Политбюро ЦК ВКП(б) с письмом, в котором с возмущением писал, что этот эксперимент Сокольникова может стать началом развала органа охраны пролетарской революции. В условиях, когда СССР подвергается натиску со стороны внутренних и внешних враждебных сил, сдача этой позиции означает разоружение Советского государства перед контрреволюцией.
Советское правительство внимательно отнеслось к протесту Дзержинского и отменило решение Наркомфина.
Хочется остановиться еще на одной своеобразной черте характера и деятельности Феликса Эдмундовича. К лицам, совершившим то или иное преступление, он подходил строго дифференцированно. Прежде чем подвергнуть это лицо наказанию, он учитывал степень опасности совершенного деяния, социальное положение преступника и его поведение в процессе расследования преступления. Любопытный в этом отношении случай произошел в 1922 году с одним молодым человеком.
В гараже ГПУ раздался телефонный звонок: «Говорит Дзержинский, немедленно подайте мне машину». Машина была подана по указанному адресу. Уже стемнело, а она не возвращалась. В гараже забеспокоились. Позвонили секретарю Дзержинского, но ответил сам Феликс Эдмундович.
– Как? Вы у себя, а где же машина?
– Какая машина?
– Да ваша. Вы же вызвали, и вот ее нет до сего времени.
– Немедленно отыскать машину, пассажиров – ко мне в кабинет!
Автомобиль был задержан, а обнаруженный в нем человек был доставлен в кабинет Дзержинского. Перед Феликсом Эдмундовичем предстал невысокого роста человек в солдатской шинели и фуражке. Бородка клинышком, усы. Доставленный был сильно взволнован, побледнел, усы, борода, губы тряслись.
– А! Дзержинский! – иронически заговорил председатель ГПУ. – Приятно с вами познакомиться. А я думал, что я Дзержинский. Оказывается, вы! Посмотрите, точно Дзержинский. Усы, бородка, одежда! Только вот ростом не вышел…
Пассажир пытался броситься на колени. Путался, прося прощения. Феликс Эдмундович предложил ему твердо держаться, спокойно рассказывать всю правду: зачем вызвал машину, куда ездил. Пока это происходило, стало известно, что задержанный – сотрудник Наркомпути. Никогда ни в чем предосудительном не был замечен, но почему вызвал машину, выяснено не было. Пассажир рассказал об этом сам.
– Сегодня воскресный день… Товарищи решили вместе отдохнуть. Пообедали, выпили… Захотелось с шиком покататься по Москве. Моим товарищам вызвать машину из гаража Наркомпути не удалось. Я назвал их шляпами и поспорил с ними, что вызову машину из гаража ГПУ. Меня подняли на смех. Я предложил товарищам пари, которое было принято. Машина пришла, и мы отправились кататься. Стемнело. На одной из улиц поперек встала чья-то машина, из которой вышли военные. Мои спутники сразу исчезли, а я растерялся.
Пассажир совершенно отрезвел. Феликс Эдмундович назвал все это преступным трюком, который заслуживает самого строгого наказания. Казалось, все кончено: судьба сотрудника Наркомпути незавидная. Но, оказывается, мы ошиблись. Дзержинский поднялся из-за стола и, подойдя к пассажиру, по-отцовски сказал:
– Вы совершили серьезное преступление, угнав государственную машину, и заслуживаете наказания. Но вы правильно поступили, что чистосердечно признали свою вину. Кроме того, вы, как нам сообщили, безупречный работник. Поэтому мы прощаем вас в надежде, что больше вы ничего подобного не повторите. Вместе с тем, должен заметить, что вы преподали нам большой урок. Оказывается, у нас в гараже сидят ротозеи, зеваки. У них из-под носа была уведена машина председателя ГПУ. Подумать только! Вы свободны.
Пассажир исчез, как будто его ветром вынесло. Феликс Эдмундович предложил составить приказ с инструкцией пользования машинами гаража. Дело было налажено, виновные понесли заслуженное наказание.
Ф. Э. Дзержинский еще задолго до назначения его на пост председателя ВСНХ многое делал для того, чтобы силами и средствами ВЧК-ГПУ помочь восстановлению разрушенного народного хозяйства. Отсюда – борьба чекистов с саботажем и спекуляцией, с детской беспризорностью и бандитизмом, со взяточничеством и должностными преступлениями, которые являлись сильным тормозом в налаживании экономики страны. Характерным в этом отношении может быть такой пример.
В 1923 году чекисты убедились в том, что пока в Москве будет действовать Хитров рынок, окончательное искоренение в столице спекуляции и уголовных преступлений невозможно. Свое мнение они доложили Дзержинскому. Феликс Эдмундович тотчас же в сопровождении чекистов инкогнито отправился на Хитров рынок. Там ему представилась мрачная картина: рынок кишел отбросами общества – спекулянтами, шулерами, ворами и другими паразитическими элементами. На другой день он связался с Московским Советом и добился ликвидации Хитрова рынка – этого остатка старой, крепостной Москвы.
С переходом Дзержинского в ВСНХ перевод чекистских органов на хозяйственные рельсы получил особенно яркое выражение. Возрождение и строительство промышленности, поднятие производительности труда, улучшение положения и быта рабочих и крестьян, укрепление их союза он считал главными и самыми ответственными участками боевого фронта. Задача ОГПУ – всемерно содействовать победе на этом фронте.
Помощь органов ВЧК-ОГПУ возрождению хозяйства выразилась, в частности, в том, что по указанию Дзержинского ряд опытных и закаленных в борьбе с контрреволюцией чекистов были направлены на хозяйственную работу. Автор этих воспоминаний также был переведен на работу в ВСНХ…
Умение ценить людей, справедливая и принципиальная оценка их поступков, их труда снискали любовь и уважение к Дзержинскому всех, кто знал его не только лично, но и по его делам. Славная когорта чекистов, армия промышленников, хозяйственников и бесчисленные массы рабочих верили ему, шли за ним, беспрекословно выполняли его указания.
Для Дзержинского не было жизни, кроме работы, в которой он кипел непрерывно, сердце же его все больше сдавало. Оно не выдержало огромного напряжения. Врачи предостерегали, друзья уговаривали щадить себя. Но Феликс Эдмундович не мог иначе…
С Г. ТихомоловВосемь лет с Дзержинским
Тихомолов Сергей Григорьевич – личный шофер Ф. Э. Дзержинского в 1918–1926 гг.
Моя первая встреча с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским состоялась 27 мая 1918 года. Прежде чем я приступил к работе шофером на машине «Паккард» в ВЧК, меня вызвали к нему на беседу…
Когда я вошел в кабинет, навстречу ко мне из-за стола поднялся высокий, худой человек с умными, проницательными глазами. Одет он был очень скромно: солдатская гимнастерка и брюки, заправленные в сапоги.
– Здравствуйте! – сказал он. – Как вас зовут?
– Сергей Тихомолов.
– А я Дзержинский.
Я тогда еще не знал, кто такой Дзержинский.
Феликс Эдмундович расспросил меня о моей предыдущей работе и сказал, что я буду обслуживать членов президиума ВЧК.
– Работать придется в три смены. Подберите себе помощников. О жилье для вас позаботится Абрам Яковлевич Беленький…
Мне выдали продовольственную карточку: на хлеб, на завтрак, обед и ужин. Хлеба давали 100 граммов в сутки, завтрак состоял из двух маленьких лепешек и стакана чая, в обед – суп или щи из конины, на второе – тушеная конина с соусом из отрубей, а на ужин – опять две лепешки с чаем…
Белогвардейские банды и иностранные интервенты терзали нашу Советскую страну со всех сторон. Кулачье восставало, прятало хлеб, развелось много мешочников и спекулянтов. И со всем этим приходилось бороться ВЧК под руководством Ф. Э. Дзержинского.
Жил Феликс Эдмундович в 1918 году в основном в своем кабинете в ВЧК, хотя был прописан у своей сестры Ядвиги Эдмундовны Кушелевской в Успенском переулке, а затем на Петровке под фамилией Доманский. Но он редко там бывал. Осенью 1918 года он получил комнату в Кремле.
Однажды меня вызвал к себе заместитель председателя ВЧК Петерс и сказал, чтобы я по одной и той же дороге из Кремля не ездил, а все время менял маршруты. Стало известно, что на Дзержинского готовится покушение. Я начал выполнять распоряжение Петерса и каждый раз ездил другим путем. Феликс Эдмундович это заметил и спросил:
– Что это вы меня возите по разным улицам?
Я объяснил, почему так делаю. На это он сказал:
– Не бойтесь и поезжайте старым путем.
И мы стали ездить старой дорогой.
6 июля 1918 года меня с машиной вызвал к подъезду ВЧК Петерс. Я подал машину. Из подъезда торопливо вышел очень взволнованный Феликс Эдмундович. С ним было еще несколько товарищей. Все быстро сели в машину и поехали в Денежный переулок к германскому посольству. По дороге из разговора я понял, что на германского посла Мирбаха было совершено покушение.
Феликс Эдмундович сказал:
– Это такая провокация, на которую даже Азеф не был бы способен.
Когда мы подъехали к посольству, там уже было несколько машин из следственных органов. Феликс Эдмундович прошел в здание посольства, где пробыл больше часа. Затем мы поехали в Трехсвятительский переулок, в отряд Попова… По дороге я узнал, что левые эсеры Блюмкин и Андреев, получив от заместителя председателя ВЧК левого эсера Александровича мандат с поддельными подписями Дзержинского и Ксенофонтова, явились в германское посольство и убили Мирбаха. Они, скорее всего, укрылись в отряде Попова…
Подъехав к белому особняку, где располагался отряд Попова, я остановил машину. Феликс Эдмундович и его товарищи вошли в особняк, а я остался ждать у подъезда.
Вскоре ко мне подошли два матроса и предложили войти в помещение. Я выдернул провод выключения двигателя и пошел с матросами. Когда вошел в здание, то, прежде всего, увидел Александровича. Он спросил меня:
– Ты за кого?
– Я за Советскую власть, – отвечаю.
– Я тебя спрашиваю еще раз: ты за кого?
– За Ленина, – говорю.
– Еще за кого?
– За Дзержинского.
– И его туда же, – приказал Александрович.
Мне вывернули руки, вытащили револьвер из-за пояса и толкнули в закрытую дверь. Она распахнулась, и я оказался в комнате, где уже было человек двадцать-тридцать. Я увидел Феликса Эдмундовича, наркома почт и телеграфа Подбельского, сотрудников ВЧК Соколова, Хрусталева, Лациса и других товарищей.