Никогда не спрашивал Коти, как она относится к рекам. Как-то не до того было.
Отложив подальше былую знатность, я прошелся по ближайшей пристани и уселся на краю. Цвет воды был грязно-бурым, однако ее запахи, какими бы они ни были, не могли пробиться сквозь толщу овощной гнили от фабрики. Я созерцал реку так, словно должен был, словно это было делом. В том-то и дело, что нет. Я никому ничего сейчас не должен. Чуток любопытства, выяснить про семью моей матери, и чуток намеков, как взяться за это — но ничего по-настоящему важного. Может быть, я задам несколько вопросов и подожду, последует ли хоть какой-нибудь ответ, но помимо этого, смысл моей жизни сейчас был — не дать джарегам с ней покончить. Я стремился ОТ, а не К. Новый для меня опыт. Я не был уверен, что однажды, когда отстраненность пройдет, меня будет беспокоить его новизна.
Интересно, где я буду, когда это случится.
Надеюсь, я буду один.
Мне внезапно захотелось иметь при себе горсточку гальки, чтобы потихоньку швырять камешки в воду, слушать тихое «бульк» и смотреть, как разбегаются круги.
Я просидел так, наверное, часа два. Потом встал и вернулся в трактир, где мне удалось убедить хозяина дать мне краюху вчерашнего хлеба, козьего сыра, копченой колбасы и кофе с теплыми сливками, шоколадом и свекольным сахаром. В зале было душновато и я уже собирался попросить хозяина открыть окно, однако вспомнил, почему оно закрыто.
Поев, я снова подошел к хозяину, который сидел на высоком стуле за стойкой, умостив затылок на стене и закрыв глаза. Услышав мои шаги, глаза он открыл.
— Меня зовут Влад, — сказал я.
— Инче, — отозвался он, чуть помолчав.
Я кивнул и счел, что пока этого хватит. А потом снова окунулся в вонь.
Незачем описывать последующие часы. Я гулял, здоровался с прохожими, знакомился с городом. Достаточно большой, вопреки первоначальному впечатлению, пара сотен почти одинаковых лачуг в дальнем конце, башмачник и галантерейная лавка, которые поддерживали их существование, и пустырь, на котором к выходню возникал базар. Лачуги были куда грязнее, чем крестьянские домишки за городом. Я видел многое, ничего не искал и ничего не нашел.
Когда тени стали длинными, я вернулся в трактир и перекусил жареной дичью, политой сладким вином. Пока я ел, появились две подавальщицы, в простых крестьянских платьях. Они скрылись за дальней дверью, а через несколько минут снова появились, уже с открытыми коленками и с грудями, распирающие синие или желтые лифы. Темнокудрая девушка спросила, не желаю ли я чего-нибудь, и я заказал стакан местного красного вина, которое оказалось кисловатым, но в общем ничего.
Снаружи темнело, зал заполнялся народом. На этот раз я сидел у задней стены, и поскольку голод и усталость остались в прошлом, я уделил куда больше внимания окружающим.
Я легко опознавал тех, кто работал на бумажной фабрике, потому что одеты они были проще, чем крестьяне, которые ради удовольствия выпить вечернюю кружку разоделись в яркие синие, и красные, и желтые наряды; рабочие носили простого покроя темно-зеленые или коричневые блузы. Те, кто помоложе — длинноволосые и гладко выбриты; те, кто постарше — с усами и аккуратно подстриженными бородками. Среди рабочих таких имелось немного, старики в основном явно были из крестьян, лишь некоторые из них еще не доросли до бритья. И по-прежнему ни одной женщины, кроме подавальщиц. Чем дольше я так сидел, тем более странным казалось, что так легко определить, кто есть кто и кто к какой группе принадлежит. Кстати, между собой группы не смешивались.
Впрочем, были и такие, кто ни к одной из групп не принадлежал. Парень со светлыми слезящимися глазами скалился направо и налево, даром что у него заметно недоставало зубов; он носил черные штаны, белую рубаху и синий плащ, а на пальцах блестело несколько колец. И еще один, в высоких сапогах, с длинными усами, которые опускались хорошо так ниже подбородка. И тип в голубом фетровом жилете, обтягивающем могучий торс, с чернильно-черной кучерявой шевелюрой ниже плеч.
«Что скажешь об этой троице, Лойош?»
«Не знаю, босс. Там, дома, я бы решил, что Щербатый и Усач — торговцы. А вот с Кучерявым непонятно.»
«Вот и мне так кажется. А почему тут нет женщин?»
«Без понятия, босс. Может, спросишь кого?
«Пожалуй, что так.»
Пока я решал, что спросить, у кого именно, и как бы к этому подойти, решение взял на себя тип в голубом фетровом жилете, который подошел к моему столу, покосился на джарегов у меня на плечах, и спросил:
— Не возражаешь, если я тут подсяду?
Я кивнул на один из незанятых стульев.
«Кучерявый» мягко присел и махнул рукой; через минуту одна из подавальщиц возникла рядом и принесла ему фарфоровую чашечку, которой он мне и отсалютовал:
— Бараш Орбан. Зови меня Орбан.
— Мерс Владимир, — соврал я, приподняв собственный стакан. — Влад.
Он прищурился.
— Мерс? Интересное имя.
— Ага, — сказал я.
Он опрокинул чашечку и зажмурился, вздрогнул, дернул головой и улыбнулся. Я сделал глоток.
— Что ты пьешь?
— Ракию. Сливовое бренди.
— А. Следовало бы догадаться. У деда тоже был такой вид, когда он пил эту штуку.
Он кивнул.
— Да, ракию импортируют с юга. Не знаю, зачем мы ее импортируем, или зачем вообще ее пьют. Проверка на мужество, наверное, — ухмыльнулся он. У Орбана все зубы были на месте и очень белыми.
Я фыркнул.
— Местная палинка хороша, и по мне, безопаснее.
— Мудро, — проговорил он. А потом добавил: — Прости, но в твоей речи слышится нечто иноземное…
Я кивнул.
— Я пришел издалека.
— И все же имя у тебя явно местное.
— Разве? — сказал я. — А я и не знал.
Он кивнул.
— Впрочем, неудивительно, — добавил я. — Моя семья отсюда.
— Семья или родня?
На фенарианском это два слова, и различие между ними сильнее, чем в Северо-западной речи.
— Родня, — поправился я. — А ты знаешь кого-то, кто мог бы быть моим родичем?
— Хм. Надо подумать. Это довольно большой город, знаешь ли.
Вранье.
— Пожалуй.
Через минуту я добавил:
— Извини, что так отзываюсь о твоем городе, но он воняет.
Он улыбнулся.
— Пожалуй. Но поверишь ли, вскоре напрочь перестаешь это замечать.
— Наверное, ко всему можно привыкнуть.
— Точно.
— Слушай, а можно вопрос?
— Валяй.
— Почему здесь нет женщин?
Его глаза округлились.
— А что, там, откуда ты, женщины заходят в пивные?
— Если хотят выпить.
— Ясно. В общем… тут такого не бывает.
— Почему?
— Ну, потому что… — Орбан нахмурился и, кажется, искал нужное слово. — Потому что это было бы неправильно, — наконец проговорил он.
Я кивнул и не стал развивать тему.
— А чем ты занимаешься?
— В смысле? А. Экспортом и импортом крепких наливок.
— Так ракия на твоей совести?
Он улыбнулся и кивнул.
— Потому-то я ее и пью.
— Человек высоких нравственных принципов. Понимаю.
— Не таких уж высоких; я все-таки торговец. — Он махнул подавальщице и заказал следующую порцию. — Давай, спрашивай дальше. Кажется, сегодня у меня много ответов.
— Ладно, — промолвил я. — Почему улицы такие широкие?
— То есть?
— Шире, чем я привык. Гораздо шире.
— Хм. Ну, улицы, к которым ты привык… а почему они гораздо уже?
— Честный вопрос, — кивнул я, — но это у тебя сегодня много ответов.
Он улыбнулся — той улыбкой, которая изображает, будто бы улыбающийся только что проиграл очередной круг. Выпивка прибыла, Орбан поднял чашечку и провозгласил:
— Добро пожаловать в наш город и в наш край, бойор.
Я моргнул.
— Бойор? Почему ты так меня называешь?
— О, никаких подвохов, клянусь чистыми коленками Дороати. Ты привык повелевать и ожидать подчинения.
— Да ну? — проговорил я. — Занятно.
— Не говоря уже о довольно длинной железке у тебя на боку.
— Да, кажется, здесь это необычно.
— Не хочешь, не буду об этом распространяться; но либо ты начнешь иначе ходить и почаще опускать взгляд, либо вскоре крестьяне, столкнувшись с тобой на улице, начнут кланяться, называть «господином» и уступать дорогу. Впрочем, — добавил он, — это если кто-то с тобой столкнется. Улицы-то у нас, как ты заметил, широкие…
Он посмеялся собственной изворотливости. Я улыбнулся, кивнул и отпил еще немного вина.
— А откуда это ты прибыл? В каких местах улицы узкие и женщины ходят по пивным?
— А. Извини, я думал, это очевидно. Я живу по ту сторону гор, в Драгаэрской империи.
— Ну, я так и подозревал, но уверенности не было, и я не знал, хочешь ли ты, чтобы об этом знали.
— Почему нет? Я что, первый, кто оттуда вернулся?
— Здесь? Первый, о ком я знаю. Парочку других я встречал, но они не останавливались в Бурзе. И выглядели они, в общем, не столь знатными персонами. По крайней мере пока не достигли Фенарио, Эсании или Арентии, где обнаружили, что обладают магией, какой ни у кого нет.
— Хм. Я об этом даже не думал.
— Разве? Думаю, у тебя подобная магия есть.
— Ты так хорошо разбираешься в магии?
Он пожал плечами.
— Лучше некоторых. Ты знаешь о нашем Искусстве; я вижу в тебе его следы. Та магия настолько отличается?
О да.
— Настолько — нет, пожалуй, — ответил я.
Он кивнул.
— Само собой, я не знаю, следуешь ты свету или тьме; они тоже не так отличаются, как многие думают.
Я кивнул, хотя не знал, что это значит. Потом спросил:
— А что обычно бывает с такими людьми? Ну, которые обнаружили, что владеют магией, какой ни у кого нет?
— Обычно они становятся мелкими владетелями, пока их, так сказать, не сбросят с небес на землю — ты понимаешь, о чем я. Но в здешних краях таких не случалось, не при мне, по крайней мере. И это хорошо, потому что король никогда не уделяет должное внимание столь отдаленным западным пределам, а разбираться с подобными пришлецами приходится именно королю.