* Когда Рикю был еще учеником у мастера чайной церемонии, ему однажды приказали прибрать родзи – дворик перед чайным павильоном. Между тем наставник прежде уже сам подмел родзи. Рикю не мог обнаружить ни соринки, но он сразу же догадался, что мастер имеет в виду: подошел к дереву и потряс его, так, что несколько листьев упало на землю. Находчивость ученика пришлась мастеру по душе.
* Рикю был очень восприимчив к красоте, оценивая достоинства того или иного предмета с позиций ваби и саби. Малейшее отклонение от принципов ваби сразу же бросалось ему в глаза. Однажды он в сопровождении зятя отправился на первую чайную церемонию по случаю наступления зимы. Когда гости подошли к усадьбе, они увидели старинные одностворчатые ворота. Зять похвалил вкус владельца, так тонко чувствующего саби. Но Рикю только саркастически улыбнулся: «Это очень далеко от истинного саби, сын мой. Присмотрись внимательно. Вещь дорогостоящая. Таких ворот в здешней округе не найти. Скорее всего, их привезли из какого-нибудь заброшенного горного храма, удаленного от мирской суеты. Подумай только, сколько труда и денег стоило хозяину перевезти такой предмет. Если бы он лучше разбирался в саби, то подыскал бы готовую створку или заказал у соседнего столяра, а уж к ней бы присоединил какую-нибудь доску от старинного строения из собственных владений. Вот тогда на этих воротах лежал бы отпечаток ваби, а вещь, которую мы сейчас видим, никак нельзя считать проявлением хорошего вкуса». Молодой человек надолго запомнил практический урок эстетики, преподанный мастером.
* Однажды Рикю отправился на чайную церемонию, где распорядителем был его старший сын. Когда гости вошли в родзи, мастер заметил кому-то из знакомых: «Среди камней, что лежат в земле на тропинке, один чуть выше прочих. Наверное, мой сын этого не заметил». Случайно эти слова услышал сын Рикю и подумал про себя: «А ведь я и сам давно уже подметил тот камень. Но что за быстрота ума, что за наблюдательность у моего отца!» Пока гости отдыхали после первой порции чая, сын Рикю незаметно выскользнул в родзи, немного углубил гнездо под камнем и устранил разницу в уровне. Тщательно замаскировав следы работы, он побрызгал вокруг водой и вернулся в помещение. На обратном пути, проходя по тропинке из камней, Рикю тотчас же уловил перемену и похвалил сына: «Что ж, должно быть, Доан слышал мое замечание. Но как близко к сердцу он его принял, как быстро все исправил, еще до нашего ухода!»
* Однажды Рикю с несколькими друзьями пригласили на тяною. Зайдя во двор усадьбы, где росли многолетние могучие дубы, они увидели, что дорожка к чайному домику сплошь устлана палой листвой. Можно было подумать, что гуляешь где-нибудь в горной глуши. «Прелестно!» – воскликнул Рикю и после минутного размышления добавил: «Вот только боюсь, что хозяин все-таки подметет листья – он пока еще не постиг идею саби». И верно, когда гости вышли освежиться после первой порции чая, дорожка была чисто выметена. Тогда Рикю подробно объяснил друзьям, как должен был бы выглядеть дворик перед хижиной в такой день. Позже, рассказывая одному из учеников, как следует ухаживать за родзи, мастер процитировал пятистишие Сайгё:
Листья дуба,
не успев пожелтеть,
устлали землю
На тропинке к горному храму,
на пустынной, глухой тропинке…
Нужно отметить, что каменные глыбы и валуны, а также мох и лишайники являются важнейшими составляющими японского садово-паркового искусства, особенно в той его области, что связана с чайными домиками, которые должны напоминать посетителям об атмосфере жизни дзэнского монаха-отшельника в горах, протекающей в соответствии с принципом саби. Камни, перенесенные к чайному домику со склонов гор, из ущелий, с берегов рек, призваны усиливать впечатление целостности Природы, удаленности от мира и присутствия духа старины. Всевозможные виды мха, укрывающего землю, и камни создают иллюзию горной обители, отстоящей на много переходов от шумного большого города. Это ощущение должен испытывать каждый посетитель чайного домика, ибо главная цель тяною в уходе от суетных забот и меркантильных интересов.
* У одного мастера чайной церемонии из Сакаи была в коллекции замечательная чайница, известная среди знатоков и ценителей под названием «Ундзан катацуки». Хозяин чрезвычайно гордился своим сокровищем. Однажды он специально пригласил на чай Рикю, чтобы показать мастеру столь редкую вещь. Однако Рикю даже виду не подал, что чайница его заинтересовала, и ни слова о ней не сказал. Расстроенный хозяин в сердцах разбил глиняный сосуд о край котелка, подумав: «Что толку владеть чайной утварью, если Рикю не обращает на нее никакого внимания!»
Приятель хозяина, случившийся при этой встрече, подобрал осколки и старательно их склеил, придав чайнице прежнюю форму. Работа была проделана настолько ювелирно, что сосуд и в отреставрированном виде не стыдно было поставить на стол. Рассудив так, этот человек решил пригласить в гости самого Рикю и посмотреть, что скажет мастер.
Когда чай был подан, острый глаз Рикю сразу же подметил знакомую чайницу, которая на сей раз была склеена из нескольких кусков. «Не та ли это чайница, которую я видел недавно в одном доме? – спросил мастер. – Вот теперь она действительно похожа на предмет, обладающий саби». Умелец был чрезвычайно доволен похвалой и вскоре вернул чайницу прежнему хозяину.
Переменив многих владельцев, битая чайница «Катацуки» наконец попала в руки знатного феодала. Кёгоку Анти, прославленный киотский мастер тяною, буквально лишился сна, сгорая от желания заполучить драгоценность. Его друг, известный лекарь, как-то раз пришел с визитом к даймё и случайно обмолвился о потаенной страсти Анти. Даймё такая одержимость показалась забавной, и он в шутку сказал: «Что ж, если ваш мастер заплатит две меры золота, я, пожалуй, готов расстаться с “Катацуки”».
Врач принял все всерьез и пересказал разговор Анти. Тот не колебался ни мгновения: «В таком случае я приобрету ее за две меры золота, а ты будешь нашим свидетелем».
Когда даймё услышал о намерении мастера купить чайницу на предложенных условиях, он просто остолбенел от удивления: «Что? Да ни за какие деньги я не отдам моей любимой “Катацуки”!» Дело осложнилось, и врач, который взял на себя роль посредника, не знал, как ему быть. Анти сам много раз наведывался к даймё, но все было напрасно. Все мастера чайной церемонии с любопытством наблюдали за развитием событий и предлагали наперебой свои услуги, чтобы уладить конфликт. Наконец, после неимоверных усилий соглашение было достигнуто. Даймё уговорили принять пресловутые две меры золота от «посторонних», то есть якобы не в качестве платы за чайницу, а как благотворительный взнос на нужды бедных в его именьях. Это избавляло благородного самурая от унизительной процедуры торговли сокровищем. Он же со своей стороны как бы передавал чайницу в дар Анти. Две меры золота по тем временам оценивались в огромную сумму – двенадцать рё.
Анти был очень доволен сделкой, хотя она, без сомнения, нанесла немалый ущерб его бюджету. Несколько меньше он был доволен самой чайницей, полагая, что ее можно было бы починить и поаккуратней. Он поделился еще с одним большим авторитетом тяною, Кобори Энею, намерением заменить некоторые из склеенных осколков, но мудрый Кобори сказал:
«Ведь именно за такую странную форму чайница и понравилась Рикю, а впоследствии приобрела известность среди знатоков. Не лучше ли все оставить как есть?»
* В японской архитектуре весьма важную роль играет ниша-токонома. Это углубление в стене главной комнаты жилища восходит к традициям дзэнской архитектуры и было изначально предназначено для картины или статуи иконографического типа. Сегодня в нише может висеть какэмоно любого содержания, но присутствие вазы с цветами и курильницы с благовониями все еще обнаруживает исторические связи.
Во время одной из кампаний Тоётоми Хидэёси осадил замок Одавара. Защитники крепости во главе с военачальником Ходзё оказывали упорное сопротивление, и осада затянулась на долгие месяцы. Хидэёси, чтобы развлечь своих приближенных, пожелал регулярно устраивать ритуальные чаепития, но, увы, не нашлось подходящей цветочной вазы для чайного домика. Рикю было велено немедленно найти и доставить вазу. Мастеру пришла в голову оригинальная мысль сделать вазу из бамбука. До него никто не пробовал использовать бамбук в качестве сосуда для икэбаны. И вот Рикю отправился в бамбуковую рощу, отыскал подходящий ствол, велел его срубить и сам вырезал незатейливую вазу. Позже, когда бамбуковое коленце высохло, в нем появилась трещина, которая и стала характерной отметкой знаменитой вазы. Назвали вазу «Ондзё-дзи» в честь одноименного буддийского храма на озере Бива, славящегося огромным надтреснутым колоколом.
По-домашнему скромная бамбуковая ваза с тех пор превратилась для мастеров чайной церемонии в бесценное сокровище не столько в силу своих художественных достоинств, сколько благодаря связанным с ней историческим ассоциациям.
Когда очередным владельцем вазы «Ондзё-дзи» стал некий Иэхара Дзисэн, к нему в Киото приехал из Нагои старый друг Номура Содзи с единственным намерением полюбоваться вазой. Однако Дзисэн ответил на просьбу друга отказом и предложил подождать год. За этот срок он соорудил у себя в усадьбе новый чайный павильон, в котором не было ни одной детали, ни одного предмета из бамбука. Только в токонома стояла бамбуковая ваза. Когда все было готово, Содзи наконец получил долгожданное приглашение и мог насладиться созерцанием вазы в подобающем интерьере. Содзи, год назад получивший отказ, конечно, затаил обиду, но, поняв, какими возвышенными помыслами руководствовался Дзисэн, все простил и по достоинству оценил бережное отношение хозяина к шедевру Рикю.
Богатый эдоский купец Фуюки из квартала Фукагава хотел приобрести вазу «Ондзё-дзи» для своего чайного домика, но Дзисэн ни за что не соглашался ее продать. Позже, когда Дзисэн оказался в стесненных обстоятельствах, он вспомнил, что Фуюки не так давно предлагал за бамбуковую вазу 500 рё, и послал в Эдо слугу с письмом, соглашаясь уступить «Ондзё-дзи» всего за 450 рё, то есть на 50 рё дешевле. Фугоки не дал никакого ответа, но отправил в Киото вслед за слугой Дзисэна своего посланца, который и вручил хозяину вазы сумму в 500 рё. Ваза с почетом была доставлена в Эдо. Отказавшись принять скидку, Фуюки тем самым хотел продемонстрировать величайшее уважение к бесценному произведению искусства, неподвластному низменным меркантильным интересам.