Справки самого же председателя ВЧК – ОГПУ точны и безупречны. Существо вопроса излагается четко, с указанием конкретных задач и предстоящего объема работы. Примером этому может служить следующая его записка: «При сем бумага из комитета по делам мобилизации, наводящая на мысль, что этот комитет паразитическое учреждение… выявить:
1) личный состав, их прошлое,
2) их работу: кому от нее и какая польза,
3) их смета и оклады, штаты и имущество,
4) постановка дела с точки зрения конспирации и секретности,
5) их отчетность».
Более обстоятельной информации Дзержинский требовал о всех негативных явлениях. Так, 6 марта 1923 г. он просил З.Б. Кацнельсона представить доклад о злоупотреблениях в одном из учреждений военного ведомства. «В сообщении изложить подробные сведения о штатах и структуре организации, список ответственных сотрудников, их оклады, расходы, наличие складов, автомобилей, лошадей и др.». Вместе с тем председатель ВЧК – ОГПУ считал весьма опасным обобщение различных неурядиц и представление их в партийные органы как всеобщих. «Таким путем, боюсь, мы сеем панику и смуту. Тон наших циркуляров должен быть другой. Чека и Ос. от. должны объективно сыграть громадную роль в борьбе с неурядицами…» Это требование касалось и других документов. Так, после прочтения проекта циркуляра о тройках, расследующих положение красноармейцев, Дзержинский писал Ягоде 25 ноября 1920 г.: «…Проект задерживаю до решения комиссии ЦК. Хочу сделать, однако, несколько замечаний. Думаю, что нам не стоит вообще в таком тоне писать циркуляров, т.е. преувеличивать, сгущать краски, давать обоснования, которые могут на местах быть поняты как тенденция и агитация против спецов, не подчеркивать так прав и власти ЧК, а всегда скромнее рекомендовать им держаться, заставляя принять участие губисполкомы и губкомы, у которых вся полнота власти, а не в губчека. Я считаю вообще опасным, если губЧК или ос. отделы будут думать, что они только соль земли…»[781]
24 декабря 1924 г. председатель ОГПУ обратил внимание Менжинского на необходимость составления всесторонних, содержательных сведений ОГПУ, «чтобы они членам ЦК действительную дали картину нашей работы в кратких словах и представили бы всю конкретность…». Председатель ОГПУ также рекомендовал тщательно проверять сводки: «если нужны сведения, то брать их у других государственных учреждений», а «для проверки основных данных ОГПУ может посылать иногда их нашим органам на места, чтобы выявить вранье. Тогда будет польза». Он требовал, чтобы чекистские материалы получали те лица, которым они могли оказать помощь в работе. Органам ОГПУ было предложено улучшить составление информационных сводок, потому что качество некоторых из них оставляло желать лучшего. Об этом, в частности, говорил Р.А. Пиляр на 2-м Всесоюзном съезде особых отделов ОГПУ в январе 1925 г.: «Когда нам приходится здесь в центре читать ваши отчеты, мы приходим в ужас. Это в несколько сот страниц целые тетради, там есть все, что хотите, но уловить картину интересующих нас явлений, чрезвычайно трудно…»
Помимо издания бюллетеней готовились различного рода справки, сводки, сообщения и обзоры для ВЦИК РСФСР, ЦИК СССР, СНК РСФСР, СНК СССР, СТО и ЦК РКП(б) —ВКП(б). Только в 1921—1922 гг. на имя В.И. Ленина ВЧК направила восемь информационных сообщений: о политическом и экономическом положении Советской республики, о политическом положении в военных округах, обзор материалов зарубежной печати и другие[782].
26 октября 1925 г. Ф.Э. Дзержинский в письме к Г.А. Русанову выступил против предложения передачи сбора информации о достижениях заграничной техники Разведупру, которое просило на организацию этого дела 50 тыс. руб. Оно должно «заниматься своим делом – военным, а для этого должна быть особая организация или в ВСНХ, или у нас, в ГПУ». «За эти деньги, – писал он,– разве мы не могли бы наладить этого дела. Я думаю, нам нужно или при ИНО, или отделе рационализации создать ячейку (орган) информации о достижениях заграничной техники. Ячейку с открытой деятельностью. Эта ячейка имела бы быть руководителем и давать директивы для другой, скрытой ячейки у нас в ГПУ или в ВСНХ о получении секретов, моделей и т.д. Если же это дело будет в Разведупре, то это будет только предлогом для пополнения средствами ВСНХ своего бюджета. Подумайте, посоветуйтесь и после возвращения моего из отпуска доложите мне»[783].
Анализируя характер информационной работы чекистов под руководством Дзержинского в 1917—1926 гг., следует отметить, что основным ее содержанием был сбор сведений по ряду направлений. Во-первых, об отношении к мероприятиям советской власти. Во-вторых, о политике различных политических партий, планах белогвардейцев и эмигрантских центров, о мелкобуржуазной стихии, ее влиянии на советский и партийный аппарат, на профсоюзные организации и кооперативы. В-третьих, о подрывной деятельности различных организаций и группировок, в том числе революционно-демократических партий, о духовенстве, состоянии вузов, армии, торговли и другом.
Наряду с информированием высших партийных и советских органов Ф.Э. Дзержинский заботился о всемерном совершенствовании информационных сообщений в интересах Военного ведомства. Хорошо налаженная информация о частях и подразделениях Красной армии и Красного флота имела особое значение для поднятия их боеспособности и боевой готовности. Во многих выступлениях Дзержинский указывал, что «если мы желаем иметь крепкую и сильную армию, если мы желаем, чтобы она не подвергалась опасному влиянию контрреволюционных сил», то должны изучать настроение армии, то есть изучать настроение военнослужащих, выходцев в основном из крестьян, потому что «армия выражает и не может не выражать тех настроений, которые имеются в крестьянстве».
Поэтому Дзержинский обязал особые отделы согласовывать сводки со всеми ведомствами, от которых поступала информация. 15 февраля 1925 г. он дал указание Ягоде: «сговориться с ПУРом о сводках ос[обого] отдела в смысле, как их составлять, как их использовать и как поставить контроль этого использования и, наконец, как проверять их правдивость, не сгущать краски…» Он обязал чекистов сообщать руководству Красной армии сведения о всех контрреволюционных выступлениях и выполнять разведывательные задания командующих военными округами. Кроме того, просил главкома С.С. Каменева присылать в ВЧК копии всех оперативных и разведывательных сводок, поступающих в штаб РККА. И прежде всего о политическом состоянии частей и подразделений. В инструкции ОГПУ от марта 1924 г. оно определялось как настроение и отношение к советской власти и РКП(б), контрреволюционная агитация, наличие членов антисоветских партий, кулачества, бывших белых, национальная рознь, антисемитизм, религия, взаимоотношение с местным населением, взаимоотношение командования и политического состава, положение красных командиров, пьянство, дезертирство, дисциплина и другое.
Ввиду усилившейся агрессивной политики западных держав председатель ОГПУ обратил внимание на войсковые части, дислоцированные в районах Украины, Белоруссии и на северо-западе России. Он предложил «улучшить нашу информацию, дабы не прозевать процессов по накоплению сил и консолидации наших врагов»: срочно составить сводку и использовать весь материал, имевшийся в ЦКК—РКИ, наметить план наблюдения и выявления, а также меры по предупреждению всяческих злоупотреблений. Эти меры, считал Дзержинский, должны быть приняты по всем линиям: особого отдела, пограничной охраны, губернских отделов ОГПУ и губкомов партии, потому что в армии и на флоте нарастали негативные процессы.
Советское политическое руководство было обеспокоено настроением личного состава армии и флота, прежде всего командиров. В армии и на флоте всё более нарастали негативные явления. С 1924 г. актуальной становится борьба с террором в деревне против сельских активистов.
6 января 1924 г. член ЦК РКП(б) И.И. Коротков напечатал в «Правде» статью «В деревню!». В ней отмечались факты нарушения законности, неуважения к крестьянству и указывалось на распространение в деревне хулиганства, самогоноварения, краж, поджогов. Статья была помещена редакцией в дискуссионном плане. После ознакомления с ней Дзержинский писал Менжинскому 5 февраля 1924 г.: «Вопрос, поднятый т. Коротковым, колоссальной важности.
Прошу Вас дать свои соображения и предложения о той роли, которую могли бы сыграть органы ГПУ в борьбе с бесправностью в деревне и хулиганством. Огромную роль могли бы сыграть и наши красноармейцы, поскольку нами будет организована их связь и руководство с деревней.
Органы ТО ГПУ могли бы тоже сыграть большую роль с пользой для крестьян и транспорта»[784].
Трудное положение в городе и особенно в деревне сказалось негативно на Красной армии и войсках ВЧК – ОГПУ. Многие красноармейцы были недовольны политикой власти. Они прямо заявляли: «Нам здесь рассказывают, что соввласть проводит правильную политику. Это неверно. Будучи на селе, я убедился, что крестьян душат хуже, чем при царе», «власть обманывает крестьян, каждый день пишут, что налоги уменьшаются. Политика партии неправильна, нужно из такой партии бежать». И бежали не только из партии, но и из комсомола.
Осенью 1924 г. крестьяне, как и в 1922 г., бойкотировали выборы в местные советы. В целом по 49 губерниям России в выборах приняло участие лишь 28,9 % от общего числа избирателей. В 1925 г. дело дошло до вмешательства органов ОГПУ в избирательную кампанию. Сводки ОГПУ отмечают повсеместное нарастание политической активности крестьян, которая выражалась в требованиях создания союзов трудового крестьянства и союзов хлеборобов, в стремлении установления общественного контроля над работой советов. Более всего это замечалось в Гомельской и Ярославской губерниях, в Сибири и Поволжье. Дзержинский отмечал, что «крестьянство приобрело способность к ясному пониманию и учету своих интересов, сознательной постановке вытекающих отсюда задач и к резкой критике экономических мероприятий соввласти»