Я ждал, и наконец Михей промолвил:
— Думаю, я знаю то же, что и все. Слухи.
— Угу, — согласился я. — Выкладывай, что за слухи.
— Ну, вы хотели увидеть своих… Мерсов, и они мертвы. Вы беседовали с Золли, и он мертв.
— А зачем я пришел в город, Михей? Что говорят об этом?
— Никто вроде не знает.
— Но слухи-то есть. Они всегда есть.
— Чтобы убить его сиятельство. Это один.
— Ха. Если б я хотел его убить, он был бы мертв. Что еще?
— Что вы дух Злого барона, ищущий отмщения.
— О, это мне нравится. Кто так говорит?
Он смутился.
— Инче так сказал.
— Хозяин «Колпака»?
— Чего-чего?
— Трактира.
— А почему вы зовете его «Колпаком»?
— Не знаю. А вы как его зовете?
— Трактир Инче.
— Ясно.
— В общем да, он.
— Он думает, я хочу убить графа Саэкереша. Ну-ну. Что ж, это отвечает на пару неприятных вопросов, и порождает несколько новых. А ты как считаешь?
— Не знаю. — Он пожал плечами. — Но… вы нравитесь его сиятельству, и он хочет вас защитить. Так что, наверное, вы вместе с ним работаете против Гильдии?
— О да, — заметил я, — он меня обожает; все, что хочешь, для меня сделает.
Михей нахмурился, а я продолжил, стараясь сохранить прежний нейтральный тон:
— Я понимаю насчет Гильдии и Саэ… его сиятельства. Но как во все это вписывается ковен?
— Не знаю, — сказал Михей. — Я вообще не уверен, что у нас, ну, есть ковен.
Я кивнул.
— Есть?
— Думаю, да.
— Откуда вы знаете?
— Вот что я тебе скажу, Михей. Ты мне нравишься. Если все это закончится, а мы оба останемся в живых, я все тебе объясню.
— Как это — останемся в живых?
— Не хочу тебя пугать, но прямо сейчас я бы за наши головы многого не дал.
— Не беспокойтесь, — заверил он, — вас защищает его сиятельство. И он сообщил, что вы…
— Да, да. Он оповестил народ, что меня убивать не стоит. Я нахожусь под той же защитой, какую имел Золли.
Он опустил взгляд. Кажется, я снова расстроил беднягу. Чертовски удачно, что у нас с Коти не было детей; я просто не умею с ними общаться.
Через несколько минут Михей проговорил:
— Вы хотите, чтобы я попросил Саабо прийти к вам?
— Да, пожалуйста.
— Не знаю, захочет ли он.
— Нет так нет. Интересно, которым из слухов обо мне он верит.
Михей пожал плечами.
Через несколько часов вернулся Лойош, Терезу он так и не нашел.
С каждым днем я становился все сильнее. С каждым днем новый убийца был все ближе. Наверное, мне следует возблагодарить кого-нибудь, что Кинжал Джарегов более не при делах; она подошла бы для этой «работы» лучше всего. Если вам эта мысль кажется ироничной, порадуйтесь вместе со мной. Если нет — извините, объяснять не стану[11].
Утром Лойош возобновил поиски, а я стал ждать новостей о том, будет ли у меня сегодня гость. К полудню заглянули лекарь и колдун, которые снова сменили на мне повязки и подвергли тщательному осмотру, ощупыванию и обсуждению.
— Заметных шрамов остаться не должно, — решил лекарь.
Сквозь стиснутые зубы я сообщил, сколь мало меня интересуют шрамы. Эбрамиса, похоже, не интересовало, насколько они интересуют меня; наверное, для него это был вопрос профессиональной гордости. Его профессиональная гордость заботила меня примерно в той же мере, в какой моя собственная заботила моих «пациентов».
Завершив осмотр, оба они еще чуток посуетились надо мной, потом пошептались, а потом удалились поговорить с Михеем о том, как надлежит выхаживать немощных бродяг-убийц.
— Полагаю, кризис позади, — заявил Эбрамис.
Я едва не расхохотался, а потом до меня дошло.
— Погодите, вы что, думали, что я мог умереть?
— Вы изрядно пострадали.
— Ну, от меня не так-то легко избавиться.
Он хмыкнул, мол, хвастать несложно. Ну в общем да, не самые умные слова. Но в конце концов, он лекарь и слышал немало глупостей. Вот в чем преимущество моей профессии… вернее, бывшей профессии: сделай все правильно, и никаких глупостей от «пациента» больше не услышишь.
Лойош не нашел Терезу и убедил не посылать Ротсу ему на подмогу, так что она осталась со мной, свернувшись на подушке у моего уха. Так, в общем, и прошел весь день — не случилось ничего, о чем бы стоило вспомнить. А вот вечером, когда из зала внизу начали слышаться отголоски разговоров и смешков, в дверь осторожно постучали.
Ротса насторожилась, как почуявший волка куваш[12]. От того, кто придет убить меня, не стоило ожидать стука в дверь, опять же, повелением «прочь отсюда» от него все одно не отделаться; поэтому я предложил стоящему за дверью войти.
Это оказался невысокий человечек в коричневой рубахе и свободных панталонах, которые когда-то были черными. У него была угловатая челюсть и бородка, которой он явно гордился: подстриженная ровным уголком, она продолжала линию челюсти дюйма на полтора ниже подбородка. Взгляд был направлен частью в мою сторону, частью куда-то вниз, а в руке посетитель сжимал старую голубую шапчонку.
— Входите, — повторил я, и так он и сделал. Почтительно. Крестьянин никогда бы не стал фигурно выстригать бороду, но вот манеры самые что ни на есть крестьянские.
— Доброго вам здоровия, сударь, — промолвил он, источая почтительность. Отвратительно.
— Садитесь, будьте любезны, — сказал я. — Я встал бы и поклонился, но пока не совсем в состоянии сделать это.
На это у него ответа не нашлось, и он сел и уставился на свою шапку.
— Я Мерс Владимир, — представился я.
— Да, господин.
— Полагаю, мы в некотором смысле родня?
Саабо кивнул, с некоторым опасением. Он боялся меня или того, что оказался моим родичем? Вряд ли последнего, похоже, не многие верили, что я на самом деле Мерс. Ну а поскольку я не Мерс, все в порядке.
— Вы, конечно, знаете, что произошло? С семьей?
Он вяло кивнул, все еще созерцая шапку. Если б я мог двигаться — закатил бы ему оплеуху.
— Когда-то это была и ваша семья. Вы в родстве с ними.
Он кивнул; направление беседы ему определенно не нравилось.
— И вас не беспокоит то, что с ними произошло? — спросил я.
Он впервые поднял на меня взгляд, и в глазах промелькнуло нечто такое, чего я там увидеть не ожидал. Но потом он снова поник и проговорил:
— Беспокоит, господин.
— Что ж, я намерен кое-что по этому поводу предпринять.
— Господин?.. — Я словно сообщил ему, что намерен отрастить вторую голову.
— Я не намерен позволять кому-либо считать, что можно перебить мою семью и остаться безнаказанным. Вы полагаете, подобное позволительно?
Саабо открыл и закрыл рот несколько раз, потом сказал:
— Нет, сударь, но…
— Что — но?
— Я-то что могу?..
— Если хотите, можете мне помочь.
Он явно хотел спросить «А что, если я откажусь?», но не посмел. Ничего не имею против трусости, уважаю таковую и, когда только возможно, сам праздную труса. Но вот слизняков — терпеть не могу. То есть терплю, конечно, польза-то от них нередко случается…
— Что я могу сделать? — наконец спросил он, явно подразумевая скорее «на что я-то гожусь», чем «предлагаю помощь».
А я ответил:
— Ну, я не собираюсь просить вас кого-то убивать.
Он поднял голову. Снова этот взгляд. Впрочем, ненадолго.
— Чего вы от меня хотите?
— Я сообщил вам, что собираюсь сделать. Вы хотите мне помочь или нет?
Он стиснул зубы, по-прежнему глядя на шапку, и наконец процедил:
— Только если точно буду знать, что вы от меня хотите.
Вот так так. Я даже не ожидал от него подобного.
— Вполне честно, — согласился я. — Мне нужны ответы на некоторые вопросы.
— На это согласен, — кивнул он.
— Посмотрим. Вы хорошо знакомы с семейной историей?
— Но, господин, я уже сказал, что мы в родстве…
— Да. Но почему вы сменили имя?
— Но мы не меняли.
— Как?
— Да, сударь. Имя сменил старик Матьяш. А мой прапрадед, брат Матьяша, остался с тем именем, которое носил при рождении.
— Так, хорошо. — По крайней мере это совпадало с рассказом отца Нойжа. Люблю, когда сведения подтверждаются, мне даже теплее становится. — А вы верите тому, что о них рассказывали?
— В смысле?
— Зло, вызывание демонов…
— А, это. Я же не крестьянин, господин Мерс. Я получил образование. В школе. Могу читать и писать, знаю цифирь и умею думать. Нет, в такое я не верю.
— В какой школе?
— В Бурзе уже много лет есть школа, там учат грамоте, цифири и гражданственности.
— Гражданственности?
— Что обязан делать всякий для страны и графства.
— Хм. А что обязан делать всякий для страны и графства?
Саабо сморщился, а потом чуть заметно улыбнулся.
— С этим предметом я был не в ладах. В их войнах я стану сражаться, только если меня притащат силой.
— Понятно. Значит, здешние крестьяне грамотны?
— Крестьяне? Нет. Крестьян в школу не допускают, она для детей рабочих с мельницы.
— Хм. А дети торговцев?
Он фыркнул.
— Этих учит отец Нойж.
— Понятно. Итак, вы не верите в демонов и в злых колдунов. Тогда почему же большая часть Мерсов ушла отсюда?
— Потому что в это верят крестьяне.
— Вы не слишком высокого о них мнения, верно?
— Они невежественны, но это не их вина, — величественно проговорил он.
Многим нравится чувствовать свое превосходство над кем-либо. О, я не таков, и это наполняет меня чувством глубочайшего превосходства.
— А зачем?
— То есть?
— Граф Саэкереш, зачем он открыл школу?
— Это не он, а его дед. Понимаете, для работы на мельнице нужно уметь читать. Одной силы мало, нужно думать, чтобы делать бумагу — в смысле, чтобы делать ее хорошо. Процесс…
— Ясно, я понял. — О да, звучало это гордо. Он не крестьянин. Он превосходит их.
И это еще один кусочек картины.