У людей горло ощущается куда более уязвимым, чем основание шеи. Почему — точно не знаю, но такого рода вещи нужно примечать.
Дело будет недолгим. Самую тяжелую рукоять имел тот кинжал, что я носил на поясе, так что я взял именно его, и нанес крепкий удар по затылку проходящему мимо типу. Потерял он сознание или нет, не знаю, но в его состоянии этого точно хватило для утраты координации. Он еще падал, а я уже был у кровати и держал нож у горла женщины. Холодная сталь на горле в темноте обычно привлекает внимание, а поскольку я повернул нож не лезвием, а обухом, то мог нажимать достаточно сильно и не пускать крови зря.
Я заговорил ровно и спокойно:
— Ни звука, замри и не двигайся, или вы оба покойники.
В этот миг она могла бы закричать, но не сделала этого. А он еле слышно застонал.
«Присмотри за ним, Лойош.»
«Есть, босс.»
Я проговорил:
— Я не собираюсь вас ни убивать, ни грабить, ни причинять вам вред. Не заставляй меня менять решение. У меня есть вопросы. Ты ответишь и я уйду. Кивни.
Она кивнула, очень, очень широко раскрыв глаза.
— Твой муж колдун. Ты тоже?
Глаза ее стали еще шире. Я повторил вопрос. Она кивнула. Отлично, одним вопросом меньше.
— Ты состоишь в ковене?
Заминка, кивок.
— Кто им управляет?
— Я, мы, не знаю.
— Не знаешь.
— Главы ковена, они назначают друг друга, тайно. На собраниях они в капюшонах. Когда тебя приглашают, все в капюшонах и ты не знаешь, кто есть кто.
Что ж, Нойш-па говорил, что иногда бывает и так. По крайней мере она подтвердила, что ковен ЕСТЬ. Уже что-то.
— Мне нужно знать о двух видах колдовства в этом городе. Ты объяснишь.
Она, насколько было видно в смутном мерцании свечи из-за двери, казалась удивленной. Я убрал нож, но не стал прятать его.
— Подумай, — сказал я. — Мне важно это понять, но на мои вопросы никто не отвечает. Ты ответишь.
— Не понимаю, — прошептала она.
— Понимать тебе не надо, просто скажи мне то, что я хочу знать.
— Кто ты?
— Человек с ножом. Я слышал о колдунах, которые следуют светлому и темному пути. Что это значит?
Мне нравилась эта женщина. Просыпается посреди ночи, муж вусмерть пьян, в дом врывается чужак и вырубает его — и после этого чужак задает ей вопросы вида «только для посвященных» о природе тайных искусств. В таком состоянии нелегко собраться с мыслями и выдать внятный ответ, даже если очень сильно хочется; так что когда она открыла и закрыла рот несколько раз, а глаза наполнились испугом, я сказал:
— Ладно, давай сперва что-нибудь полегче. Почему семья Мерс ушла из города?
— Семья Мерс?
— Да. Те, кого позавчера убили.
— Но они ушли очень давно.
— Знаю. Почему?
— Не знаю. Это было очень давно, до моего рождения. Я только слышала.
— Что ты слышала?
— Они были последними из тех, кто следовал темному пути.
— Что последователи темного пути делают такого, чего не делают последователи светлого?
— Используют запретную магию.
— А какая магия запретна?
— Они вызывают демонов.
Вроде бы она в это действительно верила. КОЛДУНЬЯ, которая верила в такое. Как можно быть посвященным Искусства и не знать подобных вещей?
Чушь, конечно же. Да, демоны существуют, и да, их можно вызвать, но не колдовством. Вызывая демона, нужно пробить барьеры между различными реальностями, — нет, я знаю об этом столько же, сколько и вы, если только вы не изучали некромантию, в каковом случае вы разбираетесь в подобных материях куда лучше меня, а значит, сами и объясняйте. Но суть в том, что колдовство есть использование силы разума для управления вероятностью, и имеются жестко ограниченные способы такового. Ага, однажды я с помощью колдовства переместил себе в руки некую вещицу за тысячи миль, и подобного способа колдовство вроде как тоже не предусматривает[5]; но это одно, а совершенно другое — связать целую форму реальности с неким объемом пространства, чтобы создать брешь в том, чего вообще не существует.
Кстати, в тот раз я был в безвыходном положении. Даже вспоминать не хочу.
В данном случае, однако, значило не то, чем занимались «темные» колдуны, а то, что женщина полагала, будто они подобное могут. А вся эта бодяга с «темным» и «светлым» колдовством здорово напоминала мне местную мельницу. То бишь воняла, если вдруг кто не понял намека. Темный путь? Светлый путь? Кто делит мир на светлых и темных? Для разумных персон в этом нет смысла, но вот для легковерных звучит весьма убедительно.
Вот и ответ, не так ли? Просто кто-то решил убедить кое в чем массу народу. И небезуспешно, судя по этой женщине.
Но зачем? В чьих интересах было представить их обладающими подобной властью? Кто-то очень постарался, выдумывая эту большую ложь, и для подобного обязан быть смысл.
А моя семья стала жертвой этой большой лжи. По крайней мере, те, кто не…
— Погоди, ты сказала, они ушли еще до твоего рождения?
Она кивнула.
— Я думал, это случилось лет десять-пятнадцать назад.
— А, эти. По-моему, они колдунами вообще не были. Они ушли просто потому, что, ну, непросто жить тут с именем Мерс. Они думали податься в столицу. Нет, это не я! — внезапно воскликнула она, явно испуганная. — Я ничего с ними не делала, я никому о них ничего не говорила! Это кто-то другой, не я!
— А что с теми, кто были колдунами?
— Они покинули страну. Говорили, что они ушли на Запад, где продали души эльфам.
Да уж, вполне в духе местных.
— А тех, кого убили… кстати, кто это сделал?
— Я не знаю! — Она чуть не плакала.
— Я тебя и не обвиняю. Но у тебя наверняка есть мысли по поводу. Ты об этом слышала, и должна была подумать.
Она покачала головой.
Можно ли выудить у нее что-нибудь еще? Сомневаюсь. Я часами могу приводить ее в чувство, и так и не узнать ни одного имени. А если надавить, она скорее соврет, чем назовет того, кто заслуживает моего внимания. Впрочем, толк может быть и от этого, я как раз был в настроении на кого-то надавить и ощутить, как он истекает страхом.
Но у меня еще много дел, и лучше уж я получу удовольствие, выжимая того, кто, как я знаю, это заслужил.
А это возвращало меня к вопросу — знает ли эта женщина такую персону, и смогу ли я убедить ее назвать мне такую, не тратя на это всю ночь. Черт, черт, черт.
— Ты меня убьешь?
Тут до меня дошло, что я уже некоторое время просто так стою и молчу.
— Нет, — решил я. — Где собирается ковен?
— К востоку от города, в лесу. Не знаю точно, где. Мы собираемся у ручья, потом нам надевают повязку на глаза и отводят на место поодиночке.
Да, вполне в духе местных.
— Ладно, — сказал я. — Мы закончили. Можешь кому угодно рассказывать о нашей встрече и о тех вопросах, что я задавал. Не сомневаюсь, кто-то разозлится и начнет на меня охотиться. Тогда я убью их — а потом вернусь, и убью тебя. Если полагаешь, что я говорю это для того, чтобы ты держала рот на замке — что ж, вероятно, ты права, но делай как хочешь. В любом случае, я бы предложил тебе оставаться в доме и сидеть тихо еще час-другой, но опять же, поступай как хочешь. А пока — приятных сновидений.
Я убрал нож и вышел. Тип на полу уже вовсю храпел. Пнуть бы его; но я удержался, открыл дверь и окунулся в наполненную звездами ночь Фенарио.
«Итак, Лойош?»
«Что — итак? Если хочешь вызвать демона, босс, боюсь, я тут тебе не помощник.»
«Нет, я не в настроении. Информации море, надо как следует обмозговать, что все это значит. Если значит что-либо. Лойош, как-то Сетра сказала, что ложь никогда не бывает постоянной — ты не помнишь точные ее слова?»
«Нет, босс. Но не думаю, что главный вопрос тут во лжи.»
«Я тоже не думаю, но это один из пунктов списка. Чертовски длинный список вырастает, Лойош. А я намерен отыскать имя, которое войдет в него первым пунктом.»
«Здесь налево. Вот, тот огонек справа — трактир.»
Добрался я благополучно. Пришлось побарабанить в дверь, чтобы хозяин меня впустил. Я мог бы вскрыть замок, но зачем кому-то знать, что я могу это сделать? Открывая дверь, Инче недовольно посмотрел на меня, а я ответил благодарной улыбкой и прошел к себе в комнату, где сбросил верхнюю одежду и распластался на постели. Последнее, что я увидел — Лойош и Ротса, сидя друг против друга на спинке стула, переплелись шеями. Что-то больно кольнуло меня, но я заснул до того, как вспомнил, что именно.
9
Бораан: Когда все факты собраны и сделаны соответствующие выводы, не остается ничего непонятного.
Лефитт: Чушь. Все факты и выводы в непонятной ситуации просто подтверждают, что она непонятна.
Бораан: Думаешь?
Лефитт: Боюсь, что так, хотя мне и жаль опровергать нашу любимую цитату.
Бораан: Твою любимую цитату. Я только повторяю твои же слова, сказанные по поводу происшествия в «Рыбацком фонаре».
Лефитт: Да, однако сказаны они были уже после того, как мы раскрыли преступление.
Я снова забыл закрыть ставни, и проснулся, когда Горнило начало выжигать мне глаза. Выругавшись, я встал и закрыл ставни — потому что продуктивнее закрыть ставни, нежели проклинать свет или что-либо иное. Попытался поспать еще. Не получилось.
Я оделся и спустился выпить кофе. За стойкой находилась жена Инче, и взгляд ее обозначал, что ее бы тут не было, если бы мужу не пришлось вставать посреди ночи и открывать мне дверь. Но она ограничилась взглядом, так что и я оставил свои мысли при себе и просто сидел и пил кофе. Язык горчило, но сработало не хуже хорошей клявы. Наверное, в этом и различие: клява — удовольствие, кофе — необходимость.
«Планы на сегодня есть, босс?»
«Вроде того. Я сижу на месте, а дальше зависит от того, держит ли наша ночная приятельница язык за зубами.»
«И если нет?»