Принцип соответствия выявляется в почтительности, которая в обыденной жизни оборачивается гармоническими отношениями. Определение дано Конфуцием, говорившим о пользе всеобщих соответствий, и оно вполне приложимо к тому духовному настрою, что должен создавать в себе участник чайной церемонии. К примеру, когда человек имеет дело с особами из высшего общества, поведение его будет простым и естественным, без всякого раболепия и самоуничижения. Если он находится в компании людей, которые ниже его по положению, отношение его к окружающим всегда будет уважительным, без всякой примеси заносчивости и спеси. К такому поведению побуждает нечто неуловимое, что пронизывает атмосферу чайного домика и вносит гармонию в отношения всех участников действа. Сколько бы ни длилась церемония, дух почтительности не иссякнет. Можно сказать, что здесь живет дух улыбающегося Кашьяпы и кивающего Цзэн-цзы, то есть дух Самости бытия, что за пределами обычного понимания.
По этой причине и принцип, одушевляющий весь чайный павильон от внешнего вида здания до выбора чайной утвари, способов сервировки, приготовления пищи, стиля одежды и т. д., следует искать в стремлении избегнуть чересчур усложненного ритуализма и нарочитой помпезности. Сама утварь может быть старой, но посредством ее дух-разум заряжается бодростью и свежестью восприятия – он всегда готов примениться к новому времени года и проистекающим от перемен в природе новым картинам окружающего мира, он ни перед кем не станет заискивать, ему чужды алчность и зависть, он не склонен к роскоши, всегда внимателен и заботлив с другими. Носитель подобного духа, разумеется, обладает хорошими манерами, всегда искренен – это и есть тяною.
Итак, суть чайной церемонии в том, чтобы прочувствовать и должным образом оценить дух естественной гармонии, объединяющий Небо и Землю, постигнуть всепроницающее присутствие пяти стихий, сидя у своего очага, любуясь горами, реками, скалами и деревьями, перенесенными к хижине в том виде, в каком они существуют в действительности, черпать освежающую влагу из кладезя Природы, собственными устами вкушать подаренные Природой ароматные яства. О, сколь же сладостно гармоническое слияние Неба и Земли!
Сыграл ли культ чая вместе с Дзэн-буддизмом какую-то роль в некоторой демократизации общественной жизни Японии? Несмотря на существование строжайшей социальной иерархии, сложившейся во времена феодализма, идеи равенства и братства находили в народе питательную среду. В комнатушке площадью десять квадратных футов всем гостям независимо от чинов и званий оказывается равное уважение: здесь все суетные мирские предрассудки отброшены, колени простолюдина соприкасаются с коленями вельможи, и они почтительно беседуют друг с другом о том, что интересует обоих.
Разумеется, Дзэн не принимает во внимание мирских различий в рангах и титулах – монахи вхожи во все сословия и повсюду чувствуют себя как дома. В недрах человеческой натуры заложено подспудное стремление отбросить все ограничения, искусственно навязанные обществом, и хотя бы изредка позволить себе непредвзято, раскованно и сердечно общаться с ближними – людьми, животными, растениями и так называемыми неодушевленными вещами. Потому-то мы всегда рады возможности такого раскрепощения. Без сомнения, это и имеет в виду Такуан, говоря о «гармоническом слиянии Неба и Земли», воспетом ангельским хором.
«Почтительность» в изначальной своей основе есть чувство религиозное – чувство, присущее тем, кто выше нас, простых смертных. Со временем оно трансформируется в общественные отношения, а затем может выродиться в голый формализм.
В наши дни, в эпоху демократии, никто не может считать себя выше другого, по крайней мере по социальному происхождению. Но если проанализировать само чувство почтительности, проследить за его истоками, то мы увидим в нем отражение недостатков каждого, проявляющееся в признании ограниченности своих физических, интеллектуальных, моральных и духовных возможностей. Подобное сознание пробуждает в нас желание преодолеть себя и самосовершенствоваться, а также потребность общения с теми, кто чем-то отличается от нас. Потребность эта направляет наши духовные импульсы к внешнему объекту; будучи же обращена к собственному «я», она превращается в самоотрицание, самоуничижение, чувство греховности. Все перечисленные качества сами по себе негативны, но позитивное их значение в том, что они пробуждают почтительность к другим людям, воспитывают умение не принижать достоинство окружающих.
Мы живем в тенетах противоречий: с одной стороны, мы считаем себя не хуже любого другого, с другой – врожденная подозрительность подсказывает нам, что многие лучше нас по тем или иным свойствам характера, а это порождает своего рода комплекс неполноценности. В буддизме Махаяны есть бодхисаттва, известный под именем Садапарибхута – «Никогда не принижающий». О нем упоминается в «Саддхарма-пундарика-сутре». Может быть, лишь с самими собой мы бываем искренни, когда в сокровенной глубине души испытываем непреодолимую тягу к ближним, несущую в себе оттенок самоуничижения. Как бы мы ни назвали такое влечение, но почтительность, бесспорно, является действенным религиозным чувством.
Дзэн позволяет сжечь все священные изваяния в храме, чтобы человек мог согреться холодной зимней ночью; Дзэн готов уничтожить все великое литературное наследие секты, чтобы спасти саму ее сущность как истину, избавленную от внешних искусов, сколь бы заманчивы ни казались они посторонним. И в то же время Дзэн не забудет вознести хвалу сломанной ветром и запачканной грязью травинке, не преминет преподнести все разбросанные по полям и лугам цветы сонму будд во всей бесконечности Вселенной. Дзэн умеет превозносить, потому что умеет принижать. Все, что нужно в Дзэн, и не только в Дзэн, – это искренность сердечных устремлений, а не чистый концептуализм или его физическая имитация.
Могущественный объединитель Японии Тоётоми Хидэёси (1536–1598) был покровителем искусства чайной церемонии и ревностным поклонником Сэн-но Рикю, который считается основоположником современного культа тяною. Хотя Хидэёси всегда стремился ко всему сенсационному, броскому и напыщенному, в конце концов он все же усвоил кое-что из основ чайной церемонии в понимании Рикю и его школы, что следует из пятистишия, преподнесенного мастеру Рикю на одном из «чайных вечеров»:
В глубинах души
бездонных, неизмеримых
воды зачерпнуть,
вскипятить на огне, пригубить —
В этом суть церемонии чайной…
Хидэёси во многих отношениях был грубым мужланом и жестоким деспотом, но в его увлечении чайной церемонией можно усмотреть нечто большее, чем желание использовать культ чая в чисто политических интересах. Приведенное стихотворение Хидэёси обнаруживает пресловутый дух почтительности в упоминании о «воде, которую зачерпнул в глубинах» из кладезя души.
Рикю учит: «Искусство тяною есть не что иное, как кипячение воды, приготовление чая и его поглощение». Все выглядит очень просто. Так же можно сказать, что человеческая жизнь состоит из рождения, еды, питья, работы, сна, женитьбы, воспроизведения потомства и, наконец, отхода в неизвестность. Ничто на первый взгляд не может быть проще, чем прожить подобную жизнь. Но многие ли из нас способны действительно жить такой предметно-материалистичной, а точнее, богоданной и богоугодной жизнью, отказавшись от страстей и желаний, не зная сожалений и во всем доверясь Провидению? Мы живем с мыслью о смерти; умирая, цепляемся за жизнь. Когда выполняется что-то одно, великое множество других интересов, зачастую весьма далеких от прежних, овладевает нашим воображением и отвлекает от дела, рассеивая энергию, которая должна была бы быть сосредоточена на единственно необходимом.
Когда в чайную чашку наливают горячую воду, вместе с ней изливается все на свете – хорошее и плохое, чистое и нечистое, поступки, за которые надо краснеть, и поступки, которые некуда больше выплеснуть, кроме как в недра подсознания. Если взять на анализ содержимое чайной чашки, мы найдем в нем всю ту грязь, что засоряет сознание, мешая его свободному току. Искусство достигает совершенства лишь тогда, когда оно перестает быть искусством, – это совершенство безыскусности, в котором утверждает себя изначальная искренность нашего бытия, и оно же определяет смысл поч-тительности в ритуале чайной церемонии. Иными словами, почтительность есть искренность и душевная простота.
Чистота, которая считается важнейшим духовным компонентом культа чая, является, вероятно, данью японскому складу характера и образу мысли. Чистота означает опрятность и любовь к порядку – качества, которые просматриваются во всех деталях чайной церемонии. В садике-родзи всегда есть чистая вода – если не природный ручей, то наполненный водой каменный резервуар. В чайном домике, конечно же, не найти ни пятнышка, ни соринки.
Столь ценимая в культе чая чистота, возможно, в чем-то сродни даосскому учению о Чистоте. Во всяком случае, оба эти учения имеют много общего, поскольку ставят своей задачей освобождение духа-разума от пагубного влияния страстей и чувств. Вот что говорит в «Хагакурэ» мастер чайной церемонии Накано Кадзума о своем искусстве:
«Дух тяною – в очищении пяти чувств человеческих от мирской скверны. Созерцание картины-какэмоно, висящей в нише-токонома, и цветов в вазе очищает зрение; дым курящихся благовоний очищает обоняние; звук воды, закипающей в чайнике или льющейся из бамбукового желоба, очищает слух; сам чай очищает вкус; прикосновение к чайной утвари очищает осязание. Когда же все органы чувств очищены, и дух-разум очищается от скверны. Культ чая в конце концов есть род духовного подвижничества, и я упорно стремлюсь никогда в течение дня не отклоняться от этого духа чайной церемонии, который весьма далек от обычного развлечения».
Одно из стихотворений Рикю гласит:
Слово родзи значит «тропинка
за пределы земных желаний».