отдавал должное. Имена и названий у Толкина, как писал он С. Анвину в 1937 г., «достигают реалистичности, не вполне, по моим ощущениям, достигнутой другими придумщиками имен (скажем, Свифтом или Дансени!)».
Конкретные влияния Дансени на Толкина к настоящему времени неплохо изучены. В частности, их исследованием специально занимался Ретлифф. Как он отметил, «одной из наиболее важных инноваций Дансени было создание собственного пантеона богов — первый современный писатель, сделавший это, — в «Богах Пеганы»… Толкиновские Валар… прямо инспирированы этой тонкой книжицей». «Лорд Дансени — после Морриса главный источник влияний на «Книгу забытых сказаний» и другие ранние работы Толкина».
Действительно, сходство Валар из «Книги забытых сказаний» и «Богов Пеганы» бросается в глаза, особенно если помнить, что на тот момент пантеон Дансени был для Толкина единственным литературным прецедентом. При создании своей мифологии Толкин вдохновлялся отнюдь не только «христианским мифом» и «подлинной традицией» (вроде «Видения Гюльви» из Младшей Эдды или «Калевалы»), даже если позже сам хотел в это верить. Образы и функции Валар, некоторые мифы о них несут на себе явную печать знакомства со сборниками Дансени о Пегане.
Прежде всего, следует напомнить, что Валар «Книги забытых сказаний» ещё довольно далеки от идеальных ангельских образов «Сильмариллиона». Это «языческие боги», способные к лености, неразумию, близорукости, даже несправедливой жестокости. Позднее Толкину немало пришлось потрудиться, согласовывая родившиеся в этой системе координат мифы с новым, более христианским, менее «первобытным» видением своего мира. «Книга забытых сказаний» сгодилась ему в эти поздние годы как изложение «человеческой», во многом ошибочной точки зрения — и высказанные в ней мнения в поздних эссе последовательно опровергаются. Однако факт заключается в том, что в ранних произведениях Толкин просто воссоздавал «первобытную мифологию» в слегка облагороженном виде. И неудивительно, что Валар выглядят несколько усовершенствованным с точки зрения логики и морали вариантом совершенно аморальных богов из мифологии Дансени. Сопоставляя две мифологии, два пантеона, вновь можно наблюдать стремление Толкина добавить «позитивности» в воспринимаемые образы.
Подобно Дансени, Толкин размещает своих богов в обособленной от мира потусторонней стране, и ранний Валинор действительно весьма напоминает Пегану. И Валинор, и Пегана — возможно, обитель душ. Именно возможно, поскольку в Валиноре на деле остаются лишь очень немногие, а пребывание душ в Пегане у Дансени, скорее всего, просто утешительная выдумка пророка Имбона. Описания идеальной страны вечной жизни отчётливо перекликаются, как и идея её отгороженности от внешнего мира как отражения отчужденности богов. И всё же Дансени был здесь источником скорее вдохновения (как литературный образец), чем конкретики. И Дансени, и Толкин имели перед глазами образ запретной страны богов из кельтских, отчасти из скандинавских мифов.
Более очевидно становится сходство при сопоставлении самих пантеонов. Прежде всего, ранний толкиновский Илу(ватар), хотя и является мифологическим двойником христианского Бога, сильно напоминает и пассивного спящего создателя богов у Дансени — Мана-Йуд-Сушаи. Это всемогущее существо не вмешивается в историю миров, пока боги «играют» ими. Но когда Мана проснется, история Пеганы завершится. Отчужденно-настороженное отношение большинства Валар к Илуватару, и исходящая от него угроза (как в ранней версии мифа о Сокрытии Валинора, где Дети Времени заключают Валар в его пределы) — явная параллель к этим мотивам у Дансени. Из богов Пеганы к Мане ближе всего, вероятно, Киб — бог жизни, сотворивший животных и людей. В «Речениях Киба» проповедуется не столько его собственное величие, сколько извечность и величие Маны. Именно Киб в одном из мифов Дансени призван в будущем разбудить создателя, покончив тем самым с богами и их миром. Собратом и противником Киба, равным ему божеством у Дансени является бог смерти Мунг, который начинает уничтожать живые существа, «позавидовав трудам Киба». Эта пара в итоге очень напоминает братьев-противником Манвэ и Мелько в ранней мифологии Толкина, из которых первый — наместник Илуватара, посланный им, чтобы управлять Валар. Именно к Манвэ в «Книге забытых сказаний» возводится знание эльфов об Илуватаре и сотворении мира. Мунг функционально больше напоминает Мандоса, но у последнего, как увидим, есть и иные параллели в Пегане.
Сходство становится совсем явным при сопоставлении «Об игре богов» из сборника «Боги Пеганы» с ранней версией «Айнулиндалэ» — впрочем, здесь Киб напоминает скорее самого Илуватара. У Дансени: «Миллион лет прошло со времени первой игры богов. А МАНА-ЙУД-СУШАИ всё ещё отдыхал, всё ещё в средине Времён, и боги ещё играли Мирами… Потом Кибу наскучила первая игра богов, и он в своей Пегане поднял руку, явив знамение Киба, и Земля оказалась покрыта зверями… Миллион лет прошло со второй игры богов, и всё ещё была Средина Времён. А Кибу наскучила вторая игра богов, и он поднял руку в Средине Всего, явив знамение Киба, и создал Людей… Но, увидев, как Киб играет в новую игру, боги пришли и стали тоже играть в неё. И так они будут играть, пока МАНА не проснётся и не упрекнёт их… И в тот час, когда рассмеётся МАНА-ЙУД-СУШАИ, устыдятся боги своих занятий».
У Толкина: «Илуватар сидел и слушал, и долгое время казалось ему это очень добрым, ибо изъянов в той музыке было немного, и казалось ему, что Айнур научились многому и хорошо. Но по мере того, как развивалась великая тема, вошло в сердце Мелько вплести в нее плоды собственного суетного воображения… Однако Илуватар сидел и слушал, пока музыка не дошла до невообразимой глуби уныния и безобразия; тогда улыбнулся он печально и поднял свою левую руку, и тотчас же, хотя никто ясно не знал как, среди раздора возникла новая тема, похожая и все-таки непохожая на первую, и вобрала она в себя силу и свежесть. Но диссонанс и шум, поднятый Мелько, обрушился на нее буйным гамом, и поднялся лязг, в котором мало что можно было различить. Тогда Илуватар поднял правую свою руку, и не улыбался он более, но плакал; и се, узри третью тему, каковая не была ни в чем похожа на другие, и возрастала среди беспорядка… В самый разгар сей разносившейся эхом борьбы, когда чертоги Илуватара содрогнулись и трепет пробежал по темным местам, Илуватар вознес обе свои руки, и одним непостижимым аккордом, глубже небес, славнее солнца, пронзительным, как свет взора Илуватара, та музыка оборвалась и смолкла». Остаётся напомнить, что Музыка Айнур представляла собой «предпетое» сотворение мира, а с Третьей Темой в мир входят люди и эльфы, Дети Илуватара. Последний аккорд же — конец времён.
Морской бог Слид из мифологии Дансени вполне соответствует по многим характеристикам морским богам «Книги забытых сказаний» — Улмо и Оссэ. Особенно много у Слида общего именно с Улмо, который, подобно ему, отчуждён от других богов и иногда противодействует им. Слид у Дансени — некогда прямой противник богов Пеганы, штурмовавший их мир, однако пользующийся почитанием наравне с ними или даже более. Подобно Улмо, Слид управляет водами посредством музыки — мелодий или напевов. Мифы же Дансени «Бунт речных божеств» и особенно «Приход моря» вызывают в памяти образ мятежного и буйного толкиновского Оссэ, чьи воинства — морские воды атакуют крепи прибрежных утесов. С другой стороны, «Приход моря», где боги загораживаются от натиска Слида «старейшиной из гор» Тинтаггоном («пока стоит Тинтаггон, они и их мир в безопасности»), напоминает о неприступных горах Валинора, стене богов, закрывающей их от тревог внешнего мира. Можно отметить, что в изображении «Сокрытия Валинора» отражается, видимо, и ещё один рассказ Дансени, из «Рассказов сновидца», «Водоворот».
Если Слид отзывается в двух толкиновских образах, то другие божества мифологии Дансени — Дорозанд и Худразей — похоже, оба дали кое-что толкиновскому Мандосу. Как уже упоминалось, по функциям Мандос (особенно ранний) скорее напоминает Мунга. Но ближе ему всё-таки Дорозанд, бог судьбы, «чьи глаза видят Конец» — сравним сквозную идею «пророчеств Мандоса» у Толкина. Подобно Дорозанду, Мандос видит незримое другим богам. У Толкина — и, как ни странно, у Дансени — божество Судьбы является олицетворением неисповедимого даже для богов, высшего их Промысла. «За пределы человеческой мысли, за пределы взгляда богов смотрят глаза Дорозанда… Существует некая цель, которую Дорозанд должен достичь, поэтому он заставляет людей во всех мирах действовать… боги Пеганы не могут ослушаться его воли. Все боги Пеганы боятся Дорозанда, ибо по глазам его видят, что он смотрит дальше богов».
Это даже больше похоже на позднейшего Мандоса «Сильмариллиона», чем на мрачного бога смерти из «Забытых сказаний». Мостом между ними, возможно, послужил образ Худразея, «узнавшего, для чего созданы боги. Говорят, Худразей держится отдельно от всех в Пегане и ни с кем не разговаривает, поскольку знает то, что скрыто от богов… Худразей услышал, как МАНА-ЙУД-СУШАИ бормотал себе под нос, и уловил смысл, и узнал; говорят, что он был богом радости и веселья, но с того момента, как стал знать, утратил веселье». Точно так же обособленно держится в Валиноре, точно так же мрачен и Мандос — уже в самой первой версии сказаний, хотя здесь намёки на его прямую связь с запредельным знанием ещё скудны. Это, думается, подтверждает, что воздействие «Пеганы» на представления Толкина о Валар продлилось дольше, чем шла работа непосредственно над «Книгой забытых сказаний».
Имеют значение и некоторые другие детали в выстраивании Толкином своего пантеона. В пантеоне, восходящем к древне-северным, несколько странно смотрятся боги сна (Лориэн) и музыки (Омар в «Книге забытых сказаний»). Среди скандинавских асов, например, таковых нет, и вообще образы гораздо типичнее для средиземноморских мифов — скажем, греческих. Но как раз среди богов Пеганы у Дансени находим и того и другого — бог музыки Лимпанг-Танг и бог сна Йохарнет-Лехей. Имя Лимпанг-Танга — возможно, также источник для полубожественного музыканта Тинфанга Трель, появляющегося в ранней поэзии Толкина и перешедшего в «Книгу забытых сказаний». Эпизодический у Толкина образ танцующей девочки Ниэликви, дочери Оромэ и Ваны (богини весны), мог быть отчасти навеян Девочкой-Зарей Инзаной, «дитем всех богов» из «Легенды о Заре».