Замки́ и дверь Гудвину были знакомы. Он ввел код, пробормотал: «Сработало…» — и приложил палец к идентификационному блоку. Через несколько секунд, прижавшись спиной к двери, попытался унять колотящееся сердце, которое явно превышало допустимую тактовую частоту.
Похоже, встроенные механизмы секретности у ЭлБы были первоклассными. Стоило только заикнуться о том, что законники смогут покопаться в ее внутренностях, как его пожелание было выполнено.
«Какая-то своенравная прога», — подумал Гейт устало.
В голове прояснилось, и он вспомнил, зачем сюда явился. Вынув жесткий диск из нетбука, кинул его в микроволновку. Туда же полетели флешки, на которых хранилась или могла храниться какая-нибудь противозаконная инфа.
Он не пожалел ни один из носителей. В случае если ему захочется вернуться к незаконным делишкам, всегда можно будет вновь выйти на РейНа. Если же захочется самому покопаться в ЭлБе — файл будет лежать на сервере еще почти тридцать суток.
Впрочем, это всё были дела будущего, а его еще надо заслужить.
Запустив микроволновку на режим максимального нагрева, Гудвин нашел игольник и засунул его за пояс в компанию к тому, который позаимствовал в убежище. Теперь он был еще лучше вооружен, еще более опасен и опять абсолютно не представлял, что делать дальше.
В комнате потянуло паленым пластиком, а в кармане штанов призывно завибрировал коммуникатор. Гейт полез было за ним, но тут же вспомнил кое-что очень важное. Настолько важное, что многие из произошедших до этого событий могли показаться вполне обыденными и ничего не значащими в этой жизни.
Он ведь выключил коммуникатор.
Убегая от законников, он выключил коммуникатор и четко помнил, что не включал его, поскольку предпочел нагрянуть к Джерому без предупреждения. Однако продолжающаяся вибрация подсказывала, что с памятью что-то не в порядке.
«Это дурацкая ЭлБа выжгла мне мозги», — подумал Гудвин, доставая коммуникатор.
Он действительно был отключен.
Матовый экран безжизненно и смутно отражал изумленное лицо Гейта, ни один огонек не мигал, мелодии не было, тем не менее такой знакомый, несколько раз пересобранный коммуникатор продолжал вибрировать.
«Глюки?» — спросил себя Гудвин, но вместо ответа нажал на кнопку вызова.
Голос был незнакомый. Тягучий, чуть хрипловатый. Какой-то мужчина говорил так, будто пытался затащить очередную девчонку в постель.
Но более всего Гудвина шокировали слова.
— Здравствуй, Великий и Ужасный, — протянул незнакомец и тихо засмеялся. — Как подарочек?
5
Гудвин не нашелся сразу, что ответить. Просто стоял посреди комнаты с выключенным коммуникатором около уха и тупо смотрел на микроволновку — там внутри корчились, извивались и сплетались в замысловатые фигуры кусочки пластика. Примерно так же, как оплавляющиеся флешки и провода, чувствовал себя мозг Гудвина. Все-таки чересчур насыщенный был день. Подарки, стрельба, погони, озарения…
Теперь же мозг недвусмысленно сигнализировал хозяину о потребности в отдыхе. О том, что разговаривать с незнакомцами не всегда приятно и безопасно. О том, что лучше выключить звук на коммуникаторе и убраться из квартиры подобру-поздорову. От греха подальше похоронить коммуникатор — как бы он ни был дорог — в ближайшей мусорке. А уже потом, в безопасном месте, проспав часов этак восемь — десять и оправившись от пережитого, можно разгадывать загадку странного голоса и новых способов передачи звука на отключенные приборы.
Но любопытство — то самое, что вечно втягивало Гудвина в передряги и приключения, — просто не могло остаться в стороне и, опередив все его мысли о безопасном и логичном уходе от разговора и из квартиры, озвучило первый пришедший в голову дурацкий вопрос:
— Какой подарочек?
В ответ из динамика послышался тихий смех. Даже и не поймешь сразу — то ли собеседник смеется, то ли помехи на линии.
— А разве ты их получил сегодня много?
— Кто это?
Неуютно разговаривать с неизвестным собеседником, который в свою очередь прекрасно тебя знает. Да еще и приветствует не по имени, а намекает на «Волшебника Изумрудного города».
— Это так важно в сложившейся ситуации?
— Мне важно. — Гудвин перехватил коммуникатор другой рукой. Та ладонь, которой он держал его вначале, стала абсолютно мокрой и скользкой от пота. Пришлось вытереть ее о джинсы.
— Можешь считать меня своим покровителем, если хочешь. — Судя по интонациям, покровитель явно потешался.
Кто бы это мог быть? Только две кандидатуры подходили на роль таинственного собеседника.
Первая — РейН, особенно если судить по словам «Великий и Ужасный», которые входили в привычный шифр общения. Но РейН никогда раньше не пользовался голосовой связью, не выказывал желания пообщаться с Гудвином лично, даже наоборот — изо всех сил противился этому. Кроме номера мессенджера, он так и не сообщил никаких своих контактов. «Разговор-текст гораздо лучше любого другого, — написал он еще в самом начале, после их знакомства. — Ты спокойно формулируешь мысли и строишь правильную конструкцию. Никаких эмоций и интонаций, отвлекающих от восприятия фактов. Поэтому я общаюсь только так».
Вторая кандидатура — что представлялось Гудвину гораздо более вероятным и неприятным — это бритый серебристолицый рэкетир, хотя голос не был похож. Тот, помнится, намекал на покровительство… А под подарком вполне можно понимать красочные портреты Гудвина во всех новостях. Но в таком случае нужно срочно бросать коммуникатор и бежать, потому что отследить жертву по приему голосового сигнала — раз плюнуть. Даже уличные банды хакеров с этим легко справлялись, а уж безопасники вычислят квартиру на раз-два.
— Прости, я немного занят. Поболтаем как-нибудь потом. — Голос у Гудвина дрожал, несмотря на то что он пытался говорить твердо. Да, прав был РейН. Набивать текст в окошечке гораздо удобнее. Никто не узнает, что ты нервничаешь.
— Как-нибудь потом будет уже поздно.
— Почему? — И опять вмешалось любопытство.
— Не важно. Навести меня вживую, ладно? Ты сможешь, я в тебя верю. И еще… это ты меня, хм, прости.
Внезапно звук оборвался, как будто канал перекрыли. Гудвин поднес коммуникатор к лицу и растерянно уставился на желтый подмигивающий смайлик, неизвестно как образовавшийся посреди черного мертвого экрана.
«Интересно, за что „прости“?» — успел еще подумать Гудвин, но через секунду возмущенно пискнул ДНК-определитель — дверь вздрогнула и тяжело рухнула внутрь квартиры, сорванная с петель точечными выстрелами бластера. «А я тебе говорил…» — устало подумал мозг и окончательно отключился от действительности.
Когда Гудвина, который все еще продолжал стоять как столб посреди комнаты, окружил патруль законников — не обычная бригада, а усиленная группа захвата, — он успел только крикнуть «Сволочь!» и швырнуть коммуникатором в стену. Потом получил пару ударов под дых — не очень сильных, а произведенных в воспитательных целях, — был обыскан с головы до ног и успел понаблюдать, как потрошат его шкаф и кухонные ящики, как, чертыхаясь, вытряхивают прямо на пол из микроволновки пластико-металлический обгорелый фарш…
Затем Гудвина скрутили, стащили вниз по лестнице и запихнули в бронированный мобиль. Даже не дали оправдаться и задать дежурный вопрос каждого задержанного: «За что? Я ни в чем не виноват!»
Гудвину казалось, что все это происходит не с ним. Сознание сбоило и время от времени выключалось, демонстрируя картинку действительности, похожую на отрывочный комикс. Вот его везут в ближайший участок. Считывают ДНК. О чем-то спрашивают.
Трясут. Обыскивают. Приводят в комнату без окон и сажают за стол.
Из голофильмов и со слов некоторых знакомых он знал одну из любимых игр законников — «хороший и плохой». Один всячески давил — не без физических угроз, а иногда и приводя свои угрозы в исполнение, в то время как другой излучал сочувствие и добросердечие. Друг и враг.
Ничего подобного с Гейтом не было. Пришел усталый мужчина средних лет, нехотя отодвинул стул, сел напротив арестованного, достал бланк и принялся что-то печатать. Пальцы быстро бегали по светящейся на бланке клавиатуре и заносили какие-то факты, обвинения, а возможно, даже и приговор.
Гейту в тот момент не было никакого дела до происходящего. Мозг получил передышку, которой пытался воспользоваться на полную катушку.
— Гудвин Гейт, — то ли спросил, то ли утвердительно пробормотал мужчина, отложив бланк в сторону.
— Да.
— Вина в хранении и применении вредного для человечества софта доказана. Смягчающие обстоятельства в виде добровольной сдачи флешки с использованным софтом учтены. Отягчающие обстоятельства: скрылись с места преступления, сбежали от сотрудников безопасности, неоднократно занимались информационным взломом и распространением незаконных программ…
На последних словах проблески сознания появились в голове Гудвина. Ну ладно, с «Ураганом» все очевидно — его подставили. Но доказательств по поводу взлома и распространения у них быть не должно. И даже если кто-то из клиентов его сдал, то про взломы никто из них не подозревал. Точно. Никто, кроме самого́ Гуд вина, не был осведомлен в этом вопросе. Или надо признать, что его давно уже вели и держали под колпаком. А в таком случае ничем хорошим дело не закончится.
И словно бы в подтверждение мужчина продолжил:
— Казнь состоится сегодня на площади возле Башни. Через два часа… — Он попытался сдержать зевок, но не смог и под прозревающим взглядом Гудвина закрыл рот ладонью. — Форма одежды парадная, — добавил он в нелепой попытке пошутить.
— Как?
— Так, — сказал мужчина и вышел, оставив арестованного наедине с собственными мыслями.
Получался какой-то странный фарс, носивший трагичный оттенок, и страдать в нем приходилось именно Гудвину Гейту.
«Казнь состоится сегодня на площади возле Башни».
Система правосудия Нового Вавилона работала быстро и эффективно. Ежедневно она классифицировала сотни преступлений и наказывала виновных. Суровые законы требовали суровой расплаты, однако количество преступников, как подозревал Гейт, не уменьшалось. Просто они становились все изощреннее.