В ущелье мешками собирали солдатские жетоны, с чеченцами опять заключили перемирие, а в селе танцевали зикр и пели песню про храброго джигита Халида Хасаева, который, собственно, и командовал операцией с чеченской стороны.
Хотя лично комбат считал, что дело было не в Хасаеве, а в генерале Козлове. Если бы наступление вместо генерала планировала его корова, она и то справилась бы лучше.
Данила и Рыдник спали в одном вагончике. Данила не стал раздеваться. Ему почему-то казалось, что, если он будет спать одетым, вши доберутся до него не так скоро.
Перед тем, как лечь спать, Рыдник вытащил из «разгрузки» РГД-5, положил ее в ведро и ведро присобачил на притолоку. Развальцевал усики и привязал чеку веревкой к дверной ручке. Данила наблюдал за ним, закинув руки за голову.
– Это что? – спросил Данила.
– Будильник.
– В каком смысле?
– В таком. Если кто войдет, получит контузию. Как от «Зари». А мы успеем с койки скатиться.
Забрался под одеяло и добавил:
– Да ты не бойся. Она ведро не пробьет.
Данила заранее почесал уши.
– Зачем?
– Чудак человек. Привез в Чечню рюкзак с деньгами и спрашивает, зачем ему ведро с гранатой.
На переговоры с Халидом ушло два дня. Сначала к блокпосту приходили гонцы, а потом Хасаев начал связываться с ними по рации. После каждого разговора Данила звонил по спутниковому телефону в Москву человеку по имени Борис, и Борис звонил другому человеку, по имени Шахбан, тоже в Москве, а уже потом Шахбан и Халид как-то связывались между собой.
Шахбан был уважаемым членом чеченской общины в Москве и со своей стороны выступал гарантом сделки.
Один из первых гонцов принес фотографию Даши, снятую «Полароидом». Даша, в белом платьице и с заплетенными косичками, сидела на руках у бородатого похудевшего Халида и даже улыбалась.
К вечеру второго дня все было договорено. Обмен назначили на завтра на девять утра.
Данила зашел в штабную палатку; там комбат играл в нарды с командиром разведроты по прозвищу Корж. Вдали били короткие одиночные выстрелы: это один из охранников Данилы, прошедший Афган и спецназ, демонстрировал обалдевшим первогодкам навыки обращения с оружием.
– Не переживай, – сказал Синицын Даниле, – выкупим мы твою дочку. Место правильное, мы там неделю назад уже одного меняли.
– Кого? – спросил Данила.
– Прапора нашего. Он Халиду солярку продавал. Пять тонн.
– Продал?
– Продал. Вот только зря о деньгах спросил. Как он о деньгах спросил, так его вместо денег в яму и посадили.
– И что вы за него отдали? – спросил Данила.
– Еще пять тонн солярки.
– А где он сейчас?
– Лечится. Задницу ему чечены порвали.
Грохнуло так, что у Данилы заложило перепонки. Синицын с разведчиком, матерясь, выкатились из палатки. Данила выбежал за ними. Сухо треснула автоматная очередь, потом другая, мимо Данилы пробежал взъерошенный контрактник.
Данила повернул голову и с ужасом увидел, что сарайки рядом с блокпостом больше нет. Сарай не снесло взрывом, он не сгорел – он просто аннигилировался.
К блокпосту со всех сторон бежали солдаты. Комбат вместе с охранником Данилы стояли на броне танка и, отчаянно матерясь, вытаскивали из люка ошарашенного солдата.
Данила вдруг сообразил, что ствол врытого в землю Т-62 указывает точно на то место, где был сарай с курами.
Как выяснилось впоследствии, танку задуло песок через ствол, и старшина послал одного из бойцов почистить технику. Тот снял башню со стопора, развернул. Потом зачем-то покрутил колесо вертикальной наводки, поводил башней туда-сюда да и сунул палец в электроспуск.
Струя газов, вылетающая из дула модернизированной КБА-101 калибра 120 мм, распространяется со скоростью 1200 метров в секунду и рассеивается в атмосфере в десяти-двенадцати метрах от танка. Сараюшка с курами, утками и рабом стояла точно в створе выстрела в трех метрах от среза ствола.
Солдата выволокли из танка, и через мгновение на этом месте образовалась куча мала. «Прекратить!» – орал Синицын, да что толку?
Снаряд, пройдя сарай, ушел вниз по склону и разорвался где-то на дне ущелья. Оттуда подымался белый дым. Стрельба утихла. Из блокпоста на руках тащили солдата. Взрывная волна, ворвавшись в окно, отбросила его спиной о станину пулемета, обеспечив компрессионный перелом позвоночника. Двое других вышли, шатаясь, сами, зажимая руками окровавленные уши.
– Ты чекиста своего видел? – озабоченно спросил Данилу командир разведчиков. «Этого еще не хватало», – подумал Милетич.
Рыдника нашли очень скоро. Он лежал, как сломанная кукла, в десяти метрах от испарившейся сарайки, и из ушей его вытекали две тонкие струйки крови. Синицын начал материться, но когда Рыдника подняли, он задергался и открыл глаза.
Его отнесли в палатку и обкололи промедолом. Разговаривать с ним приходилось жестами, но от госпитализации он наотрез отказался. Диагноз ему мог поставить любой, кто когда-либо наблюдал тяжело контуженных.
Когда ложились спать, Данила вынул из-под стола ведро, положил в него гранату и пристроил ведро у притолоки, как сутки назад это сделал Рыдник.
Ольга Николаевна Бабец вбежала в спальню к мужу в половине десятого вечера. Когда она зажгла свет, из постели донесся истошный женский визг, и тут же из-под одеяла метнулись две щуплые девицы.
– Мы ничего… мы ему… – затараторили девицы, таращась на Ольгу Николаевну и смутную глыбу охранника в дверном проеме.
Ольга Николаевна затрясла мужа за волосы.
– Вставай, вставай, ирод проклятый!
Пьяный губернатор даже не шевелился. Было ясно, что девицы не врали: ничего-то он с ними не делал и сделать не мог.
– Вставай! Край проспишь!
Один из охранников включил телевизор. В телевизоре были трупы, кровь и кольцо формирующегося оцепления.
– Некоторым рабочим ночной смены удалось покинуть территорию завода, – сказала хорошенькая корреспондентка, подсвеченная осветительной ракетой, – они говорят о большом числе боевиков и огромном количестве имеющегося у них оружия.
Губернатор засопел и перевернулся на другой бок.
– Ты должен быть там, – орала Ольга Николаевна, – слышишь?
Один из охранников почтительно поднес ей телефон, и в этот момент губернатор открыл глаза.
– Кремль звонит, – сказал охранник.
Неизвестно, какая химическая реакция случилась в мозгу губернатора, ибо телефон он сцапал.
– Катька, – сказал губернатор в трубку, – ты че звонишь, б… Я ж те сказал, завтра. Тебя я е… буду завтра.
В половине одиннадцатого вечера взвод солдат из 17-го полка 136-й мотострелковой дивизии под командованием лейтенанта Ческалина перекрыл дорогу, ведущую от нефтезавода к центру города. Взвод был поднят по тревоге, и Ческалин был пьян в дым. Прямого эфира он не видел, а сообщение о захвате завода террористами инструктировавшие его старшие офицеры единодушно сочли продолжением дневных новостей и интригой начальства против московского олигарха.
Тем не менее служивые решили извлечь из приказа практическую пользу и принялись досматривать машины. В короткий срок они собрали полторы тысячи рублей, а с небольшого грузовичка, шедшего из совхоза «Приморский», сняли ящик с левой водкой.
Всего люди Ческалина остановили и обыскали семь машин. Восьмой – не повезло. Это был облупившийся «Крузер», угнанный двадцать минут назад крепко укуренной компанией. «Крузер» сначала резко затормозил, но когда сержант подошел к машине, восемнадцатилетнему водителю бросился в глаза автомат и непривычный наряд гаишника.
Водитель притопил газ, старлей отшатнулся от машины и, будучи нетрезв, упал; автомат в его руке дернулся, посылая очередь в небо, и остальные члены наряда решили, что выстрелы раздались из машины
Солдаты выскочили на шоссе, беспорядочно паля из автоматов. Подбитая машина вильнула, воткнулась в дерево и загорелась. С заднего сиденья выскочил пылающий пассажир, пробежал несколько метров и упал, срезанный очередью.
Один из солдат побежал к месту катастрофы, а другой схватил рацию Ческалина:
– Пятый! Пятый! Я Седьмой! – заорал он. – У нас стрельба! Вооруженная иномарка шла к городу! Офицер ранен!
Спустя пять минут после происшествия командиру 17-го полка полковнику Воронову доложили:
– Взвод лейтенанта Ческалина вступил в бой с чеченскими террористами! Ческалин ранен!
– Что же террористы делали на дороге? – удивился полковник, а потом хлопнул себя по голове, снял трубку и позвонил командиру дивизии генералу Иннокентьеву.
– Чеченские боевики пытались выдвинуться к городу, – сказал комполка. – Под моим руководством враг был остановлен.
Командир 136-й мотострелковой дивизии распорядился представить участников боестолкновения к награде и в свою очередь позвонил командующему округом генералу армии Веретенникову.
Генерал выслушал его отчет, еще не зная о бойне в в/ч 12713 и никак не сопоставив вылазку чеченских боевиков с обыкновенным – таких сотни – контрактом, подписанным им три дня назад с генеральным директором ООО «Вартан» Александром Колокольцевым.
Поэтому сразу после звонка командующий округом связался по засовской связи с Москвой, с министром обороны. Его соединили, несмотря на раннее утро.
– Товарищ министр! – отрапортовал генерал. – Вверенные мне войска только что отразили попытку чеченских террористов прорваться к городу. Террористы убиты, у нас только раненые. Остатки террористов блокированы на заводе.
Баров плохо запомнил путь обратно. С того момента, как он узнал командира чеченцев, он больше не думал ни о деньгах, ни о заводе. Бок болел все сильней, из раны текло, как из крана с сорванной прокладкой, и, когда Данила поворачивался, ему казалось, что кто-то вгоняет ему под ребра тонкие стальные скрепки.