Дзэн в японской культуре — страница 7 из 50

дения цивилизации были приучены вырабатывать в себе такие способности, если они хотели добиться успеха в искусстве или религиозном подвижничестве. Принцип этот был сформулирован в известном девизе Дзэн-буддизма: «Одно во Всем, и Все в Одном». Глубинное постижение кардинального принципа и порождает творческий гений.

Здесь чрезвычайно важно уловить правильный смысл девиза. Некоторые полагают, что в нем заключено кредо пантеизма, и такое мнение разделяют даже некоторые приверженцы Дзэн. Прискорбное заблуждение! Ведь пантеизм абсолютно чужд как самому учению Дзэн, так и идее верного осознания художником своей миссии. Когда дзэнские мастера провозглашают: «Одно во Всем, и Все в Одном», они вовсе не имеют в виду, что есть конкретное Одно либо Все, что Одно находится в другом и наоборот. Да, если Одно присутствует во Всем, можно вообразить Дзэн учением пантеистическим. На самом же деле имеется в виду совсем иное: Дзэн не признает ни Одного, ни Всего в отрыве друг от друга. Изречение «Одно во Всем, и Все в Одном» нужно понимать как категорическое утверждение непреложного факта, не пытаясь анализировать составляющие элементы. Мы смотрим на луну и знаем, что видим луну, – этого уже достаточно. Тот, кто пытается проанализировать свой опыт и вывести некую теорию познания, не может называться адептом Дзэн. Он перестанет быть таковым, как только приступит к процедуре анализа. Дзэн поощряет опыт, но отказывается подчиняться любой философской системе.

Даже когда Дзэн допускает логические рассуждения, он не впадает в пантеистическое истолкование мира. Прежде всего, в Дзэн нет понятия «Одно». Если речь идет об «Одном», как если бы такое понятие существовало, это всего лишь вид уступки общепринятым обозначениям. Для адептов Дзэн «Одно есть Все, и Все есть Одно». Первое всегда равнозначно второму, и разделить их невозможно. Все на свете пребывает в Пустоте (шуньяте) или вне ее в своей «таковости», Самобытности (татхата). Самобытность вещей по сути и есть Пустота: татхата есть шуньята, а шуньята есть татхата.

Следующий парадоксальный диалог-мондо поможет мне проиллюстрировать отношение Дзэн-буддизма к так называемому пантеистическому восприятию Природы.

Некий монах спросил Тосу (Тоу-цзы), дзэнского мастера эпохи Тан: «В моем понимании все звуки суть глас Будды. Это верно?» Наставник ответил: «Верно». – «В таком случае, учитель, – продолжал монах, – не могли бы вы прекратить издавать звуки, в которых слышится хлюпанье болотной грязи?» Наставник в ответ дал ученику затрещину.

Тогда монах снова обратился к Тосу с вопросом: «Правильно ли я понимаю указание Будды о том, что всякая речь, как бы ни была она пуста, банальна или оскорбительна, относится к высшей Истине?» – «Совершенно правильно», – подтвердил наставник. – «В таком случае, – продолжал монах, – могу я назвать вас ослом?» Мастер снова ответил затрещиной.

Вероятно, приведенный диалог следует разъяснить общедоступным языком. Считать каждый звук, каждый шум, каждое изреченное слово за порождение единой Реальности, то есть единого Бога, – это и есть пантеистический подход, как мне думается. Ведь «Сам дает всему жизнь и дыхание и все» (Деяния, 17:25), и еще сказано: «Ибо им мы живем и движемся, и существуем» (Деяния, 17:28). Если так, то и охрипшая глотка дзэнского мастера воспроизводит лишь отголоски мелодичного потока сладкоголосых речей, изливающихся из золотых уст Будды. Если так, то и при уподоблении уважаемого мастера ослу оскорбление должно рассматриваться не как оскорбление, а как отражение частицы высшей истины. Все формы и разновидности зла должны быть сочтены воплощающими по-своему правду, добро и красоту, вносящими свою лепту в усовершенствование Сущего. Выражаясь более определенно, плохое есть хорошее, безобразное есть прекрасное, ложь есть правда, несовершенное есть совершенное и наоборот. Таково восприятие людей, считающих, что божественная природа имманентно присуща всему в мире. Дзэн же часто подвергался критике за демонстрацию сходной тенденции миросозерцания на практике.

Однако Тосу выступил против такого интеллектуалистского толкования и потому ударил монаха. Последний, по всей вероятности, ожидал, что наставник придет в замешательство от его вопросов, которые логически вытекали из первой посылки. Мастер же, как и все мастера Дзэн, знал бесполезность любой попытки разубедить монаха словом. Ведь словопрения ведут от сложности к сложности, и так без конца. Очевидно, оставался один действенный способ заставить такого, как этот упрямый монах, осознать ложность его концептуальных построений – просто ударить и дать на личном опыте почувствовать смысл утверждения «Одно во Всем, и Все в Одном». Его следовало пробудить от зачарованного сна логических рассуждений – отсюда и радикальная мера, примененная мастером Тосу.

Сэттё (Сюэ Toy) приводит комментарий к этому мондо в поэтических строках:

Сколь прискорбно, что многие внемлют соблазну

беззаботно играть с волнами прилива,

Ибо их ожидает неизбежная гибель —

всех поглотит безжалостная пучина.

О, когда бы от сна пробудились люди,

от бездумного тяжкого помраченья,

И узрели, что реки текут к истокам,

вспять стремятся, вздымаясь и разливаясь!..

Здесь нужен поворот, пробуждение, сдвиг сознания, благодаря которому человек придет к пониманию истины Дзэн, а истина эта – не за пределами сознания и не в самом сознании, а в реальной жизни. Тосу провозглашает истину так:

Монах: «Что есть Будда?»

Тосу: «Будда».

Монах: «Что есть Дао?»

Тосу: «Дао».

Монах: «Что есть Дзэн?»

Тосу: «Дзэн»[3].

Мастер отвечает как попугай, он превращается в эхо. В действительности же нет иного пути просветить монаха, кроме утверждения: «Что есть, то и есть». Это конечный результат опыта.

Возьмем еще один пример, разъясняющий суть вопроса. Однажды монах пришел к Дзёсю (Чжао Чжоу), прославленному танскому мастеру Чань (Дзэн), с вопросом: «Сказано в Каноне, что Совершенный Путь не знает трудностей и лишь не признает различения. Что же означает неразличение?»

Дзёсю изрек: «Под небесами и на небесах я один Благопочитаемый».

«Здесь все же есть разграничение», – возразил монах.

«О ничтожество! Где ты видишь разграничение!» – осадил его мастер.

Монах больше не проронил ни слова.

Под различением или разграничением дзэнские мастера подразумевали стремление не принимать факты как они есть, но, размышляя и анализируя, выводить из них концепцию, чтобы затем, нагромождая все новые и новые постулаты, окончательно предаться пороку рационального суемудрия. Категорическое заявление Дзёсю не допускает никаких экивоков, обсуждений и споров. Мы должны принять все, как есть, и тем удовольствоваться. Если мы почему-либо принять все таким образом не можем, следует оставить Дзёсю в покое и найти другой источник прозрения. Монах не сумел понять Дзёсю сразу и потому заметил: «Здесь все же есть разграничение». В действительности же разграничение было допущено самим монахом, а отнюдь не Дзёсю – отчего и «Благопочитаемый» превратился в «ничтожество».

Как уже было сказано выше, в девизе «Одно во Всем, и Все в Одном» понятия «Одно» и «Все» не могут рассматриваться отдельно, а затем попросту соединяться при помощи предлога. Никакое различение здесь недопустимо – нужно принимать все в целом и на том стоять. Больше ничего не требуется. Мастер отвечает на вопрос ударом или бранью не потому, что он настолько возмущен или настолько несдержан, а чтобы вызволить учеников из пропасти, в которую они попали. Никаких аргументов, никакого словесного убеждения здесь не достаточно. Только мастер знает, как вывести учеников из логического тупика, открыть перед ними новые пути, следуя которыми, они придут в Изначальную Обитель.

То, что можно назвать интуитивным или эмпирическим пониманием факта «Все в Одном, и Одно во Всем», является по сути фундаментальной истиной буддизма, которую проповедуют самые различные школы. Так, в трактовке буддийской секты Праджня, шуньята есть татхата и татхата есть шуньята.

Шуньята (Пустота) являет мир Абсолюта, а татхата (Самобытность) являет мир частностей. Одно из популярнейших дзэнских изречений гласит: «Ивы зелены, цветы алы». Здесь мы находим утверждение мира частностей, отдельных феноменов, где бамбук всегда прям, а ветви сосен изогнуты. Приобретенные опытом факты принимаются, как они есть – Дзэн не нигилистичен в своем подходе. И в то же время все это Пустота – не в относительном, а в самом прямом и абсолютном смысле.

Пустота в абсолютном смысле не есть понятие, которое можно вывести путем умозаключений, но подтвержденный опытом факт – такой же, как прямизна бамбука или алый цвет лепестков. Это утверждение, идущее от интуитивного постижения, личностного восприятия. Когда, вместо того чтобы устремляться наружу, к рациональному умствованию, дух и разум обращаются внутрь, они постигают, что все на свете происходит из Пустоты и в Пустоту возвращается, что приход и уход составляют единое движение, хотя мы и должны описывать их как два действия. Такая динамическая идентификация лежит в основе нашего опыта, и на ней базируется вся наша жизнедеятельность. Дзэн учит нас постигать эту истину. Рассматривая проблему под таким углом, мастер, будучи спрошен: «Что есть Дзэн?», отвечает иногда: «Дзэн», а иногда: «Не-Дзэн».

Теперь мы понимаем, что принципы рисунка тушью суми-э следуют из дзэнского опыта и что такие качества, как Прямота, Простота, Динамизм, Одухотворенность, Полнота, органически соотносятся с Дзэн. В суми-э нет пантеизма – нет его и в Дзэн.

Глава третьяДзэн и самураи

Можно усмотреть некоторую странность в том, что Дзэн тесно сроднился с духовной жизнью воинского сословия Японии. Какие бы формы ни принимал буддизм в тех странах, где он процветает и поныне, он всегда оставался религией сострадания, и за всю свою многовековую, насыщенную событиями историю он никогда не имел отношения к войне и военному делу. Чем же объясняется та роль, которую был призван сыграть Дзэн-буддизм в укреплении воинственного духа самураев?