Джаханнам, или До встречи в Аду — страница 46 из 103

– Нет, – ответил Баров, – у меня уже есть квоты. Я же не полностью погасил свой долг перед Российской Федерацией. Еще тридцать миллионов долларов осталось. Вот чтобы я его погасил, мне и выделили квоты. Тем же постановлением правительства.

И Баров подал Ольге Николаевне увенчанную двуглавым орлом ксерокопию.

Губернаторша приняла листок мертвой рукой. Ей даже не надо было его читать, чтобы понять все: ярусоловы уплыли в Охотское море, оставив ее на берегу. Барову не нужно было от края ничего: ни денег, ни помощи, ни квот.

– Впрочем, у меня есть одна проблема, – продолжал Баров.

– Какая?

– Мне не нужны ярусоловы. Мой банк занимается внешним долгом. Мой банк не занимается рыбой.

Баров помолчал и добавил:

– Я мог бы отдать их в бербоут-чартер «Биоресурсу».

– И что же вам нужно взамен?

Баров улыбнулся. Улыбался он редко. Дело было все в той же искалечившей его пуле, прошедшей от нижней челюсти к предглазью. Усилия лучших пластических хирургов Израиля и Германии почти скрывали шрамы, но когда Баров улыбался, искалеченные лицевые мускулы тут же вздергивали губу вверх, обнажая не улыбку – оскал крупных белых клыков.

– Кесаревский нефтеперерабатывающий завод, – мягко сказал Баров.

– Но… это частная собственность Артема Сурикова.

– Частная собственность в России – это условность, Ольга Николаевна. И вот вам простой пример. Ведь вам, Ольга Николаевна, принадлежит треть комбината?

– Помилуйте, Данила, с чего вы взяли? Ничего мне там не принадлежит!

– Совершенно точно, – сказал Баров, – ничего. Ведь вы владеете не акциями завода, а акциями некоей компании, которая называется «Росско». Заводом владеет именно «Росско». Однако «Росско», в свою очередь, находится в доверительном управлении у корейцев, и вся система устроена таким образом, что если, к примеру, вы и Савелий Рыдник решите продать мне контрольный пакет «Росско», – Суриков может приказать корейцам продать акции собственно завода любой другой компании. Вот и выходит, что вы правы, что вашей собственности в комбинате ни копейки.

Подтверждение ее же собственного высказывания о том, что на комбинате ей ничего не принадлежит, почему-то сильно огорчило Ольгу Николаевну, и, чтобы скрыть огорчение, она поспешно набулькала в хрустальный стакан воду.

– Но я…

– Вы получаете с комбината деньги, хотите сказать вы? Вы не получаете денег. Все деньги крадет Артем. Я как бывший его партнер могу сказать, что прибыль комбината составляет не менее ста пятидесяти миллионов долларов в год. Сколько вы имеете вместо пятидесяти миллионов? Сдачу с мороженого. И даже сдачу он не может дать просто так – он взамен требует таких льгот, что получается, это не он платит вам деньги, это край платит деньги заводу.

Ольга Николаевна даже поперхнулась водой.

– То есть что вы имеете за свои акции? Вы имеете человека, который заставляет вас субсидировать его завод, и так как он понимает, что рано или поздно воровство выплывет наружу, он берет деньги, которые он получил с вашего завода, и на эти деньги пытается в Москве купить себе губернаторство.

Улыбка Барова была вырезана из пенопласта. Губернаторша дрожащей рукой потянулась за графином с водой.

– Вы знаете, – сказала губернаторша, – в сложившихся обстоятельствах я могу продать вам мою долю в «Росско».

– Ваша доля в управляющей компании «Росско» не стоит ничего, потому что управляющая компания «Росско» не распоряжается акциями завода. Однако «Росско» должна вашим компаниям. Вот эти долги я готов купить.

– Зачем?

– «Росско» должна «Биоресурсу», а завод должен «Росско». Я намерен обанкротить сначала «Росско», а потом сам завод. И я хочу это сделать через ваши долги, чтобы все видели, что я банкрочу завод с вашей санкции.

– И за сколько же вы готовы купить долги?

– За три миллиона долларов. По номиналу.

– Вы смеетесь, Данила Александрович. Вы только что сказали, что прибыль завода составляет сто пятьдесят миллионов долларов в год и что моя там треть. И вы мне предлагаете продать все за три миллиона долларов.

– Ольга Николаевна, я думаю, вы понимаете, кто именно на самом деле науськал прокурора Андриенко на ООО «Лада». Я вас уверяю, что Генеральная Прокуратура может в пять минут установить и арестовать настоящего владельца этого ООО.

– А ярусоловы?

– Вы мне долги, я вам – ярусоловы.

И в эту секунду Ольга Николаевна сообразила одну простую вещь. Компания «Биоресурс», занимавшая все правое крыло администрации губернатора, получала ярусоловы после решения арбитражного суда о банкротстве «Росско». И до решения арбитражного суда о банкротстве Кесаревского НПЗ. Ничто не мешало Ольге Николаевне переменить свое мнение о судьбе НПЗ в промежутке между этими двумя событиями. Банкротство – это война, которая ведется административным оружием, а кто выигрывает в такой войне? Тот, кто поставляет это оружие сторонам.

И если благосклонность губернской власти к москвичу Барову была оценена последним в десять пятнадцатимиллионных ярусоловов, то ничто не мешает второй стороне конфликта заплатить вдвое больше… Хотел Суриков стать губернатором или нет, это еще неизвестно, но вот предъявить ему это желание можно будет наверняка.

– Господи, Данечка! – всплеснула руками Ольга Николаевна, – да неужели вы думаете, я буду помогать этому скоту? Мало того, что он меня обворовывал, так даже сына на работу не взял! Сыночка моего, он пять лет на Западе учился, а он… Господи, Данечка, как наконец приятно иметь дело с порядочным человеком вроде вас….

Данила Баров давно откланялся и ушел, а губернаторша все сидела в руководящем кресле. Пухлые ее пальцы теребили столешницу. Дверь скрипнула, в кабинет вошел секретарь.

– А охранники-то, охранники его, – зашептал он возбужденно, – вы видели охранников этого Барова, Ольга Николаевна? Оливковые! По-русски не говорят!

* * *
Кесарев. май 1996 года

Данила навсегда запомнил этот день. С утра они запускали установку гидроочистки дизельного топлива: та не работала больше года, и весь дизель, которым торговал завод, имел чудовищное содержание серы – один процент против нормативных ноль целых две десятых.

Установка заработала к полудню. Старые рабочие, чумазые и перепачканные, подходили к такому же чумазому директору и обнимались с ним.

– Ну Данила, ты наш! – говорили они.

В заводоуправлении накрыли небольшой стол, и уже раздавались первые тосты, когда Данила приказал подавать машину.

– Ты куда? – спросил его главный инженер.

Данила поглядел на часы.

– Я скоро вернусь. Дашу из школы заберу и вернусь.

Данила заехал за Дашей в час пятнадцать. Школьники только-только начали расходиться. Одних забирали родители, другие играли на школьном дворе в «резиночку». Классная руководительница заметила кортеж Милетича и поспешила навстречу.

– Здравствуйте, Данила Александрович, – сказала она, чуть скованно сторонясь охранников, – вы что, не улетели в Москву?

– Почему я должен лететь в Москву?

Учительница удивилась.

– Но… ваш шофер, который забрал Дашу. Он сказал, что вы вместе летите в Москву.

Мир обрушился вниз, как разбитый камнем аквариум. Учительница глядела на него удивленно и немножко испуганно. За ее спиной девочка с косичками прыгала по асфальту.

– Когда это было? – услышал Милетич свой собственный голос.

– Два часа назад.

* * *

Вся городская милиция была поднята на ноги спустя пять минут. Заводская охрана вместе с ментами перекрыла дороги из города и аэропорт.

Классная руководительница рыдала на коленях перед Милетичем. По ее словам, похититель приехал за Дашей на том самом черном «Мерседесе» с номерами администрации края, на котором всегда ездил сам Милетич, кто же в школе не знал «Мерседеса» Милетича? Из трех городских «Мерседесов» два принадлежали Даниле. Более того, и сам похититель ей был прекрасно известен: это был один из водителей Данилы, по имени Петя Ушенко, смешливый и голубоглазый. Он работал у Данилы уже два месяца, и Даша села к нему в машину без малейших колебаний.

Через полчаса в школу прибыли все городские силовики, включая начальника УФСБ по краю. Это был невысокий расплывшийся человек, и серые его глаза глядели безмятежно сквозь Милетича.

– Вы кого-то подозреваете? – спросил начальник УФСБ.

– Чехов.

– Ах да. Вы же им что-то не заплатили.

Милетич помолчал, потом спросил:

– А где Рыдник?

Чекист развел руками.

– Он вчера улетел в Чечню. Выкупать наших омоновцев.

К двум часам Данила добился решения о блокаде морского порта. Нельзя сказать, чтобы поиски совсем не дали результатов: труп Ушенко, убитого выстрелом в затылок, нашли под откосом Приморского шоссе. Внизу на мелководье под скалами плавал колесами кверху пустой «мерседес».

Эта находка развеяла последнюю надежду Милетича на то, что все произошедшее есть глупое недоразумение и что придурок водитель повез дочку босса покататься по сопкам.

В четыре часа новость о похищении дочери генерального директора нефтезавода передали по телевидению; Данила плакал и бился на руках у Сурикова. Артем взял на себя руководство ментами и насильно запихал Данилу в машину. Когда они доехали до дома, они обнаружили у ворот два серебристых «Ниссан-мурано» и около них – Руслана Касаева с охраной.

– Данила Александрович, – сказал Руслан, – наш род и наши дети – все для мужчины. У тебя большое горе, я слышал. Поверь, это не моих рук дело. Тот долг, который на тебе, он не передо мной, он перед другими людьми.