Что это? Армия… подросла? Может, поэтому-то Гаррош и медлил – ждал подкреплений? Или Орда просто растянулась, расширила лагерь?
Озарение оказалось внезапным, будто удар молнии, и в следующий же миг на сердце стало спокойно. Теперь Калесгос знал, что делать. Взмахнув огромными крыльями – раз, другой, третий, – величественный, стремительный синий дракон развернулся и полетел назад.
Разумеется, самым важным было и оставалось Радужное Средоточие. Если похитителям вздумается воспользоваться им для разрушения, весь Азерот могут постичь небывалые беды. Но, пока реликвия хаотически мечется по континенту, до нее не добраться. Выходит, опасность хоть и велика, но не угрожает миру прямо сию минуту.
В отличие от Орды.
Да, Калесгос понимал: такого решения принимать не следовало. Ни один другой синий дракон так бы не поступил.
Но он, Калесгос, не какой-нибудь другой синий дракон! Тем более что с каждым взмахом могучих крыльев на сердце становится все легче и легче.
Военный совет – по всей форме, с картами, оловянными солдатиками, бутербродами и множеством жарких дебатов – продолжался четыре с половиной часа, и наконец Маркус Джонатан предложил устроить перерыв.
Джайна позаботилась о том, чтоб провести драгоценные минуты отдыха в одиночестве. Казалось, ее уже целую вечность швыряет из кризиса в кризис, и, что ни день, всем вокруг необходимо ее внимание, ее мудрость, ее совет, ее мастерство… Последним был поиск Радужного Средоточия, проблема, о коей Джайна не осмеливалась лишний раз вспоминать: чем дальше, тем труднее становилось одолеть опасения, что задача окажется не по силам даже бывшему Аспекту стаи синих драконов. И вот теперь это – Орда, уничтожившая крепость Северной Стражи и обратившая взор в сторону ее собственного города.
Общества Джайна никогда не любила, предпочитая буйному шуму балов и застолий тихие вечера в окружении милых друзей – свитков и книг. Такой она была в юности, такой же осталась и в зрелые годы, хотя, как видному дипломату, ей приходилось посещать множество официальных приемов. Впрочем, и вести переговоры она предпочитала с глазу на глаз, если только это возможно. А затем, когда с переговорами покончено, соглашение подписано, и все тосты подняты, возвращалась домой, в Терамор, истосковавшись по его сравнительной уединенности и неспешному ритму жизни. Но теперь жизнь в Тераморе била ключом – с подобным Джайна не сталкивалась даже в Лордероне. Казалось, город переполнен людьми, излучающими силу, власть и решимость. Все уединение подернулось паутиной трещин, будто разбитое зеркало, отражающее лишь острые осколки спешки да хаоса.
Едкие запахи близлежащих болот в Тераморе ценили далеко не все, но выйдя за порог и вздохнув полной грудью, Джайна невольно заулыбалась. Да, не изысканные, с детства памятные ароматы даларанских цветов, не свежий дух смолы и хвои лордеронских сосен… но для нее этот запах был запахом родного дома.
Тут на нее пала тень. Прикрыв глаза ладонью, Джайна подняла взгляд и увидела в вышине крылатый темный силуэт, заслонивший солнце. Описав в небе круг, он снизился, увеличился в размерах… Узнав Калесгоса, Джайна радостно улыбнулась и замахала рукой.
Из-за заполонивших город войск приземлиться огромному дракону было негде. Заложив вираж, Калесгос устремился к песчаной полосе Зловещего берега.
В эти тревожные дни городские ворота держали на запоре и бдительно охраняли. Подойдя к ним, Джайна нетерпеливо замахала караульным, и, едва те распахнули тяжелые створки, поспешила через холмы к морю, легко уворачиваясь на ходу от множества огромных черепах, неспешно расхаживавших по берегу.
С великой осторожностью приземлившись на узкую полоску песка у кромки воды, Калесгос принял облик эльфа-полукровки. Увидев его, Джайна замедлила шаг. Что это с нею? Женщине ее возраста и положения вовсе не подобает, поддавшись минутному порыву, бегать, будто девчонка! А щеки-то как раскраснелись… Отчего бы? От смущения, а может, просто от быстрого шага?
Увидев ее, Калесгос засиял, и сердце Джайны затрепетало, окрыленное надеждой.
– Нашел? – спросила она, крепко стиснув его руки, простертые ей навстречу.
Улыбка на миловидном лице Кейлека разом померкла.
– К несчастью, нет. Все еще мечется, да так беспорядочно, что не уследить.
– Жаль, – с сочувственным вздохом сказала Джайна. – Сочувствую… и тебе, и всем нам.
– Мне тоже жаль. Но скажи… кажется, ты расстроена? Неужели дело не ладится? Я думал, при таком множестве мудрых советников ты уже давно нашла способ побить Орду, отправить их домой к матушкам и убедить заняться вязанием да спасением беспризорных котят.
Джайна невольно рассмеялась шутке.
– Да, с помощью столь многих опытных полководцев нам действительно посчастливилось. Но… с ними могут возникнуть трудности.
Кейлек бросил взгляд в сторону тераморских ворот.
– Тебе не нужно спешить с возвращением?
– Нет, еще немного времени у меня есть.
Кейлек слегка сжал ее руки, выпустил одну из них, не отпуская другой, и кивнул, предлагая прогуляться вдоль берега.
– Рассказывай, – просто сказал он.
– Все они… чересчур воинственны.
– Ничего удивительного, это же полководцы.
Джайна с досадой махнула рукой, мельком подумав, отчего продолжает сжимать в руке ладонь Кейлека.
– Да, разумеется, но… тут дело не только в суровой необходимости войны. Для многих из них вражда с Ордой – вопрос личный. Знаю, этого следовало ожидать, но… ты ведь знаешь мою историю. Война с Ордой унесла жизни моего отца и брата. Я предпочла не следовать их путем, но бороться за мир. Казалось бы, если уж кому и горевать, и ненавидеть Орду, так это мне. Однако ж вот я слышу, как жестоко, как оскорбительно некоторые из них отзываются об Орде, и сожалею об этом от всей души. Да, я хочу защитить свой дом. Хочу отогнать Орду прочь, избавить тераморцев от близкой опасности, но вовсе не желаю… выпускать кишки или насаживать головы на пики!
– Если бы и желала, тебя бы вряд ли кто-нибудь упрекнул, – заметил Кейлек.
– Но я не желаю! Я не… – Джайна запнулась, подыскивая нужные слова. – Мой отец не просто хотел победить. Он ненавидел орков. Он хотел сокрушить, растоптать их, стереть их с лица Азерота. Того же хотят и некоторые из этих генералов.
С этим она повернулась к Калесгосу и подняла взгляд. Казалось, его ясный, чеканный профиль вычерчен на фоне неба несколькими штрихами пера художника. Наморщив лоб, он внимательно слушал волшебницу, но не сводил глаз с дороги: как бы ни ему, ни спутнице не оступиться. Почувствовав взгляд Джайны, он тоже повернулся к ней. Отчего она прежде не замечала великолепной, глубокой синевы его глаз?
– Ты очень любила их, – мягко сказал Кейлек. – Своего отца, Дэлина, и своего брата, Дерека.
Внезапно обнаружив, что не может смотреть в эти добрые синие глаза, Джайна уткнулась взглядом в усеянный плавником песок под ногами.
– Конечно, – подтвердила она. – И… и до сих пор думаю, что в их гибели виновата я.
– Твой отец погиб от рук орка, но после ты крепко подружилась с Траллом. А твой брат… – Тут голос Кейлека зазвучал печальнее и мягче прежнего. – Твой брат был убит одним из красных драконов, несших на спинах орков.
– Но теперь я крепко подружилась с драконом, – заметила Джайна, стараясь хоть немного развеять мрачность момента.
Губы Кейлека дрогнули в легкой улыбке, но взгляд его так и остался невеселым.
– И теперь ты гадаешь, что сказал бы отец о твоих нынешних делах, – сказал Кейлек.
Потрясенная глубиной его проницательности, Джайна молча кивнула.
– Как по-твоему, его убеждения достойны похвалы?
– Нет, – откликнулась Джайна, покачав головой. – Просто… так трудно сейчас слышать те же полные ненависти речи! Словно… эхо далекого прошлого. Пожалуй, я не ожидала… не готовилась ни к чему подобному. Но как мне сказать им, что их боль и гнев – это плохо, когда они повидали столько горя и вынесли так много утрат?
– Нет, тебя расстраивает вовсе не их боль и гнев, – сказал Кейлек. – Никто не вправе сказать, будто ты не натерпелась того и другого с избытком. Ты не согласна с выводами, извлеченными ими из пережитого, а в несогласии ничего дурного нет. Однако… ты считаешь, из-за этой враждебности на них нельзя полагаться в бою?
– Нет, – поразмыслив, ответила Джайна.
– Тогда и они, на мой взгляд, вряд ли считают, что твое стремление к миру помешает тебе драться и защищать собственный город.
– Но… а, впрочем, какая разница, что думают они и что думаю я?
– Разница огромна. Однако все вы сходитесь на том, что город не должен пасть. И это в данный момент важнее всего остального.
В его голосе явственно чувствовалась серьезность, никак не касавшаяся предмета разговора. Замедлив шаг, Джайна подняла на него вопросительный взгляд.
– Кейлек… я знаю, для тебя важнее всего отыскать Радужное Средоточие. Я ничуть не ожидала, что, отыскав его, ты вернешься – откровенно говоря, я вообще не ждала твоего возвращения. Отчего же ты вернулся?
Казалось бы, совсем несложный, этот вопрос поставил его в тупик. Устремив взгляд вдаль, точно на нечто, невидимое для нее, Калесгос надолго замолчал. Джайна тоже умолкла, терпеливо ожидая ответа. Наконец Калесгос повернулся к ней и вновь взял ее за руки.
– Мне тоже пришлось сделать выбор. Я мог продолжать погоню за Радужным Средоточием в надежде – скорее всего, напрасной, – что оно остановится… а мог вернуться сюда и сообщить, что готов помочь тебе защищать Терамор.
Губы Джайны дрогнули, но ответила она не сразу.
– Кейлек… конечно, это очень любезно, но… к чему тебе чужие заботы? Ты должен найти Радужное Средоточие.
– Не думай, о долге перед стаей я не забыл, – сказал он. – Поиски я буду продолжать до последнего. Однако, если ты, Джайна Праудмур, будучи магом, согласишься выйти на бой плечом к плечу с синим драконом… я весь к твоим услугам.
Всплеск бурной радости и новой надежды едва не лишил Джайну чувств. Пришлось еще крепче сжать в ладонях руки Кейлека, взиравшего на нее сверху вниз. Прилив чувств был столь силен, что она даже не могла подыскать подходящих слов благодарности. Вот только… не слишком ли знакомо ей ощущение счастья, что переполнило сердце? Нет-нет, вздор! Калесгос – вожак стаи синих драконов, но в разговорах нередко называл себя, так сказать, «странным». Все это – не более чем его необычный интерес к делам юных рас, а об иных возможностях и думать нечего. Свет свидетель, она никогда в жизни не отличалась пониманием мужчин, однако… однако отчего же он продолжает держать ее за руки, отчего его сильные, теплые пальцы так бережно сомкнуты вкруг ее ладоней?