ционирует, а в Англии знакомая нам система была создана в 1837 году. Еще более опосредованно можно заключить, что в описываемую эпоху существует уже и железная дорога: когда у Бильбо сдают нервы, он вопит «точно свисток паровоза, вылетевшего из туннеля» (правда, это выражение автора, а не самого героя). Первая грузопассажирская железная дорога на паровой тяге открылась в Англии в 1825 году, первый туннель был построен пять лет спустя.
И, разумеется, все наши умопостроения оказываются совершенно неверными, поскольку нам прямо сообщают, что дело было «в те далекие времена, когда в мире было гораздо меньше шума и больше зелени». Впрочем, Толкин не забыл ничего из вышеизложенного и впоследствии приложил много усилий, чтобы объяснить или сгладить несоответствия. Однако дело в том, что в древнем мире Средиземья хоббиты являются и всегда остаются анахронизмом. Это и есть их основная функция — можно заметить, что за счет этого анахронизма решается задача, которая часто встает перед авторами исторических романов и к которой они иногда подходят аналогичным образом. Перенося действие в отдаленное время, автор может обнаружить, что между той эпохой и современными представлениями читателей существует слишком большой разрыв, который не так просто преодолеть. И поэтому в историческую эпоху вводится персонаж, чье мировоззрение и отношение по сути соответствуют современным, чтобы сориентировать читателя, помочь ему почувствовать, каково это — жить в то время.
Очевидным примером служит серия романов С. С. Форестера об офицере Хорнблоуэре, которая начала публиковаться ровно в то же время, что и «Хоббит». Те, кто с ними знаком, наверняка помнят, что норму для эпохи Нельсона олицетворяет твердолобый и бессердечный Буш, которому резко противопоставляется более интеллигентный и чувствительный Хорнблоуэр с его ужасом перед поркой, верой в пользу обливаний холодной водой и соблюдения чистоты и опасно демократическими взглядами — стоящий гораздо ближе к человеку ХХ века. Бильбо берет на себя такую же роль «отражателя» — даже в большей мере, чем те хоббиты, которые пошли по его стопам во «Властелине колец». Он обладает теми же недостатками, какими обладал бы читатель — будь то ребенок или взрослый, — если бы волшебным образом перенесся в Средиземье. Бильбо привык, что «мясник всегда доставлял ему мясо разделанным — только жарь», понятия не имеет, как «дважды крикнуть сычом, а один раз ухнуть филином», и вынужден скрывать свою неспособность разобрать хоть слово на птичьем языке, даже когда пернатый собеседник не тараторит «быстро и непонятно». Он современный человек — во всяком случае из ХХ века, — который вновь и вновь кажется не на своем месте в том архаичном и героическом мире, куда его втянул, а точнее, втолкнул Гэндальф.
В то же время Бильбо занимает прочное положение в хоббитовском обществе, что не нуждается ни в каких пояснениях (по крайней мере, для тех, кто читал книгу в 1937 году). Первое, что автор сообщает о Бильбо, покончив с описанием его «норы» и с исправлением всех некорректных представлений, которые могли возникнуть в связи с этим словом, — это общественное положение героя; причем оно указано с необычайной точностью. Итак, Бильбо был «состоятельный» хоббит, но это не значит, что он был «богатым»; большинство его родственников по отцовской линии богаты, но не настолько, как его родня по материнской линии. В данном случае Оксфордский словарь будет для нас отличным подспорьем, как в большинстве случаев, когда речь идет об эпохе королевы Виктории или короля Эдуарда. Слово well-to-do (состоятельный) определяется в нем как «обладающий достатком, не стесненный в средствах», и это прежде всего означает, что состоятельный человек может себе позволить не работать. А вот слово rich (богатый) в силу своей древности имеет несколько значений, самое подходящее из которых формулируется так: «обладающий значительным состоянием или имеющий средства с избытком», то есть избыток противопоставляется достатку.
Средств у Бильбо достаточно, и даже с запасом, но не более того. Но вот чем его семья обладает безоговорочно, так это «почтенностью». В английском обществе это понятие не имело и до сих пор не имеет никакой связи с имущественным положением. Вполне возможно и даже нормально быть почтенным тружеником, принадлежащим к рабочему классу, и столь же нормально быть человеком обеспеченным, но отнюдь не почтенным. Оксфордский словарь осторожно определяет слово «почтенный» как «пользующийся репутацией приличного или порядочного человека и обладающий нравственными качествами, естественно из этого проистекающими»: отметим здесь слово «порядочный», с которым Толкин наверняка бы согласился (семейство Скромби, несомненно, является почтенным и способным к перемещению между социальными слоями, но не обладает даже первичным «достатком»), и выражение «естественно из этого проистекающими», которое Толкин, вероятно, счел бы очередным проявлением неизлечимого самодовольства составителей словаря. Коротко говоря, Бильбо принадлежит к середине или верхушке среднего класса. Впрочем, есть один признак, который свидетельствует против этого, — его фамилия, Бэггинс.
В фамилии Бэггинс есть намек на вульгарность. Одного из троллей, которые, по словам Толкина, очень вульгарны (см. выше), зовут Хаггинс, Билл Хаггинс — не так уж далеко от Бильбо Бэггинса. Хаггинс — это уменьшительно-ласкательная форма от имени Хью, Хьюго (повторю: Толкин знал толк в именах собственных), как и другие распространенные фамилии: Уоткинс, Дженкинс, Диккенс и так далее. Но фамилия Бэггинс образована по иному принципу, хотя с двух точек зрения это вполне бытовое слово. «Бытовое» в том смысле, что оно употребляется в бытовой, а не в литературной речи, поэтому (в постсредневековом английском, но не ранее) считается вульгарным, просторечным, диалектным; кроме того, оно бытовало (то есть повсеместно использовалось) в Северной Англии для обозначения еды, которую берет с собой трудящийся, отправляясь на работу, или любого перекуса, но особенно, как гласит Оксфордский словарь, дневного чая «в сытном варианте». Толкин, разумеется, знал об этом, как и о том, что составители Оксфордского словаря исправили это слово с baggins (как на самом деле говорят люди) на bagging (а это уже гиперкоррекция), поскольку оно приводится и определяется в «Новом словаре хаддерсфилдского диалекта», к которому Толкин в 1928 году написал хвалебное предисловие, — сам он не был северянином, но всю жизнь испытывал благодарность к Лидсскому университету и «всей душой любил» его (см. «Письма», № 229) и ценил северный диалект. «Хоббит» даже заканчивается шуткой, основанной на статье из упомянутого словаря. В хаддерсфилдском диалекте есть слово okshen, созвучное английскому auction (аукцион), но означающее «беспорядок». Составитель словаря Уолтер Хейг зафиксировал выражение, которое, судя по всему, употребила женщина, неодобрительно отзываясь о другой: «Shu’z nout but e slut; er ees [her house] ez e feer okshen [a right mess]» («Да она просто неряха, дома у нее жуткий беспорядок!»). Бильбо, явившись домой, застает там okshen в обоих смыслах — и беспорядок, и аукцион.
Но вернемся к самому Бильбо Бэггинсу. Как мы вскоре узнаем, он всегда не прочь хорошо поесть, но особенно любит пить чай. «Нежданные гости», которые заявляются к нему в главе 1, попадают прямиком на чаепитие и, безусловно, «в сытном варианте». Это еще один анахронизм применительно к Бильбо и к хоббитам в целом — они настоящие англичане. Толкин очень явно это подчеркивает в «Прологе» к «Властелину колец», пересказывая историю Хоббитании, которая точь-в-точь совпадает с англосаксонским периодом в истории Англии.
Впрочем, это очевидно и из первой встречи Бильбо с Гэндальфом. Не то чтобы это было важно, но Бильбо не чужд снобизма: не настолько, чтобы не предложить незнакомому прохожему выкурить трубочку, но достаточно, чтобы четко проводить границу между своими и чужими. Хоббит несколько раз демонстрирует высокомерие, которое так раздражает иностранцев в англичанах. Он пренебрежительно отмахивается от самой мысли о «приключениях» («Не понимаю, что в них находят хорошего»), а потом пытается отделаться от Гэндальфа — который, как он решил, не принадлежит к его кругу, «не внушает доверия», — не обращая на него внимания. С совершенно неискренней вежливостью он раз за разом пробует избавиться от него, повторяя: «Доброго утра вам!» — уже в качестве прощания, а не приветствия, дважды с той же целью говорит «спасибо» (в устах англичанина это сокращенно означает «спасибо, не надо») и в конце концов приглашает его на чай — но не сейчас. Очевидно, что во многих репликах Бильбо на самом деле закодирован противоположный смысл: несколькими страницами позже он говорит гномам «вежливо самым своим ненастойчивым тоном»: «Надеюсь, вы не уйдете до ужина?» (для тех, кто знает код, это означает «вы уже злоупотребляете гостеприимством хозяев, пора уходить»).
Все это хорошо знакомо английскому читателю, и, разумеется, он может оценить комизм ситуации, в которой Гэндальф стабильно игнорирует социальный код и ведет себя так, как способен вести себя только иностранец, — как будто Бильбо произносит фразы вроде «прошу прощения!» совершенно искренне.
На самом деле, Бильбо можно охарактеризовать одним словом — его часто употребляют по отношению к английскому среднему классу, к которому он принадлежит со всей очевидностью, — «буржуа». Слово это не английское, а французское, и Толкин его не использует — по профессиональным причинам он сожалел о том, что в Средние века в результате нормандского завоевания французский язык оказал сильное влияние на английский, и пытался как мог обратить это воздействие вспять.
Но вполне возможно, что именно это слово приходило ему на ум, в пользу чего говорит пара шуток, понятных знатокам. Позднее, в трилогии «Властелин колец», выясняется, что улица, на которой находится нора Бильбо, называется Бэг-Энд[11] — очень подходящее название для того, кто носит фамилию Бэггинс, но странное для улицы. И при этом очень знакомое. Во времена Толкина (и позднее) под влиянием неизбывного снобизма английского общества, настроенного на французский лад, муниципальные советы взяли моду называть улицы, которые заканчиваются тупиком, cul-de-sac (и следуют этой моде до сих пор). В переводе с французского это буквально означает bag end (дно мешка), хотя сами французы называют тупик impasse, а англичане — dead end. Cul-de-sac — дурацкое выражение, и то, что семья Бэггинсов его не использует, делает ей честь. Кстати, и семье Толкина тоже: дом его тети Джейн Нив располагался на тупиковой улочке, которая тоже гордо именовалась Бэг-Эндом (об этом написано в «Биографии»). Для той части семейства Бэггинсов, которая стремится попасть в высшее общество, попытка офранцузиться и скрыть свое происхождение — это очень плохой знак; они называют себя Саквиль-Бэггинсами, как будто сами они родом из ville (города), а то и villa (виллы) в cul-de-sac(k) (Бэг-Энде). То есть они-то уже настоящие буржуа. А Бильбо еще только движется в этом направлении.