Они уже обогнули маслоблок, когда Дани предостерегающе поднял руку. Баров осторожно выглянул из-за угла.
Впереди, в сотне метров, стоял ремонтный грузовичок, и четверо рабочих сгружали с него заглушки. Рядом стояли трое людей в камуфляже и с автоматами. Автоматчики стояли к рабочим спиной, и было ясно, что рабочие с ними заодно. Просто одни работали, а другие – охраняли.
Карневич зачарованно глядел, как двое людей тащат по полю заглушку, когда Баров тронул его за рукав.
– Смотри, – сказал Баров, – они потушили факел.
Действительно, оба факела Кесаревского НПЗ, день и ночь сжигавшие на двухсотметровой высоте все, что не могли переварить установки рифайнинга и изомеризации, – потухли.
Баров молча смотрел на потухшие факелы, а потом перевел взгляд туда, где возле газгольдера начиналась работа.
– Мы возвращаемся назад, – сказал Баров.
– Куда?
– К установкам первичной очистки.
– Зачем?
– Ты понимаешь, что они делают?
Карневич молчал.
– Ты плохо знаешь свой завод, – сказал Баров, – а вот у кого-то из наших гостей чертовски хорошее нефтехимическое образование.
За их спинами ощутимо грохнуло, и звезды заволокла новая порция черного дыма – это огонь перекинулся на второй резервуар.
Обмочившего штаны оператора уже выволокли в коридор, а генерал Рыдник все глядел в оцепенении на труп у своих ног.
Коротко прозвонил сотовый. Чеченец выслушал сообщение, выключил сотовый, вынул из него батарейку и выбросил в корзину для бумаг.
Двое чеченцев по-прежнему держали Рыдника на коленях. Один пригнул его плечи, одновременно зажав щиколотку тяжелым ботинком, другой держал генерала на прицеле. Тот, который держал Рыдника, стоял так, чтобы в случае необходимости не перекрывать линию огня, и генерал еще раз отметил про себя высокую степень подготовки этих людей.
Чеченец в маске подошел и стал перед Рыдником. Он стоял легко и расслабленно, ствол АК-74 указывал в пол.
– Завод захвачен полностью, – сказал боевик, – мы контролируем весь периметр. Любая попытка проникнуть за периметр повлечет за собой расстрел заложников. Любая попытка отбить одну или несколько установок кончится уничтожением установки. Мои люди уничтожили нефтебазы в Озлони и Дарьине. Они уничтожили также нефтебазу Охотского флота в Торшевке. В Озлони и Дарьине сгорело тридцать тысяч тонн нефтепродуктов. В Торшевке – семь тысяч. Сегодня пятнадцатое ноября, и на улице минус двенадцать градусов. При такой температуре город Кесарев потребляет в день пять тысяч тонн мазута. Если завод будет уничтожен или остановлен, то Кесарей замерзнет завтра. А весь Дальний Восток начнет замерзать через неделю. Если завтра в семь тридцать утра мне заплатят пять миллионов долларов, то в семь тридцать пять по расписанию я разрешу «вертушке» с мазутом отправиться на Торгушетскую ГРЭС.
Рыдник в изумлении вскинул голову. Тон чеченца оставался таким же непререкаемым, как во время прямого эфира, но содержание речи удивительно изменилось. Чеченец не говорил о свободе; он говорил о деньгах.
– В знак доброй воли и того, что мы можем договориться, – продолжал чеченец, – я отпускаю тебя. И двух тяжелораненых. После этого и до передачи денег никаких переговоров не будет. Никто не будет освобожден. Переведете деньги – сможете передать еду и лекарства. Переговоры со мной будешь вести ты. Ты все понял?
– Никаких переговоров на таких условиях не будет. Никто не будет платить деньги террористам, – ответил Рыдник.
– Россия всегда платила за похищения людей. И всегда это делалось негласно.
– Вранье.
Вместо ответа чеченец сорвал с головы шерстяную шапочку, и начальник УФСБ по Кесаревскому краю недоуменно вгляделся в седое, с тяжелыми военными морщинами лицо. Оно было совершенно незнакомо; более того, на улице, в толпе, Рыдник никогда не признал бы в этом худощавом седом человеке чеченца. Если бы не автомат в одной руке и не четки в другой – странные четки с расплющенными пулями вместо бусин… Четки?! Сердце Рыдника споткнулось и пропустило один удар.
– Халид? – недоверчиво сказал генерал-майор ФСБ.
– Салам, Савелий Михайлович.
Рыдник закрыл глаза, а потом открыл. Халид все так же стоял перед ним, и дуло его автомата упиралось в пол. Другой чеченец, стоявший за спиной Рыдника, зашевелился, и его ботинок больно придавил щиколотку. Скорее кожей, чем глазами, Рыдник чувствовал направленный на него автомат.
– Тебя же убили, – тупо сказал генерал.
– И даже неоднократно. По данным твоего ведомства, меня убили двадцать шесть раз.
– Тебе никогда не уйти отсюда живым.
– Жаль. Потому что если я завтра погибну, то послезавтра по Си-эн-эн покажут пленку. О нашем с тобой совместном бизнесе. Начиная с торговли людьми и кончая организацией этого захвата.
Рыдник молчал.
– Ты будешь вести переговоры, – сказал чеченец, – и ты уговоришь заплатить мне деньги.
Халид осклабился и добавил:
– И конечно, как всегда, ты получишь обратно свои тридцать процентов.
Они шли пятнадцать минут, топча свежевыпавший неглубокий снег, и когда они достигли здания, Дани, шедший впереди, повелительно поднял руку.
Под сплетением труб стоял японский игрушечный грузовичок с открытым кузовом, и мягко падающий снег крутился в свете фар. В кузове стоял небольшой ящик, и человек в камуфляже, повернувшись к ним спиной, что-то делал с ящиком. Через плечо у человека висел АК-74. Дверь в операторскую, несмотря на пятнадцатиградусный мороз, была распахнута.
Дани, не оглядываясь на хозяина, сделал знак рукой, и Баров вместе с Карневичем поспешно отступили за угол.
Вдалеке заорала милицейская сирена, через минуту к ней присоединилась вторая, и еще одна.
Подождав минуты три, Баров вышел из-за угла. Грузовичок все так же мягко урчал. Человек в камуфляже лежал у переднего колеса животом вниз и лицом вверх. Он умер раньше, чем успел закрыть глаза, и зрачки его блестели в свете фар.
Данила подошел к покойнику, чтобы забрать у него автомат, и замер, глядя на то, что находилось внутри грузовичка.
Деревянный зеленый ящик со вспоротым боком был набит аккуратными четырехсотграммовыми брусками в желто-серой обертке. Несколько таких брусков было вынуто и связано липкой лентой, и к ним был примотан радиовзрыватель, сделанный на базе радиостанции Kenwood: вместо динамиков провода были присоединены к электродетонатору, вставленному в специально проделанное фабричное отверстие в одном из брусков. Вся конструкция – шашки, детонатор и исполнительный прибор – была еще раз щедро обвязана зеленой изолентой, словно рождественский подарок под елкой.
Подрывник, видимо, готовился закрепить взрывчатку на сепараторе, когда ему свернули шею.
Данила подобрал автомат покойника и вошел в дверь.
Посереди комнаты лежал еще один труп, и из горла его торчала рукоять ножа. Двое операторов установки забились в угол и смотрели на Барова, как на привидение. Дани нигде не было видно. На столе была расстелена газетка, и на ней Баров заметил обрезки проводов и зеленой изоленты.
– Сколько их? – спросил Баров.
Один из дежурных поднял два пальца и показал сначала на мертвеца, а потом на дверь. Баров подошел к пульту и несколько секунд изучал его схему, а потом щелкнул тумблером, устанавливая максимальное давление в сепараторе.
– Что вы делаете? – испуганно спросил Карневич.
Баров щелкнул еще несколькими переключателями.
– Мой завод, – сказал Баров, – что хочу, то и делаю.
Положил автомат на стол и, пододвинув белый крупный телефон, начал накручивать номер. Сотовый Рыдника не отзывался. Сотовый губернатора был занят.
Данила набрал третий телефон.
– Майор? – сказал Данила. – Это Баров. Слушай меня внимательно и не бросай трубку. Тут тебе подвалила работа по профилю. Кесаревский НПЗ захвачен террористами. Их не меньше семидесяти. Они готовили операцию несколько месяцев. Ты меня слышишь?
– Да, – сказал Яковенко.
– Пункт первый, – сказал Баров, – немедленно прекратить подачу нефти на завод. Пункт второй – надо взорвать хранилища сырой нефти. Это сделает любой тандемный или кумулятивный заряд. Бьешь в верх резервуара, где скопились бензиновые пары, и результат гарантирован.
– Это значит взорвать весь завод?
– Нет. Кесаревский нефтеперерабатывающий построен по старой советской схеме. Он построен так, чтобы уцелеть даже при близком ядерном взрыве. Он занимает впятеро большую площадь, чем аналогичный завод на Западе, и за счет этого он не горит, как завод на Западе. Взрыв нефтехранилищ – это просто пожар в нефтехранилищах.
– Даже если его никто не тушит?
– Придется рискнуть, – сказал Баров. – Да. Самое главное. Кто бы ни был во главе этих террористов, это профессиональный нефтехимик. Он знает, что такое нефтепереработка. Какие бы требования он ни выдвинул, он не собирается взрывать завод. Он собирается отравить весь город. Он…
Одиночный выстрел раздался раньше, чем на пороге возник человек с зеленой повязкой на голове. Телефон на столе взорвался веером пластмассовых осколков. Из проема двери в глаза Барову глядел черный зрачок ствола.
Баров стоял, растерянно сжимая трубку с болтающимся проводом. Автомат, который он положил на стол перед собой, вдруг оказался самой бесполезной вещью на свете.
Чеченец сделал несколько шагов вперед и ударил носком ботинка чуть ниже коленной чашечки. Баров сложился пополам, как карточный домик. В дверь вбежали еще двое, и Карневич упал раньше, чем они его ударили.
– Пошли.
Барова вытолкнули на улицу. Падающий снег все так же серебрился в конусе фар грузовичка, и в пяти метрах неслышно работал еще один автомобиль. Как ни странно, это был черный бронированный «Мерседес» Барова. Под переплетением серебряных труб стоял Дани, и перед ним на коленях – худощавый седоволосый чеченец с глазами цвета вакуума и высокими татарскими скулами. «Узи» в правой руке Дани упирался чеченцу в висок. В левой руке израильтянин держал черную коробочку взрывателя с длинным серебристым усом антенны. Видимо, он прихватил ее у одного из покойников.