В эту морозную ноябрьскую ночь Апти впервые не собирался маскироваться. Всем русским войскам, которые обложат завод по периметру, очень скоро станет известно, откуда ведется снайперский огонь.
Пусть они попробуют подавить шквальным огнем снайпера, находящегося на вершине установки, вмещающей железнодорожный состав с мазутом.
Апти был не один: вместе с ним на площадку поднялся наблюдатель, низкорослый двадцатилетний татарин по имени Равиль. Пока Апти обустраивался на новом месте, Равиль поднес к глазам новенький ПНВ и стал осматривать окрестности.
Спустя минуту он поднес к губам рацию. Несмотря на арабские позывные, говорил он по-русски:
– Фатах, Фатах, я Малик. Вижу черный «мерс» на установке А-147, установка не работает. Повторяю – установка не работает.
Халид, в директорском кабинете, подхватил с пола автомат и шагнул к дверям.
– Ты куда? – спросил Маирбек.
– Я хочу лично поздороваться со старым знакомым.
– И где же оборудование на сорок миллионов долларов?
Данила Баров стоял на третьем уровне установки изомеризации легких бензиновых фракций – три вздымающиеся вверх серебряные колонны, перетянутые этажами труб и поручней. Установка прекратила работу еще в девяносто третьем и сейчас больше всего напоминала руины Сталинграда.
– Какое оборудование?
Баров вместо ответа подал Карневичу белую пластиковую папку. Внутри были документы. Договор с российским филиалом японской фирмы «Мицубиси» о глубокой модернизации установки изомеризации легких бензиновых фракций за подписью Сергея Карневича. Платежка завода на счет российского филиала вышеупомянутой «Мицубиси». Платежка самого филиала, переведшего деньги почему-то в корейский банк. Справка ФСБ о том, что японская фирма «Мицубиси» не осведомлена о договоре, заключенном ее русским филиалом. Справка ФСБ о том, что подписи, печати и местонахождение указанного в документах русского филиала «Мицубиси» не имеют никакого отношения к подлинному филиалу фирмы. Справка о том, что все подписи Карневича – подлинные.
Карневич молча прислонился к холодному бетону и закрыл лицо руками. Баров шевельнулся рядом.
– Ты знал, что подписываешь?
– Если скажу, что не знал, вы все равно не поверите. Прокурор не поверил.
– Ты понимаешь, что твоя карьера кончена? Мне не нужно тебя сажать. Мне достаточно опубликовать эти документы, и тебя возьмут обратно в «Коноко». Мыть машины на фирменных заправках.
Карневич махнул рукой.
– Что от тебя хотел Руслан?
Генеральный директор молчал.
– Я жду, Сергей, – холодно поторопил Баров.
– С меня хватит откровенных исповедей, – сказал Карневич. – Я… исповедовался. Руслану. Два дня назад. На меня наехал прокурор с этой бумагой и сказал, что я должен ему часть завода. И я рассказал это Руслану. Сегодня Руслан пришел ко мне и сказал, что он решил мою проблему с прокурором и что я ему должен за решение.
– И что ты ему был должен?
– Какая вам разница, Данила Александрович? Вы стояли за всем этим. За чеченцами. За прокуратурой. Вы круче их, не так ли? Я наконец понял, что такое российский олигарх. В России есть прокуроры, которые делят собственность, в России есть бандиты, которым ты должен, едва с ними поговоришь, и в ней есть олигархи, которым прокуроры и бандиты все равно, что мыши слону. Вы хотите меня посадить? Пожалуйста, сажайте. За что? Мне уже неважно. Хотите – за этот договор, хотите – за убийство прокурора. Хотите – за сговор с инопланетянами, вам же все равно платить деньги за мою посадку, а когда платят деньги, совершенно все равно, за что сажать!
– Это все чеченские понты. Касаев не убивал прокурора.
– Почему вы в этом уверены?
– Потому что я знаю Касаева. Он разводит чаще, чем убивает. Этим чеченский бизнесмен и отличается от чеченского бандита. Чеченский бизнесмен разводит чаще, чем убивает, а чеченский бандит убивает чаще, чем разводит.
– Но Руслан умеет убивать?
– Спрашивать, умеет ли чеченец убивать, – все равно что спрашивать, умеет ли волк кусаться. Что Руслан у тебя потребовал?
– Наш танкерный флот.
– А ты?
Карневич снова закрыл лицо руками.
– Ты понимаешь, кто тебя подставил на самом деле? Ты понимаешь, почему твоя подпись появилась на этой платежке?
– Потому что я придурок. Потому что я проверял на заводе все. Каждый день я проверял стопку бумаг толщиной в три пальца. Но мне в голову не пришло проверять подписанный до меня контракт с крупнейшей японской фирмой.
– Потому что такова система Сурикова. Тебя увольняют, ты просишь о компенсации, тебе показывают эту бумажку. И ты молчишь.
– Но почему?
– Потому что Суриков убирает всех, кто лучше его разбирается в бизнесе. А, к сожалению, разобраться в бизнесе лучше Сурикова – это несложно, потому что он совсем в нем не разбирается. Он разбирается только в том, как разводить и убирать. У Сурикова до тебя было три генеральных директора. Второй был убит, как только Суриков решил, что тот нагулял слишком большой вес. Третий был уволен с уголовной статьей. Кстати, это была ошибка: он послужил мне основным источником информации.
– А первый? – спросил Карневич.
– Первым директором был я.
Баров помолчал, вынул папку из рук Карневича и пошел к лесенке. Его израильские охранники следовали впереди и сзади, как одушевленное приложение к своим «узи».
Уже взявшись за перила, Баров заметил:
– Странно, что он попросил танкеры.
– Что?
– Руслан мог попросить что угодно. Он мог бы попытаться вообще забрать весь завод, а потом торговаться со мной. Почему он попросил так мало? Почему – танкеры?
Первым к бронированному «мерсу» вышел Арон. Он остановился, обшаривая окрестности, словно радаром. Седан развернулся и стоял теперь боком к выходу. Мотор его тихо журчал, и сквозь темный янтарь стекол был виден силуэт задремавшего на спинке водителя. Глаза Арона отметили странную неподвижность силуэта, автоматически проследили линию разворота «Мерседеса» и так же автоматически зарегистрировали отпечатавшийся в грязи протектор еще одной машины – дорогих гудиеровских шин, которые только что побывали у установки, но почему-то не задержались.
Баров и Карневич шагнули из цеха сразу за Ароном.
В следующую секунду Арон толкнул Барова обратно, за бетонное перекрытие.
Арон бен Менахем, бывший охранник премьер-министра Израиля, и полевой командир Халид Хасаев начали действовать одновременно, только первым движением Арона была защита гражданского лица, а первым движением Халида – выстрел на поражение.
И уже осознавая, что Барова он не достанет, Халид понял, что дело было не в подготовке израильтян. Дело было в их отношении к жизни. У этих людей жизнь не делилась на мир и войну, как у русских. Она делилась на войну и ожидание войны, как у самого Халида. Они были готовы стрелять всегда, как автоматическая охранная система, потому что Израиль – это не была страна, где убивали на войне. Это была страна, где убивали в любую минуту – в ресторане, в кафе, в автобусе, накануне свадьбы.
А проклятый еврей, падая уже мертвый, успел зацепить Висхана и располосовать очередью двадцатилетнего, только что женившегося и еще не разучившегося улыбаться Саид-Али.
Грохот автоматных пуль обрушился на пустые колонны и переплетения труб. Откуда-то пролаял в ответ короткоствольный израильский «узи», Висхан за плечом выругался, и Халид с ужасом осознал, что он взял с собой мало людей.
Не прошло и двадцати секунд, а один боец был мертв, а второго зацепило: слишком большая плата за одного израильского телохранителя.
Загрохотала ведущая вверх лестница, тут же звякнуло справа, за толстой кишкой газопровода, Висхан высунулся, чтобы проводить глазами вываливающуюся из-под трубы, брошенную кем-то железку и получить вторую царапину.
Халид сообразил, что происходит, и вместе с оставшимися людьми кинулся на противоположную сторону установки. Оттуда он увидел три маленькие фигурки, бегущие по залитому луной снегу к обнесенному валом резервуару.
Висхан методично высаживал очередь за очередью в направлении фигурок. Автомат его был снаряжен для ночной стрельбы: две пули обычные, одна трассирующая. Одна из фигурок кувыркнулась с разбегу на снег, другая подскочила к ней, взвалила на плечи и потащила. Потом фигурки подпрыгнули и исчезли за валом.
– Не стреляй! – заорал Халид.
Висхан не понял. В бою он ничего не понимал, кроме целика и мушки. Рожок у него кончился, Висхан выщелкнул его из автомата и всадил новый. Халид бросился к нему, и в этот момент носок его глупейшим образом зацепился за вывороченную кверху сетку пола. Чеченец грохнулся со всей дури, приземлившись боком на приклад собственного автомата.
– Герз ма гохалахь!3
Ствол задергался, выплевывая короткие горячие гильзы. Сначала Халиду показалось, что пули не долетают до резервуара. Потом яркая искра трассирующей пули ударила в верхнюю часть полупустого двухтысячетонного хранилища, туда, где скопились бензиновые пары.
– Вспышка прямо! – закричал Халид.
Генерал-майор Рыдник подъехал к заводу в девять двадцать две. За его джипом следовал автобус со спецназом «Восход» – штурмовым подразделением краевого управления ФСБ.
На площади перед заводоуправлением стояли два мордастых автобуса с тонированными стеклами. Ни души вокруг не было. За зданием вспухал красный гребень пожара, и откуда-то издали доносился вой пожарных машин. Сотовый Сурикова не отвечал. По рабочему отозвался незнакомый голос.
– Говорит генерал-майор Рыдник, начальник управления ФСБ по Кесаревскому краю. Ты кто такой?
Трубка замолчала на несколько секунд, а потом в ней послышался новый голос:
– Подполковник Исенин. Спецназ внутренних войск «Поллукс». Я отвечаю за безопасность территории.
– Твою мать, как ты отвечаешь, если у тебя все горит!