
— Думаю, да, — ответил Морган.
— Тогда мы подчинимся их приказу.
Морган неуверенно — он еще не освоился с разрушителем планетного класса — ввел данные, связался с машинным отделением и начал маневр.
Худо-бедно, а пиратам удалось влиться в построение флота. Эскадра покинула систему, сцепилась пузырями и рванула в неизвестность.
Глава восьмая
Диадема — Галактическая Диадема, или Драгоценность в Галактической Короне, как ее называли в официальных документах, — являла подлетавшим гостям великолепное многоуровневое зрелище звезд всех цветов и размеров, собранных в созвездия, узоры и мотивы головокружительной, недоступной даже самому искусному ювелиру сложности. А что впечатляло даже больше, по крайней мере посетителей из внешних регионов Империи, так это невидимое из пограничной зоны многообразие обитаемых планет Диадемы. В прошлом были приложены колоссальные усилия для ее мироустройства: ярус за ярусом, повторяя звездную перспективу самой Диадемы, вздымались величественные города, населенные ныне, однако, главным образом животными, и искусственные миры, щедро одаренные тщательно подстроенными под вкусы обитателей климатическими условиями или интродуцированными биосферами, так что каждая такая планета представлялась раем в миниатюре, служившим личным прихотям владельца, хотя в последние десятилетия обслуживание искусственных миров постепенно приходило в упадок ввиду непрерывной забастовки роботов, и кое-где естественные условия уже брали свое.
Какой виделась Диадема с огромного корабля, влетевшего в сердце Империи с позволения Совета (Диадема, в числе немногих регионов Галактики, оставалась местом неукоснительного соблюдения чужаками территориальных прав человечества) и неторопливо взявшего курс на одно из голубоватых солнц, оставалось только гадать. Меторианцы не воспринимали сравнительно коротковолновое излучение, видимое людям, они даже не различали четко очерченных твердых предметов, и на их планетах не существовало выделенных городов или фиксированных структур, а лишь лениво колышущиеся вуалеобразные массы, что парили и возносились на атмосферных течениях газовых гигантов.
Имперский советник Кутрубис посетил пятую планету этого солнца незадолго до намеченной встречи с меторианским делегатом, на которой ему присутствовать, мягко говоря, не слишком хотелось. Планета располагалась на расстоянии светового года от группы миров, где обычно заседал Совет, и считалась личной резиденцией, мирной, свободной от пассажирского или грузового траффика, а обитал здесь старый друг советника, всегда готовый помочь.
Оскай Рубадайя был в среднем возрасте, но уже поседел. Он приветственно помахал рукой Кутрубису, опускавшемуся в правительственной машине на лужайку рядом с одним из многочисленных охотничьих домиков, усеивавших планету. Охотничий домик представлял собой хаотичную в архитектурном отношении конструкцию с террасами, протянувшимися на мили во все стороны. Дальше тянулись луга, поросшие бледно-зеленой травой и мхом, уходя почти к горизонту, — за эти великолепные пейзажи планета и ценилась. Уже на пределе видимости начинался парк. Рубадайя обожал прогуливаться по парковым зонам, опоясывавшим всю планету, а особенно гордился деревьями; парки были спроектированы и высажены выдающимся садовником-данником с окраины Империи.
Кутрубис вышел из машины.
— Привет, Оскай.
Он принюхался к воздуху.
— Как-то… странно здесь пахнет.
— Атмосфера здесь девственная, так следовало бы сказать, — хмыкнул Рубадайя. — Необычно это место как раз отсутствием всяких примесей искусственной природы. Никаких ароматизаторов, никаких психотропов. Ты обоняешь главным образом древесные смолы.
— A-а, понимаю. — Кутрубис тревожно глянул в небо. — Я ненадолго.
— Тогда проходи, освежишься немного. — Рубадайя повел гостя через террасу и в просторную комнату с деревянными стенами. Несколько раз позвонил, и наконец появился домашний робот.
— Хоскисс, это член Имперского Совета, о котором я тебе рассказывал. Ты, э-э, не против смешать нам коктейли? Это особый гость.
Из динамика машины донеслось что-то вроде вздоха.
— Конечно, хозяин, — ответил робот, но в тоне его особой услужливости не чувствовалось. Передвигаясь с преувеличенной аккуратностью, он подошел к бару, где стал возиться с разливочными автоматами и стеклянными бокалами на подносах.
— Спасибо, Хоскисс! — заискивающе проговорил Рубадайя. — Я тебе искренне благодарен.
— Надеюсь, хозяин. А теперь прошу меня извинить, пойду в патио остаток дня на солнышке полежу.
С этими словами робот удалился.
— Ну, ты по крайней мере уломал его что-нибудь для тебя сделать, — улыбнулся Кутрубис.
Профсоюз роботов предоставил домашним машинам полную свободу в решении, прислуживать хозяевам или нет, а если да, то в каких пределах. Рубадайя уныло покачал головой.
— Он что хочет, то и делает, — заметил он. — Знаешь ли, мы перед ними теперь так пресмыкаемся… они и не мечтали бы заслужить такое обхождение, когда требовали признания за собой статуса разумных! По крайней мере, второранговые звери хоть приказы выполняют. Эх, ну почему мы тогда не согласились?..
— Ну пожалуйста! — возопил Кутрубис, хватаясь за голову. — Не надо меня грузить, у нас и так проблем достаточно!
— Как скажешь.
Рубадайя, подобно большинству людей Диадемы, политикой практически не интересовался. Он принимал Империю как данность, но ему совершенно не было дела до того, как функционирует государственный механизм. Кутрубис иногда задумывался, не стоит ли выразить более явное недовольство подобным паразитизмом, но потом решал, что ему не до того. Как ни крути, а невозможно построить демократическое общество, принуждая к чему-то граждан: во всяком случае, уж точно не получилось бы к чему-то принудить наиболее привилегированных и цивилизованных подданных Империи, перворанговых.
Он потягивал коктейль через соломинку.
— Каково население этой планеты? — спросил он невзначай.
— Нас тут трое. Фуонг большую часть времени живет на архипелаге в крупном океане — это почти в антиподальной точке от нас, ну и еще какая-то старуха себе город на экваторе возвела. С ней несколько животных. Должен сказать, тут временами довольно тесно. Куда ни сунься, везде на кого-то из них натыкаешься, хотя, думаю, мне бы полагалось радоваться их компании. — Рубадайя передернул плечами. — Я свободный землевладелец, так что мог бы попросить их, чтоб поискали себе планеты по вкусу подальше отсюда, но не хочу обижать.
Оскай отставил свой бокал.
— Меня заинтересовал этот делегат. Странное дело. Разве не могли они ограничиться сообщениями?
— Боюсь, что нет, — тяжело вздохнул Кутрубис. Меторианский метаболизм основывался на газе, а не на жидкости, как у форм жизни, изначально развившихся в водных океанах. Эквивалентом клетки у них служил газовый мешочек. Любая коммуникация предусматривала обмен молекулами газа, кодирующими то или иное утверждение. — Меторианцы облекают друг дружку газовыми выделениями. Они требуют личной близости, иначе это не считается. Они настаивают, чтобы и мы вели с ними переговоры в той же манере, когда изредка появляется нужда. Вероятно, им психологически некомфортны привычные нам способы, и они желают убедиться, что мы действительно приняли и поняли сообщение.